Арвис.
Стража.
Дворня.
Их сомнения явны. И ощущаются.
— Пока сложно сказать, — почему-то Винченцо не хочется говорить о человеке, который выделяется среди прочих. И ведь сложно сказать, чем именно он выделяется.
Невысок.
Худощав.
Сутуловат. Он похож на людей, разве что мелкие детали выдают иное происхождение. Но если не присматриваться, то похож. И все же есть что-то в его позе, в его манерах, слишком уж инаковое.
Что?
— Не трогай, — Винченцо покачал головой. — Я дал свое слово.
— Это ты зря.
— Нет. Миара, пожалуйста.
— Успокойся, — она нежно погладила его по руке. — Я не собираюсь его убивать.
Винченцо ей поверил, вот только спокойствия это не добавило. Меж тем действие разворачивалось. Вот баронесса поднесла шкатулку.
И на свет вновь появилась корона.
Алые камни пульсировали нервным рваным ритмом. Показалось вдруг, что корона эта слишком велика для мальчишеской головы, что вот-вот и проскользнет она, повиснет дурацким обручем на шее. Но нет. Не проскользнула.
Не повисла.
Села.
Сдавила голову и мальчишка скривился от боли. А дикарь покачнулся вперед. Все его тело напряглось, и появилось ощущение, что еще немного и он не выдержит, сорвет проклятый венец с головы подопечного.
— Все хорошо, — де Варрен смахнул тонкую нить крови, что потянулась по виску. — Все хорошо. Так надо.
Пульсация ускорилась.
Усилилась.
И Винченцо услышал тонкий нервный звук, который буквально сводил с ума. Этот звук пробивался сквозь привычный уже грохот барабанов. И те, сколь ни силились, не могли защитить от него. Звук был тонким.
Злым.
Он разрывал изнутри.
И не желая слышать его, Винченцо зажал уши руками. Рядом охнула, падая на колено, Миара. И не только она. В руку же барона легла держава.
Звук сделался громче.
Резче.
Невыносимей. И тело перестало слушаться. Это тело согнулось, желая одного — лечь на камни. А потом все прекратилось.
Наступившая тишина показалась еще более тяжелой, чем этот звук-крик.
— Приветствуйте, — ломкий мальчишеский голос пробился сквозь полог беззвучия. Вызвав новый приступ боли. — Приветствуйте нового владыку де Варренов.
Владыку.
А ничего так парень в роль вошел.
И главное, ощущение, что всю жизнь к ней и готовился. Будто выше стал. Шире. Нет, отмытый и причесанный, облаченный в шитые золотом одежды, Джер куда больше походил на барона, чем прежде. Но вот чтобы сразу и во владыки…
Замахнулся.
Главное, что слушают.
Миха сунул палец в ухо и почесал. Мерзковатый звук. Будто комар внутрь залетел и зудит, гудит, мешает сосредоточиться. А народу в зале явственно поплохело, верно, от избытка баронского величия. Даже баронесса стоит, белее собственного платья, рученькой нос зажимает, а из него красными бусинами кровь падает. Такхвар к стеночке прижался и по ней сполз.
И этот, что главный над стражей.
Сама стража.
Маги.
Винченцо выгнул спину, упираясь руками в пол, то ли подняться собирался, то ли еще что. Сестрица его — красивая она, однако — вовсе без чувств лежит. И отчего все?
Миха головой крутил, пытаясь понять.
Нет, он чувствовал эхо силы, которая проходила сквозь тело. В груди даже покалывало, но не сказать, чтобы болезненно. Неприятно, не более того.
Голова слегка кружилась.
Но желания пасть ниц не возникало. Хорошо. Миха еще раз огляделся. Ну да, корона имелась. С камушками. И камушки, как было обещано, пылали алым светом. И не только на короне. В руках Джер держал круглую штуковину, тоже камушками украшенную.
И там они тоже горели.
А он стоял.
Держал.
И глядел растерянно. Миха и решился. Он отлип от стены, обошел стражника, который сидел, стискивая голову руками. И второго тоже. Третьего.
Отодвинул в сторону госпожу баронессу, что попыталась влезть, правда сделал это бережно и со всем почтением.
— Ты чего творишь? — спросил Миха шепотом.
— Я… я не знаю! — также шепотом ответил барон, разом теряя собственную владыковатость. — Я… взял, а оно вот само!
И потряс своим яблоком с камушками.
— А они вот…
Вот.
Точно, вот. Из уха баронессы выползла алая ниточка крови. Этак благородную даму и удар хватит. И не только её.
— Так, убирай эту хреновину в шкатулку, — Миха поднял её, выпавшую. — И приказывай клятву приносить.
— К-какую?
— Верности. Да побыстрее надо будет, пока не очухались.
— Я… — Джер глядел с ужасом на собственную руку. — Я разжать не могу. Оно не дает!
— Даст, — Миха ткнул пальцем в яблоко и прислушался. Ничего, вроде. Током не бьет, скорой смерти за неуважение не обещает. Перехватив руку мальчишки, он осторожно принялся разжимать закостеневшие пальцы.
— Что вы… — баронесса оказалась куда более живой, чем выглядела.
— Не мешай, — буркнул Миха. Пальцы разжимались. Рука перевернулась, и круглое яблоко выпало, аккурат в подставленную шкатулку.
Отлично.
А на ладони мальчишки остался алый отпечаток, будто след ожога.
— Больно?
Джер покачал головой.
— Ничего не чувствую.
— С короной управишься?
— Это венец.
— Один хрен. Снять надо, пока мозги не продавил.
Джер поднял руки и опустил. Поглядел жалобно:
— А… может, ты? А то он такой тяжелый. Невыносимо просто.
— А что ты хотел? Бремя власти, оно такое.
Венец тяжелым не показался, напротив, какой-то совсем уж невесомый, будто и не из железа сделанный. А может, и вправду не из железа? Камушки горят. И желание возникает примерить. На нем, на Михе, небось, не хуже смотрелся бы.
Желание становится острым.
И что-то будто нашептывает, что это правильно. Какой из пацаненка барон? В нем дури явно больше, чем мозгов. Миха же — дело другое.
Он справится.
И власть удержит. И вообще сделает так, чтобы всем жилось хорошо. Джера не обидит. Баронессу. Просто… просто так будет правильно.
— Иди-ка ты нахрен, — проворчал Миха. — Ключик золотой. Ищи себе другого буратину.
И на душе стало легко.
А руки вот дрогнули. И венец, словно обидившись, выскользнул. Миха попытался поймать его, но красные камни полоснули по пальцам, и пальцы обожгло.
— Твою ж…
— Вам явно не хватает воспитания, — покачала баронесса, глядя как-то слишком уж внимательно. И платочек протянула. Беленький. Кружевом отороченный. — Надеюсь, вы не будете против исправить сие недоразумение?
У самой кровь текла.
Из носа.
Из уха.
И из левого глаза, ползла по щеке, оставляя темный след. А она туда же, про воспитание.
Страшная женщина.
— Не буду. Спасибо, — Миха платочек принял, чтобы не обижать. Но не удержавшись, поднес пальцы ко рту и лизнул. Надо же, царапины, глазом едва различимы, а кровят зверски.
И не останавливается.
Точно, странно.
Все тут странно.
Он облизал пальцы под укоризненным взглядом баронессы, но хотя бы кровь течь перестала. А платочек вернул.
— Вам нужнее. У вас тут вот, — он коснулся виска. — И вообще. Голова не болит?
— Болит. Немного. Терпимо.
Говорила она ровно. И лицо вроде не перекроило. Если повезет, обойдется без инсульта. Джер тоже выглядел вполне себе вменяемым. Только башкой потряс.
— Ну его, — сказал он тихо. А Миха, оглядевшись, — люди в зале постепенно приходили в себя, — напомнил:
— Клятву возьми.
— Мудрый совет, сын, — поддержала баронесса. И первой опустилась на колени.
Вот же…
Средневековье дремучее.
Клятва.
Слова. И снова слова. Очередная сгорбленная спина. Джер внимает. И главное, с полной серьезностью, то ли венец-таки мозги придавил, то ли все же воспитание сказалось, но слушает.
Руки в руках.
Клинок.
Капля крови на острие. И капля эта мажет и без того уже не слишком чистые пальцы барона. А он спешит оставить след на лбу клянущегося. Точно средневековье. Никакой гигиены.
