Всадник развернулся и подъехал к колдуну. Дэвид узнал барона Хагата.
— Как вы?
Дэвид поморщился:
— Жить буду… Спасибо.
С некоторым трудом ему удалось встать на ноги. Уже ни о чем не думая, почти рефлекторно читая исцеляющее заклятье, Дэвид огляделся. Королевских солдат, еще не успевших покинуть двор, добивали наемники из «Последнего союза» и люди Хагата. Огня больше не было. Кое–что горело, но было видно, что дэвидовы эксперименты с огненной магией, по счастью, не вылились в дворцовый пожар.
— Поднимайте мост, закрывайте ворота! — зычно крикнул барон Хагат. Его люди бросились исполнять приказание. Дэвид наложил на себя, вдобавок к исцеляющему, еще и анестезирующее заклинание, и стал чувствовать себя почти сносно.
— Собраться вместе! — командовал барон, кружась по двору на коне. — Во дворец! Убивать всех, кто откажется сложить оружие! Женщин и безоружных не трогать!..
Дэвида кто–то тронул за плечо. Колдун поспешно отстранился. Снова навалилась тошнота.
— Что с тобой? — раздался сзади голос Янгана. — Ранен?..
— Ерунда. — Дэвид оглянулся. — Ну что, навестим короля? Навестим нашего королька… как я его называю?
Несмотря на то, что солдат королевской гвардии и опоясанных рыцарей во дворце было примерно в пять раз больше, чем людей Хагата, дворец они заняли почти без потерь — так велика была паника в рядах противника. Большинство прикормленных Маркманом рыцарей без сопротивления отдавали оружие и отправлялись под арест. Их честь, подкрепленная паникой после смерти графа и общей нелюбовью к Стевольту, никак при этом не страдала — ведь они сдавались не обычному противнику, а демоническому колдуну, которому (как ясно показала битва во дворе) невозможно было противостоять. Стевольта никто не защищал. Когда мятежники ворвались в его комнату, престарелый обжора бухнулся на колени, умоляя сохранить ему жизнь. Даже без просьбы Ратхара никто не поднял бы руку на короля. Несмотря на все его ничтожество, лишить Стевольта жизни означало погрузить страну в хаос. Стевольта заставили подписать отречение в пользу дочери и посадили под замок.
Почти три недели мятежники находились в королевском дворце на осадном положении. Людей, на которых можно было положиться, катастрофически не хватало, и большую часть пленных рыцарей и баронов пришлось отпустить в город. Если бы пленники вздумали сейчас взбунтоваться, последствия могли быть самыми тяжкими. В особенности, учитывая то, что с внешней стороны королевский дворец окружила городская стража. На стены они не лезли, скорее, собирались взять замок измором. Сталкиваться в открытом бою с колдуном никому не хотелось, но пока мало кто верил, что немногочисленные мятежники сумеют удержать в своих руках власть. Жители Лаутагана никаких действий не предпринимали: купеческие и ремесленные гильдии заняли выжидательную позицию, относясь к перевороту как к большой сваре в среде знати. Стевольт был жив — и ладно; Биацка будет королевой — закон, считай, не нарушен. Можно заниматься своими делами, время от времени с интересом оглядываясь на дворец — какой еще фортель знать выкинет?
Через три недели северные бароны, вассалы Черного Герцога (за несколько часов до переворота барон Хагат отправил к ним курьера), наконец, подошли к столице. Теперь всем стало ясно, что чаша весов окончательно склонилась в сторону мятежников. Войска вступили в город, и подъемный мост королевского дворца медленно опустился. В городской страже несколько седоусых вояк были отправлены на покой, а на освободившиеся места назначены их молодые помощники, немедленно заявившие о своей верности новой власти. Свадьба и коронация Биацки и Ратхара (ходить, благодаря дэвидовым заклятьям, он уже мог, но легкая хромота так и осталась с ним на всю жизнь) состоялась в один и тот же день. Пир был горой, рекой лилось вино. А уже через четыре дня Черный Герцог… пардон, король Ратхар Первый, забрав большую часть своего войска, умчался на войну.
На западе, сформировавшись из остатков армии, собранной Маркманом для нападения на северян, возник мощный союз феодалов, направленный на реставрацию власти Стевольта. Хотя их громкий девиз мог обмануть разве что ребенка: возглавивший союз Такрет, Западный Герцог, в свое время воевал и со Стевольтом, оспаривая у него королевскую корону. В стране наступило смутное время: цены на зерно продолжали расти, каждый феодал творил на своей земле все, что хотел, теперь уже без всякой оглядки на столицу. А Ратхар, нанесший поражение Такрету, гнал войска последнего к западным границам. К зиме было заключено перемирие, Ратхар вернулся в Лаутаган, обнял жену и, наконец–таки, отменил «особый военный налог», введенный еще Стевольтом и Маркманом, чем мгновенно расположил к себе население Гоимгозара. К чести нового короля следует заметить, что порядок в королевстве он навел довольно быстро: если необходимо — действовал жестко, но никогда не перегибал палку и не озлоблял против себя население. Прошла зима, и в столицу один за другим потянулись бароны с юга, востока и запада — выразить свою верность новому королю.
Пока Ратхар не предпринимал почти ничего для осуществления реформ, озвученных в свое время перед Дэвидом, но было видно, что он не только не забыл о них, но, напротив, убедился в их необходимости. Установив для баронов максимальный порог, больше которого они не могли брать поборов со своих крестьян, он стал самым популярным королем (среди низших и средних слоев населения) в Гоимгозаре за последние сто лет. Услышав об этой мере, Дэвид немедленно подарил королю и королеве коллекцию кубков и тарелок, загоравшихся мерцающим красным светом в том случае, если еда или питье оказывались напитаны ядом.
Несмотря на потрясающее различие в характерах (а может быть, именно благодаря этому) Ратхар и Биацка жили душа в душу: Ратхар правил, Биацка писала стихи и заканчивала создание гобелена, работу над которым начала еще в те дни, когда Черный Герцог находился в темнице. Гобелен, что неудивительно, изображал самого Ратхара, стоящего в черных доспехах и черном плаще посреди поля боя, усеянного телами убитых майрагинов, окруженного своими верными северными баронами.
Отрекшийся от трона Стевольт был препровожден в какой–то отдаленный замок на севере, где жил под непрестанным наблюдением. Хотя значительных средств на его содержание не выделялось, все же их было достаточно, чтобы Стевольт мог целый день проводить за своим любимым занятием — обжорством. По сути, его кормили на убой. Он растолстел еще больше и вскоре не мог уже самостоятельно передвигаться. А через два года заточения в замке Стевольт по прозвищу Король–Обжора скончался от ожирения сердца.
