— Айнер, завтракать будем?
— Не сейчас.
— Сам говорил, что сейчас завтракать будем. Ты что, опять в кому впадаешь?
— Почти — я думаю.
— Ух ты!..
— Завтракай сам, Кот.
— Я подожду, раз такое дело…
На подходах к Ивартэну мне придется подставиться, чтобы преодолеть четыре линии наземных пограничных постов. Замершие в вечном холоде машины «видят» все, «смотрят» повсюду, но пересечение — всего лишь несколько секунд — несколько секунд настоящего риска. А дальше… Можно рассчитать воздушные патрули. Первое поколение может устроить сбой на пограничном переходе и снять блокпост… Почти неисполнимо — почти… На высокой скорости может сработать. Но я не могу… Не могу взять на себя такую ответственность, такое бремя… Я не могу уничтожить всех этих живых существ — уничтожить, потому что в данном случае риск так велик, что его можно считать гарантией уничтожения. И не только риск… наша победа не остановит разрушения… Мы заберем все… ничего не останется после нас…
Мы сожрали себя, пожирая все вокруг. Все мы изначально приговорены к смерти — даже бессмертные. И что теперь? Раз уж уходим в небытие, так и всех за собой потащим?.. Мы принимаем смерть с достоинством. Вот только это достоинство, как и наше благородство, распространяется только на нас же самих.
Наши творения, не важно — разумные они или нет — они могут жить. Крысы — плоды усовершенствования сознания. Но это не человеческое сознание. И первое поколение — не люди. А что делает людей людьми? Что это за грань, перейдя которую человек перестает быть человеком? У нас ведь есть и духовность — способность подняться над животной сущностью, над материей. Мы способны пожертвовать благами, пожертвовать собой ради высоких целей… правда, так или иначе исходя из наших прямых интересов…
Не буду задавать себе глупый вопрос, почему решать должен именно я. Так есть. Это тяжелый выбор. Да, я не знаю, что такое жизнь без людей, без цивилизации, без войны и этой разрухи. Я вообще, кажется, не знаю, что такое жизнь…
Вот оно то, что меня все это время пожирало изнутри, терзало ограничители сознания. Я не должен так думать… Но и по-другому не могу…
Это решение должен принимать я. Я готов на все, чтобы переложить его на плечи генерала Снегова, которому под силу и такой груз, но он в Штраубе, и никуда ни попрешь. Сколько бы я отдал за то, чтобы мои бойцы были рядом, чтобы Герф был рядом — чтобы человек был рядом… Но я один. Один, с андроидом и армией крыс. Теперь решения такого порядка принимаю я.
— Что с тобой? Айнер, ты жив?
— Не мешай, Кот.
— Ты уже долго…
«Защитник» смотрит в упор…
— Ты понял, S9?
— Я думаю. Я не знаю… Не могу… Не мешай мне сейчас. У меня не просто крышу рвет! У меня рвет ограничители сознания!
Выхожу в коридор, за мной бежит Крыс-передатчик… Подождал его и посадил на погон. Иду в машинный отсек… Смотрю на транспорты, разворачиваюсь и иду в зал совещаний. В отражении на потолке мечется ворона, пытаясь разлететься по всем пустым светлым коридорам одновременно. Я не могу принять решение. Не могу думать о Штраубе под лучевым ударом и не могу думать о том, что всех этих наших тварей уничтожат… из-за нас… из-за меня. У меня есть возможность спасти их и есть твердая уверенность в том, что это последняя возможность. Мы сметем все на своем пути, если он продлится. И что мне делать? Подставить под удар все эти маленькие жизни ради продления агонии «бессмертных»?!
Я помню, как пал Хантэрхайм — пал не оставив ничего! Я помню сияющие льды, заливаемые хрустальным светом… Помню звон рассыпающегося города. Я помню штурм, помню боль, отчаяние, обожженные трупы людей, исчезающих со схем расположения, исчезающих в зыбком свете расщепителей их отрядов зачисток. И больше ничего… пустота… Эта всепоглощающая пустая тишина… Она методично, последовательно забирала наши города, наши базы, она забрала Хантэрхайм и заберет Штрауб. Она заберет весь наш мир — весь мир… В этой тишине, как статуи, встанут совершенные машины.
Понимаю только то, что не понимаю ничего. Я прямолинейно мыслящий человек с кучей стереотипов… У меня уровень развития S9, но это не потолок — мой интеллект куда как ниже, чем у людей S10, S11, S12… Я еще и не стабильный. Я лейтенант… Что может сделать лейтенант со всей этой разрухой? Весь мой опыт сводится к боевым действиям в горячих точках. Мне некогда было заниматься философией, размышлять о глобальных, абстрактных понятиях. Кое-что я, конечно, знаю, но этого мало… У всего, что говорит «защитник», есть свои мотивы — все они исходят из программного принуждения. Но и у меня тоже… у меня есть ограничители. Я боялся, что их сорвало у D40, а кажется, с ними проблемы у меня. В этом и вся опасность дефектных людей с высокими категориями — если уж что-то не так… Это опасные мысли.
За мной увязался небольшой серый кот. Ну и пусть… По цвету он мало отличается от обшивки бункера, я его даже не сразу заметил.
Я воспринимаю этих существ как дефектные и уродливые подобия людей… при этом я все время понимаю, что они другие. Я вижу в них только недолюдей. Это неверный подход. Весь диссонанс из-за того, что их разум породили люди, и он во многом аналогичен человеческому. Только все они — усовершенствованные варианты. Варианты непринятые нами… У них есть и своя жестокость… Но можно ли вообще считать жестокостью движение этой единой системы?.. Все это такая мелочь по сравнению… Мы осуждающе говорим — «зверская жестокость», а звери с ужасом — «жестокость людей».
На нас не осталось хищника, и мы стали хищниками сами для себя. Стали хищниками в глобальном плане и во все увеличивающихся масштабах. Речь даже не о внутренних конфликтах, не о войне… Эта война была продиктована необходимостью. Хотя так можно оправдать все: не съешь ты — съедят тебя (не важно кто — хищники или падальщики). Дело не в этом… Не война — так техногенные катастрофы… Под нашими сапогами слишком тонкая грань. Война… Может быть, такой упорядоченный вариант конца даже лучше?.. Он не имеет той неуправляемой хаотичной силы уничтожения, которая без разбора сметает все на своем пути. Он может оставить хоть что-то, если… И я — лейтенант — должен принимать такие решения…
Серый кот так и привязался… Топает за мной по пятам. Что ему надо?..
Открываю дверь — меня встречает что-то вроде настороженного гудения с присвистом. К моим излучателям зверье привыкло, скорей всего не в них дело. Поскольку оружия к скингерам я еще не применял, оно никакой реакции с их стороны не вызывает. Правда и я, и мое оружие подвергаемся пристальному наблюдению, но к этому мне не привыкать. Раскрыл ладони — показал, что у меня нет шприца… Так и думал, за недоверчивым сопением быстро последовало доброжелательное хрюканье. Не знал, что скингеры такие звуки издавать могут. Те, что остались на ногах, все-таки как-то связали наличие шприца в моей руке с подобием смерти — пока еще с подобием… А вот эти — лежат на полу, дышат еще. Слабо, тяжело, но дышат. Лежат рядом, видимо, «защитник» их так положил. Подхожу ближе…
