— То же случилось и со мной, Кэсси, — продолжила Кали. — Мой отец... ладно, детали не имеют значения, во всяком случае, не сейчас. Мы поговорим об этом, когда все закончится, если хочешь. Главное в том, что ты не грязная, не виноватая, не плохая. Потому что ты не сделала ничего плохого.
Кэсси испытывала такое чувство, словно она была сделана из фарфора, а теперь упала на пол и разбилась на мелкие кусочки.
— Почему ты говоришь мне об этом сейчас? — прошептала девушка. — Ты убиваешь меня.
Кали прикоснулась кончиком затянутого в перчатку пальца к солнечному сплетению Кэсси.
— Оно сидит вот здесь. Что-то внутри влечет тебя к саморазрушению, потому что жить дальше в страхе прошлого невозможно. Это страх, что ты что-то сделал не так, страх перед неизбежным наказанием. Ты устала ждать, когда же опустится молот, когда наказание настигнет тебя. Но его не будет, Кэсси, потому что ты не сделала ничего плохого.
Не видя ничего от слез, Кэсси отвернулась и побежала прочь.
— С чувством безграничной боли, Элеанор, — произнес Кацуо Сумияма печально, — должен сообщить, насколько я в тебе разочаровался.
Лейни стояла в кабинете главы якудзы. Из-за прозрачных стен и притушенного света казалось, что она висит в воздухе, окруженная мраком и мигающим светом от небоскребов. Поток эвакуируемых протекал далеко внизу, в ночных каньонах улиц. Ей нечего было сказать, и она молчала.
Сумияма покачал морщинистой черепашьей головой.
— Они, гайчины... чужаки. Более того, они наемники. И ты все же предпочитаешь водить с ними компанию, несмотря на неоднократно выражаемое мной неодобрение.
«Я теперь не твоя пленная шлюха, — хотела крикнуть ему Лейни. — Я вообще не одна из вас. Я солдат Дракона». Не то время и не то место, чтобы произносить подобные слова. Потому что сейчас Сумияма мог сделать так, что она никогда не выйдет из этого кабинета живой. А уж если ее полк пойдет в сражение против «Кабальерос», она дожна быть уверена, что никто другой не встанет во главе «Призраков».
— Даже в нашей самурайской среде долг должен взять верх над чувствами, — произнес глава якудзы. — Мы высоко чтим наши традиции.
«Ты, сладкоречивый старый мошенник, — подумала она. — Как ты посмел назвать самураев своими братьями? Если честно покопаться в истории якудзы, то их корни уходят в мачи-якко, отряды самообороны, в которые собирались соседи и которые сражались против самураев. Теперь ты и такие, как ты, прикрываетесь традициями своих древних врагов. Врагов, считающих нас по-прежнему не более чем изгоями, отбросами и собирателями отбросов».
— Мои «Призраки» никому не уступят в вопросах чести, — сдерживаясь, произнесла она.
— Да, но тебе необходимо научиться уступать, дитя мое. В этом все проблемы с вами, молодыми: думаете, что знаете все, и всегда недовольны старшими. — Он пожал плечами. — И посмотри, что происходит. Ты заставила якудзу потерять лицо, общаясь с этими наемными убийцами.
Лейни не сочла нужным обратить внимание на иронию, прозвучавшую в словах Сумиямы, который назвал Семнадцатый полк «наемными убийцами». Она знала, что последует за этим.
— Я опечален, — со значением произнес оябун. — Мне стыдно. Твое поведение навлекло на меня этот стыд.
Она почувствовала, как Эмма и Саттон вдруг приблизились, смыкая кольцо окружения. Она сглотнула. Горло вдруг пересохло.
— Я уверен, что ты последуешь требованиям чинджи[16]. Она с трудом разлепила пересохшие губы:
— Я сделаю то, что обязана сделать.
Сумияма кивнул. Открыв ящик письменного стола, он достал четыре танто в черных ножнах из змеиной кожи.
Саттон нагнулся, чтобы разостлать на столе белое полотенце. Ухмыляясь, он подал Лейни полоску белой ткани.
Она приняла ее и обернула вокруг левой руки. Затянула потуже, чтобы прекратить циркуляцию крови, насколько это возможно.
Она подняла кинжал вверх, к глазам, и вынула его из ножен. Свою левую ладонь она положила на полотенце, широко растопырив пальцы, и склонилась над ней.
— Своими действиями я навлекла позор и бесчестье на моего оябуна, — проговорила она, стиснув зубы. Лейни прижала острие кинжала к основанию левого мизинца. — Так я искуплю мою вину.
Она нажала на кинжал быстрым, решительным движением. Сумияма, захлопав глазами, отскочил прочь, когда кровь из мизинца брызнула ему в лицо и на костюм.
Саттон подал еще один бинт, которым она быстро завязала кровоточащую руку. Сумияма широко улыбнулся ей:
— Приятно видеть, что ты проявляешь должное уважение.
Лейни кивнула на отрезанный палец, лежащий на окровавленном полотенце.
— Положите его в сухой лед. — Она заскрипела зубами от боли.
Сумияма восхищенно рассмеялся.
— Так я и сделаю. — Он самодовольно поглядел на остолбеневших слуг. — Прекрасная мысль, не так ли? А когда ты искупишь свою вину, разгромив бывших приятелей, сможешь получить его назад. Ты заслужишь это, я уверен.
— Так и будет, — сказала Лейни Шимацу и повторила: — Так и будет!
Кэсси плакала в темноте своей комнатки, прижимая мягкого медвежонка к груди. Ей и раньше частенько доводилось плакать в одиночестве, в темноте, но никогда так горько. Словно горе выплескивалось из нее под тяжестью гидравлического пресса. Девушке казалось, что кто-то засунул поглубже в глотку огромный стальной крючок и при помощи мощной лебедки вытаскивал ее несчастье на свет Божий. Кэсси стонала, корчилась от боли, источая потоки слез, как пожарный гидрант.
В какой-то момент девушка отключилась, полностью опустошенная. Когда через два часа рядовой разведывательного взвода пришел будить ее, Кэсси проснулась, чувствуя себя освеженной и преисполненной важностью предстоящего задания.
Часть пятая. ДЕНЬ МЕРТВЕЦОВ
Масамори, Хашиман
Район Галедона, Империя Драконис
2 ноября 3056 г.
Последние ночные звезды спрятались за низко нависшими зловещими тучами. Зима напала на Масамори неожиданно, словно кланы, и воздух стал хрупким и резким, как осколки стекла.
Немногие снежинки опустились вниз между бронзовыми башнями, припорошив головы и плечи роботов, выстроившихся вдоль пустынного проспекта. «Боксер» Элеанор Шимацу встал у фонтана, расположенного посредине площади, где на проспект Далтона выходили еще несколько улиц. Вокруг Лейни собрался первый батальон, готовясь к штурму.
Состоящие из членов якудзы полки «Призраков», напоминавшие старинных изгоев — ниндзя, лишь в одном имели преимущество перед самураями: они могли сражаться, используя любые, даже самые грязные методы войны, не опасаясь нанести урон собственной чести, так как сами в глазах самураев не значили ровным счетом ничего.
