И делал паузу, чтобы зачитать новую порцию из списка. Даже те африканеры, которые оскорбляли его, следя за выступлением, прислушивались к списку погибших, раненых, пленных.
Он собирался говорить до тех пор, пока не опустится ночь или пока он не упадет. Он предлагал людям надежду.
– Значит, там, говоришь? – переспросил Санмартин у пленного.
Как и большинство других, этот был захвачен ночью. И вроде бы был из сговорчивых. Санмартин выбрал одного из солдат, который не изображал занятость, и приказал:
– Эй, ты, ну-ка пригляди за ним!
Молодой солдат уперся дулом автомата в спину бура так, что оно спряталось в складках одежды.
– Пожалуйста, не двигайся. Иначе мне придется отчитываться за расход лишнего патрона.
Санмартин сложил ладони рупором и выкрикнул в направлении входа в арсенал:
– Рауль Санмартин, капитан, первый батальон, тридцать пятый имперский пехотный стрелковый полк. Прошу вас сдаться.
– Очень жаль, но ничего не выйдет, – было ему ответом.
– Если вы не сделаете этого, мы собираемся выбить вас оттуда. Самоубийство бессмысленно. И бесполезно.
– Не так уж и бесполезно. Моя последняя задача – чтобы боеприпасы здесь не попали в ваши руки. Это мои боеприпасы, видите ли. – Человек говорил приятным, хорошо поставленным голосом. – Меня зовут Клаассен. Вы могли бы меня узнать по известному вам обращению.
Санмартин ввел имя в свой компьютер.
– Не глупите, Христос. Вы же не такой безголовый, как эти, которые с Шееперсом. Мы сегодня вечером заканчиваем зачистку. Все кончено, и нам нужны люди, которые смогут подбирать камни, – предпринял он еще одну попытку.
– У меня есть своя вера. Я сделал выбор, это вопрос моей чести, хеэр Санмартин. Я как-то слышал одну поговорку, вы, может, поймете ее: вино горькое, но это наше вино, – ответил Клаассен и подчеркнул свою речь короткой очередью, повернулся к Оливье, чтобы узнать его позицию. Тот весь дрожал от страха. – Хочешь уйти? Что ж, хватит и одного. Иди, я уверен, они не причинят тебе вреда, – спокойно промолвил Клаассен.
Оливье отрицательно покачал головой, не в силах произнести ни слова. Клаассен тяжело кивнул.
– Значит, вдвоем вознесемся. Все мы умрем когда-нибудь. Но, чтобы быть смелым, надо вначале научиться бояться. Я по-прежнему думаю, что ты проявил себя полным идиотом, когда связался с Орденом и его действиями, ну да Бог с тобой.
Оливье держал руку в руке, чтобы не так заметна была дрожь. Пальцы онемели и не слушались. Многие из тех, кто кричал громче всех, первыми же выпали из борьбы, стоило имперцам нанести удар. Но не все.
– В подвале есть особое оружие. Почти все, что у нас осталось, – произнес Оливье, клацая зубами.
Клаассен подумал о словах Оливье.
– Можем называть его атомными бомбами, нас никто не слышит. А ты знаешь комбинацию?
– Нет.
– Жаль. Спроси у Стридома, если увидишь его раньше меня. – Выражение глаз его смягчилось. – Все равно ни в коем-случае не стал бы применять их.
Оливье кивнул, понимая чувства соотечественника.
– Если дойдет до этого, – сказал он, стараясь побороть страх, – то ты нажимай на кнопку. Я не думаю, что смогу. – Потом Оливье перевел глаза на вход. – Кто это?! – воскликнул он.
К ним подходил Санмартин, размахивая вышитым носовым платком.
– Не стреляйте, это флаг перемирия, я без i оружия.
– Подходите, – пригласил жестом Клаассен. – Вы не сдаваться пришли?
– Боюсь, что нет.
– А не страшно, что мы можем взять вас в плен? – спросил Оливье на отличном английском.
– Опять же боюсь, что нет. Плохое обращение с парламентером – это высшее военное преступление. Лучше стрелять в императора. В противном случае ваша семья будет выслана, лишенная гражданских прав. Депортация с гражданскими правами – уже достаточно плохо. Это вы – Оливье? У вас же две маленькие дочери. – Санмартин с досадой покачал головой. – Когда их высадят где-нибудь, они смогут добывать на жизнь только попрошайничеством, воровством или проституцией. Перерезать им горло – куда гуманнее.
– Насколько я понимаю, у вас есть какая-то причина, по которой вы пришли сюда, – сухо произнес Клаассен. -
– Клаассен, все кончено, а вы могли бы помочь склеить все заново. Вашему народу позарез нужно несколько честных людей. – Он достал из кармана маленькую радиостанцию. – Вот Альберт Бейерс объяснит вам все лучше меня.
Санмартин взглянул на Оливье.
– Вы можете оставаться, но ваша семья все равно будет депортирована – с гражданскими правами. И им наверняка захочется, чтобы вы были с ними.
– А как насчет боеприпасов? Мы же не можем оставить их вам! – протестующе заявил Оливье.
– А-а, это. Одну минуту. – Он достал из другого кармана взрывное устройство. – Идите и сделайте это, только профессионально. Но если вы не сделаете этого через час, то мы выполним всю работу за вас.
Санмартин повернулся и пошел на улицу, под солнечный свет.
Через сорок минут он спросил:
– Есть там что?
Лейтенант Рейникка из инженерно-саперного взвода лишь покачал головой в ответ.
– Ладно, – с досадой буркнул Санмартин, махнув рукой. – Приготовиться очистить надшахтное строение.
– Стойте, они идут! – вдруг выкрикнул Рейникка. – Вся работа насмарку!
– Мы избежали большой беды, это только кажется, что опозорились. На сколько мы поставили заряд? На час? – Санмартин сложил руки рупором и закричал Клаассену и Оливье, которые шли с высоко поднятыми руками. – Быстрее, торопитесь!
С помощью шахтного оборудования в шахту закачали электролит. За четыре минуты до взрыва Рейникка направил туда 88-миллиметровый зажигательный снаряд, чтобы поджечь выделившийся водород. Почти сразу раздался приглушенный взрыв и они увидели огромное облако пыли, взметнувшееся к небу.
– Оставайтесь здесь и проверьте уровень радиации. Пошлете в счет «ЮСС», – приказал Санмартин Мусегьяну и его коллеге по инженерно-саперному взводу.
– Ну, этот Бейерс та еще штучка, Хендрик. Он мажет грязью все, что ты сделал. Что, переключить? Что-то плохо я выбрал, где мне воевать, – заметил Мигер, продолжая слушать выступление Бейерса.
– А я и не подозревал, что ты знаешь африкаанс, Даниэл, – с рассеянным видом произнес Пинаар.
– Знал бы, если бы я потрудился сообщить тебе об этом. – Тут Дэнни показалось, что он узнал одно из названных по радио имен. – Ле Гранж – это не футболист?
Пинаар не знал и пробурчал нечто невразумительное.
– Многие сердца разорвутся, если это так, – мрачно заметил Мигер.
Бейерс закончил читать имена, и вдруг раздался другой голос.
– Ты был прав, Хендрик, это твой друг Верещагин. Тонкий человек, как ты говоришь. Разве то, что он предлагает, – это получше того, что я мог бы придумать, будь я на его месте? И это после того, как он так накостылял нам.
