Людоедская логика, но старик был вполне на это способен – ради внучки. Не могла Вафида не предупредить о подобной ловушке отца. Иначе бы он погиб на обратной дороге. И кто бы тогда носил в Убежище продукты и воду? Получатся, что Нагаев знал.
Кстати, есть же еще один вариант. Нагаев мог предупредить заранее. Но не Варнакова, а Закира. А перед ним они оба ломали комедию. Потому что заранее знали – Колян обречен на жертву. И все бы произошло по плану, если бы у шизанутого Закира не имелись свои намерения.
Есть ли другие варианты? Хм… а ведь пожалуй что и есть. У Зоны своя особая логика. Может быть, «мясорубка» беспрепятственно выпускала Вафиду, а его, Коляна, не захотела? Если Вафида спокойно проходила обратно, она могла и не знать о ловушке. Значит, не могла сказать об этом отцу. Логично? Логично.
Но почему «мясорубка» выпускала Вафиду? Считала своей? Да, он о таком слышал, когда Зона признает человека своим. Правда, на уровне сталкерских баек. Что-то вроде истории о Фаусте, продавшем дьяволу душу, только на новый лад. Человек не может одновременно существовать в двух ипостасях: либо он человек, либо он порождение Зоны, ее дитя. Нечто подобное случилось с Васькой Гуреевым, если, конечно, исходить из того, что Васька ему не померещился.
Так или иначе, надо руководствоваться предположением, что в одиночку из Убежища не выбраться: нужно выходить вдвоем, чтобы один стал жертвой, а второй смог пройти мимо «мясорубки». Нагаев четко сказал, что подобный белесый оттенок у камня означает, что он «голоден». И воздух, в самом деле, изменил цвет после гибели Нагаева, после чего открылся проход. А теперь «мясорубка» снова голодна. Это факт, который нужно принять и от него отталкиваться.
Он не знает, каким именно способом Вафида выходила из Убежища. И вряд ли уже узнает. Возможно, что она использовала вторую «отмычку». Возможно, что «мясорубка» выпускала ее, как свою. Гипотетически может существовать еще какой-то вариант, который просто не приходит в голову. Кто же ее поймет, эту Зону? У нее свои резоны, которые человеку до конца никогда не постичь. Если у нее вообще есть хоть какие-то резоны.
Нагаев рассказывал, что уфоровцы шли по следам Вафиды. Скорее всего, они были у камня, но не пошли дальше. Почему? Испугались свежих следов крови около валуна? Скорее всего, так и случилось. Наткнувшись на «мясорубку» и потеряв след Вафиды, они отправились дальше, обходя ловушки. Стандартное решение для спецназовцев.
Убежище оставалось недостигаемым, потому что никто не знал, что там Убежище. Вот в чем дело! Если кто-то и наталкивался на «мясорубку», то погибал. А если человек шел с напарником, и тот погибал, то этот человек после гибели напарника элементарно разворачивался. Откуда ему знать, что за валуном что-то есть? Ведь когда стоишь перед камнем, то видны лишь полуразвалившиеся коровники. И, кроме того, откуда появится уверенность, что «мясорубка» тебя тоже не слопает?
О хитрости ловушки мог знать лишь Карп, который привел сюда бандитов. Он сознательно заманил их, погибнув сам. Почему он решил погибнуть? Да черт его знает. Возможно, и вправду совесть замучила. А заодно устроил «сюрприз» бандитам – «заблудшим отрокам», как он написал в предсмертной записке.
Да, все это интересно. И, наверное, очень важно. Но что делать ему?
Варнаков достал фляжку и сделал два глотка…
Когда он подошел, Айгуль посмотрела на него и сказала:
– Ты вернулся.
Именно сказала, а не спросила. Она знала, что он вернется. И вдруг перешла на «ты».
Она сидела на траве и играла с мягкой куклой неопределенного пола, похожей на чебурашку. Заметив взгляд Коляна, сообщила:
– Это мне мама на день рождения подарила.
– Шестнадцатого июня?
– Нет, шестнадцатого июля.
– Подожди, но разве ты родилась не шестнадцатого июня?
– Какой ты непонятливый. Я родилась шестнадцатого июня, – нравоучительного произнесла Айгуль. – Но мы отмечаем мой день рождения каждый месяц. Мама говорила, что у меня день идет за десять. И когда мне исполнится десять лет, к тому времени я, наверное, проживу десять жизней. Драбалызнем по чашечке кофе?
– …Чего?
– Давай драбалызнем по чашечке кофе?
– Ах, да, – сказал Колян. – Понял. Давай драбалызнем.
– Я разогрею чайник. А ты покумекай, что подаришь мне на день рождения. Скоро шестнадцатое августа.
– Да, конечно. Покумекаю. На день рождения… это вопрос серьезный, мадам.
Простая и примитивная, как инфузория-туфелька, мысль вдруг стукнула ему в голову. И у него оборвалось внутри. А чья Айгуль дочь? Уж не его ли?
Айгуль родилась недоношенной шестнадцатого июня. У Вафиды, кажется, шел восьмой месяц беременности. Вроде бы так говорил старик. Варнаков начал загибать пальцы, считая в обратном порядке: май, апрель, март… получается, что забеременела она где-то в начале октября – неделей раньше, неделей позже. А когда они с ней рассорились? Вроде бы в начале ноября. Или в конце октября?
В тот день она будто с цепи сорвалась. Позже он списал это на проявления невротических приступов, которые периодически случались у Вафиды. Но сейчас ему стало казаться, что Вафида могла спровоцировать ссору. Зачем?
В тот день он случайно увидел Вафиду на улице, когда ее вез на мотоцикле один из приятелей-экстремалов. А они договаривались, что она порывает со своими безбашенными приятелями и больше никогда не ходит в Зону. Это было обязательным условием со стороны Коляна. Если Вафида хочет стать его женой, она должна порвать со своим прошлым – так потребовал он. Она поначалу упиралась, но затем вроде бы приняла необходимость таких изменений. И вот Варнаков заметил ее на улице.
Когда Вафида вечером пришла к нему домой, он начал ругать ее за этого мотоциклиста. Мол, мы договорились, а ты опять со своими экстремалами якшаешься. Но Вафида не стала оправдываться. Наоборот, закричала, что он за ней шпионит. А она свободный человек, и у нее должна быть своя частная жизнь. И что пошел он на хер со своими условиями.
И вдруг начала рассказывать о том, как ее однажды трахали на территории Зоны четверо парней. Как ей было здорово, какой она ловила кайф. А потом спросила: «Слабо вот так трахнуть меня в Зоне? Небось даже не встанет?»
И тогда он взбесился. Взбесился так, что ударил ее по лицу. Впервые за время их непростых отношений. Ударил вроде бы несильно, но она отлетела к стене.
Он находился в таком состоянии, что, наверное, был способен ее убить. Но она вытерла с разбитой губы кровь и засмеялась. И тогда он как-то резко успокоился – словно воздух выпустили. И сказал: «Убирайся».
Больше они не виделись.
Теперь ему не давал покоя вопрос. В день, когда они поссорились, знала ли Вафида о беременности? Они не собирались заводить ребенка. Вафида говорила, что предохраняется. Варнаков считал, то она должна пройти тщательное обследование. И если будут противопоказания, то рожать нельзя ни при каких условиях. И ничего страшного. Вон сколько сирот. Возьмут и вырастят, словно своего. А то и двух.
