— Мы теперь революционная братва. Главная гвардия пролетарской революции, — похвастался матрос Кошкин.
— Это как? — поинтересовался Назаров, сооружая примитивный бутерброд из горбушки и огурца.
Максим Кошкин вскочил, поправил бескозырку, схватил винтовку в углу, ударил прикладом об пол и заорал на весь вагон:
— Слушай, братушки! Мы команда загр-радителя «Громовер-ржец»! Чего, корниловская мор-рда, ничего про «Громовер-ржец» не слыхал?! Я этими руками сам задушил контр-адмирала Краббе фон Акселя! Я пер-рвый в Зимний вошел, я всех временных министров в Петр-ропавловку по Невскому гнал, штыком в жопу. Поняли, мор-рды!!!
Кошкин сел, выпил полкотелка воды.
— Вот так мы и разговариваем. Особенно хорошо номер проходит в хохляцком местечке Гнилые Панки, где местный народ думает, что заградитель — корабль побольше линкора.
— Так ты сам себя в матросы записал? — спросил Назаров, уминая бутерброд.
— Конечно. Балтийцы сейчас самые крутые бойцы революции. В Петрограде я и вправду прошлой осенью оказался. Зимний брать не довелось, но об этой ночке наслышался. Потом попал в эшелон к матросам. Катались, катались по России, воююя за пролетариат, за мировую революцию. То в Москву — Кремль брать, то под Могилев — генералов душить, то на Киев — воевать с Радой. Так случилось, матросов среди нашего отряда почти и не осталось. Только братва, которая две вещи делать умеет: пить и стрелять. Зато хорошо умеет.
— А сейчас с кем воюем? .
— Мы было подались на Северный фронт, на Двину. Но там холодно, с закуской плохо. Да и начали нас комиссары прижимать. Теперь мы еще не решили, куда двинуть — на Волгу, с чехами воевать, или на Дон, с казарой. Туда дальше, зато Дон — жирней.
— Ну, за встречу, — сказал Назаров. — За те общие фронтовые денечки, когда мы глохли от обстрелов и в хлюпающей окопной грязи мечтали о возвращении домой, на родину, в Россию.
Все выпили.
— Сейчас, ребята, только я позвоню.
— Погоди. Еще по одной, и вместе пойдем. Начальник вокзала спит, ну, мы его разбудим. Эй, Гарбузенок, с нами не ходи. Ты опять пулемет прихватишь и так настреляешься, что Чека приедет. А наш поезд только утром.
* * *
Князь поднялся на второй этаж. За ним, тяжело дыша от тяжести сокровищ, шли ребята.
Они приблизились к кабинету покойного купца. Оттуда продолжали слышаться хриплые стоны.
— Силен парень, — уважительно сказал Князь. — Неужели Дылда ему язык не развязал?
С этими словами он вошел в кабинет. Первое, что увидел Князь — лежащего на полу Дылду. Над ним стоял Сосницкий.
Князь и его люди выхватили пистолеты. Дмитрий отошел от своей жертвы.
— Дылда, — укоризненно сказал Князь, — у него же руки были связаны.
— Надо было и ноги, — прохрипел Дылда.
— Ты, жеребец, — сказал Князь, прицеливаясь в Сосницкого, — говори, кто такой.
— Кем я раньше был — тебе знать не надобно. А кто я сейчас такой — так и быть, тебе скажу. Я твой новый компаньон.
Кистень ожидал, что Князь выстрелит, но тот не сделал этого.
— И в чем мы компаньоны? — спросил он.
— В сегодняшней операции. Ты взял золото у тех (Сосницкий кивнул в направлении комнаты, где находились купцы), мы — у тебя. Сейчас придется его поделить.
— «Мы» — это кто?
— Я с одним приятелем на днях ехал в Москву пензенским поездом. И узнал, что в багажном вагоне имеется одна неучтенная жидкость.
Ребята, стоявшие вокруг Князя, заматерились. Тот сделал им знак — потише. Разговор продолжился.
— И что же ты, голубчик, сделал с жидкостью?
— Не только я. Без друга не обошлось.
— Это тот, который укатил? — спросил Князь.
— Конечно же. Сперва мы с ребятами, которые были при вагоне, подружились, потом поссорились. Одним словом, те ребята с поезда сошли, а мы — остались.
— Не юли. Ты замочил Кирю?
— Не знаю, — ответил Сосницкий. — Из поезда его еще живым выкинули. Поезд, правда, ехал быстро.
Правая рука Князя вытянулась. Дуло пистолета сильно ткнулось в лоб Сосницкому — так доктора выявляют сифилис, ткнув молоточком. Бандиты задержали дыхание. Их пахан таким манером никогда не брал на понт, он стрелял.
Однако на этот раз Князь убрал пистолет.
— Продолжаем? — спросил Сосницкий. На лбу у него краснел маленький кружочек, обрамленный капельками пота.
— Продолжаем, компаньон, — медленно сказал Князь. — Дальше.
— Прибыли мы в Москву. Вагон оставили в одном месте, потом решили тебя найти. Продать мы все равно не смогли бы, ни оптом, ни ящиками.
— Не смогли бы, — удовлетворенно заметил Князь. — Уже ближе к вечеру на Лубянке оказались бы. Или у меня.
— Поэтому я и решил тебе спирт вернуть. Искали тебя весь день. Так получилось, что нашли лишь здесь. Увидели, как ты за эту ночь разбогател, вспомнили главный большацкий девиз: «Грабь награбленное». Пограбили.
— Кто сказал, что я тут? — прервал его Князь.
— И у компаньонов бывают маленькие тайны. Одним словом — нашли. Не беспокойся, таблички на своем пути не вешали: «Сюда идите — Князя найдете».
— Тогда последний вопрос, голубчик. Я вот, положим, сейчас прикажу с тебя кожу снять, как те краснокожие, о которых в детстве ты, надеюсь, книжки читал. Что ты мне предложишь, компаньон, чтобы я такое удовольствие отложил?
— Грузовичок с золотишком. И вагон со спиртом, если он тебе еще нужен.
— Где они, голубчик?
— Князь, — сказал Сосницкий, — ты геометрии обучался?
— Приходилось, — ответил изумленный пахан.
— Это хорошо. Значит, поймешь. Завтра, то есть какое завтра, уже сегодня, я должен встретиться с дружком в радиусе двух километров от Курского вокзала. Там мы заранее условились.
— Когда, где?
— Об этом скажу чуть позже. Когда мы туда придем. Но сперва договоримся. Нам столько золота не надо. Трети хватит.
— От того, сколько в грузовике? — спросил Князь.
— Конечно.
— Хорошо, голубчик. Одно непонятно: какого черта твой приятель будет там тебя ждать, а не рванет с золотишком куда подальше. О дружбе не говори, кто хоть час на шести пудах золота посидит, заразится болезнью похуже сифака. От такой болезни маму забывают, не только друзей.
— Здесь расчет, — сказал Сосницкий. — Ты золото получишь, спирт, если тебе он еще нужен. Потом мы с тобой простимся. Надеюсь, навсегда. И тут же уедем. Мой друг понимает: если я его не найду в условленном месте, то все тебе сразу расскажу, кто мы да откуда, где можно искать в Москве. Ему такой груз на руках из города не увезти, придется распорядиться золотом тут же. А я недавно слыхал: кто в Москве металлы и камешки пристраивает, в стороне от тебя пройти не может.
