— Тогда мы хуже зверей, — произнес я одними губами. — Звери убивают лишь для пропитания.
Рол услышал — у него вообще был острый слух. Скривился.
— Не забивай себе голову, Эскер, — сказал следопыт. — Иначе дрогнешь в решающий момент. А это смерти подобно. Ведь ты хочешь еще пожить?
— Хочу, — покорно согласился я.
Я прекрасно понимал, что думаю о прописных истинах, что Рол прав. До меня тысячи ученых и философов ломали головы над этими вопросами. Наверное, это возрастное. В дурной голове начинают появляться умные мысли. Ничего оригинального, просто наступил определенный период взросления. Но тут тревожит иное. Почему хорошие и действительно важные мысли считаются детскими и наивными? Неужели быть взрослым — значит очерстветь, не обращать внимания на такие вещи? Или так просто легче?..
Я хмуро посмотрел на груды тел. Недавно это были живые, дышащие люди. Наверное, кого-то любили. А теперь просто бездушная куча парующего на морозе мяса и костей. Журчали ручейки крови, густыми алыми потоками стекали с пологого склона: Среди этого ужаса бродили выжившие воины. Добивали врагов, своих раненых оттаскивали к палатке лекарей. Люди в серых длинных одеждах суетились, перевязывали раны, поили живительными настойками.
Появился Феран, кивнул мне. Офицер выглядел кровавым демоном. Но оказался жив и невредим, даже не ранен.
— Хорошо сражаешься, Эскер, — сказал воин. — Только неправильно.
— А как правильно? — проворчал я.
— В строю, — твердо сказал лейтенант. — Сообща мы сильнее. Спину соратник прикроет, подсобит в трудную минуту. Ты здорово помог, но не высовывайся, ради богов!
— А как же честь, радость битвы, доблесть? — спросил я и криво ухмыльнулся.
— Лучше быть осторожным и живым, чем смелым и мертвым, — отпарировал Феран.
Командир провел быструю перекличку. От тридцати воинов, начинавших сражение, осталось пятнадцать. И лишь десяток боеспособных, но израненных и усталых. Я плюнул на конспирацию, подлечил их заклинаниями. Уже неважно, что подумают. Выжить бы.
Не успели мы отдышаться, как вновь протрубили трубы. Мы бросились к валу. Поле все было в столбах черного дыма, к небу рвались языки пламени. Скифрцы бежали вперед под прикрытием щитов. Опять копейщики, а за ними сразу мечники. Свежие резервы, еще не потрепанные нами. Феран приказал зарядить арбалеты. На каждого пришлось сразу по два таких агрегата.
Я прислушался: где-то далеко слева раздавался грохот, ржание лошадей. В бой вступила рыцарская конница? Пора бы. Ловушки и волчьи ямы обезврежены, почти все колья посбивали. А если где-то растащили баррикаду, то самое время имперцам опробовать остроту копий.
Появилось ощущение, что я уже вечность стою под этими невероятно голубыми небесами и ярким полуденным солнцем. Я сражался, отдыхал и вновь сражался. Махал мечом и бил заклятиями, отплевывался от чужой крови, стрелял из арбалета. Тело овевали волны горячего воздуха, в небо летели пламенеющие звезды. Огнеметатели работали не прекращая.
Потеряв еще троих, мы сбросили с вала следующую волну солдат противника. Но почти сразу пришло пополнение из двадцати воинов, и мы отбили еще два нападения.
В одну из передышек пробегающий мимо вестовой попросил воды. Между глотками рассказал, что на левом фланге объявились эльфы, истребили обороняющихся стрелами. А потом в дело вступила рыцарская конница и служители. Ограждение разметали святыми словами. Лишь резерв из огневиков и нескольких конных отрядов сумел остановить прорыв. Поэтому подкрепления ждать не стоит, все там. Вестовой осушил флягу и умчался.
Мы собрались в уголке. Тут оказалось самое чистое место.
— У нас почти не осталось воинов, — прохрипел Маэрдир, сидя в жидкой холодной грязи. — Чем думает Максимус?
— Головой, — проворчал Феран в ответ. — А не тем, чем ты решил. Комендант правильно рассчитал. Нужно измотать имперцев, уничтожить как можно больше. Иначе развалят крепость по камешкам.
— Мы все здесь останемся, если не прибудет подкрепление, — угрюмо сказал мечник. — Или если не отступим.
— Не думаю, что дела настолько паршивы, как ты говоришь, — вымученно улыбнулся лейтенант. — Комендант не дурак и зря губить людей не станет. Нужно продержаться еще немного. Приказ об отступлении будет, не сомневайся.
— Надеюсь, — пробормотал Маэрдир. — Хочется еще погулять по миру.
— Погуляешь, — фыркнул Рол. — И мы продержимся. Огнеметатели целы. Да и чародеи у нас не промах. У других дела обстоят гораздо хуже.
Следопыт подмигнул мне. Я кивнул в ответ и подумал, что Рол чересчур оптимистичен. В живых осталась всего горстка воинов. Нас пятеро — тех, кто начали путь еще с Лугара. И еще четверо воинов Третьей пограничной. Двое копейщиков и двое арбалетчиков. Но измученные и подавленные. Раны я кое-как залечил, но усталость снять не смог. А у скифрцев еще тысячи свежих воинов.
Я и сам, честно говоря, едва стоял на ногах, даже заклинания не помогали. Во время боя получил несколько серьезных ран, едва сумел излечиться. Один ловкий мечник почти отрубил мне ногу. Другой подобрал оброненный кем-то из наших арбалет, выстрелил в упор. Стрела куртку не пробила, но раскрошила мне несколько ребер и едва не размозжила сердце. Шрамы жутко зудели и чесались, а в ушах звенело от потери крови. Я то и дело ощупывал грудь, кривился при воспоминании о той кошмарной боли.
— Долго не нападают, — хмыкнул Маэрдир и настороженно прислушался. — Боятся, что ли? Раньше передышек не давали.
— Типун тебе на язык! — фыркнул Рол. — Пусть их. Надоело мясником работать.
— Эскер с Игом еще и поварами подрабатывают, — попытался пошутить мечник. Поймал мой недовольный взгляд и замахал руками. — Все-все; больше так не шучу.
— Слышите? — внезапно встрял один из арбалетчиков, худосочный пожилой мужичок. Поднял руку, привлекая внимание. — Поют!
— У тебя в ушах звенит, — съязвил Маэрдир. — Я ж видел, как тебя по голове огрели. После такого и небесных дев увидишь…
— Постой! — перебил Рол. Закрыл глаза и прислушался. — И правда, поют.
Остальные умолкли и тоже напрягли слух. Действительно, сквозь шум битвы прорывалось далекое пение. Постепенно становилось громче, сильнее. Язык непонятный, однако чувствовалось в нем нечто странное… Далекие голоса просили, обещали и грозили. Похоже на военный марш, торжественный и суровый.
В солнечном сплетении разорвалась острая боль. Я схватился за живот, согнулся пополам. Вспыхнула страшная догадка — служители! Я хватанул ртом холодный воздух, захрипел. На меня глянули с беспокойством и страхом — магу плохо. Феран и Рол переглянулись, пошли звать лекарей. Маэрдир с кряхтением встал с земли, подошел ко мне.
