— Каста… письмо… — еле-еле выговариваю я. Мне надо знать наверняка, как именно меня использовали.
— Орна, мы никак не могли допустить, чтобы Джея отозвали с фронта, — наигранно виноватым тоном отвечает Нерейт. — Иначе у тебя не было бы никаких причин убивать Ледо. Ты просила Касту поговорить с братом, она и поговорила. Только выставила всё дело в таком свете, чтобы Ледо ответил отказом и отправил тебя восвояси. Таков был её план.
Должно быть, Нерейт сразу понял, что я — самая подходящая тень. Как только сбежали из тюрьмы, отправился прямиком в Караллу и оттуда послал весточку Касте. Потом остался в крепости, чтобы дождаться меня. Знал — если я вообще выживу, то первым делом пойду туда. Сама ведь сказала, что именно там служит Джей. Идиотка. Каста знала о моём прошлом, остальное я рассказала Нерейту. Вот и вышло, что превратить меня в убийцу хозяина им ничего не стоило. Семья всегда была моим слабым местом.
Чудовищный размах предательства потрясает меня. Они с самого начала направляли меня, словно марионетку.
На языке вертится тысяча вопросов, но задаю всего один, самый важный. Воздуха уже не хватает, но с хрипом выдыхаю:
— Мой сын… правда… умер?
Нерейт осторожно подходит ко мне вплотную и чуть опускает лук. Видимо, удостоверился, что в таком состоянии я опасности не представляю. Что правда, то правда. Даже голову поднять сил нет.
— Честно? Понятия не имею. Во всяком случае, ещё недавно был жив, и с тех пор ни о чём подобном не слышал. — Нерейт берёт со стола бумаги и бегло их проглядывает. — Признаю, подделать письмо из армии — довольно-таки подло с нашей стороны. Но иначе ты не стала бы убивать Ледо, и все наши усилия пропали бы даром. — Нерейт пожимает плечами. — Мы знали — ты попытаешься разыскать Рейту. Потому и решили — будет лучше, если новость сообщит она. Если задействовать кого-то постороннего, у тебя могли закрасться подозрения. Классическая уловка. На такое даже попадаться стыдно.
От радости чуть не разрывается сердце. Величайшее счастье смешивается с ужасом, болью, потрясением. Отвращение к себе и ненависть к ним смешиваются с зарождающейся надеждой. Слишком много чувств одновременно. Не могу с ними справиться. На глазах слёзы, трясусь, как в лихорадке. Кажется, будто умираю, но только не от яда.
Нерейт подходит к фонарю, скатывает договор в трубку и подносит к огню.
— Тебе воздадут величайшие посмертные почести, — произносит хааду. — Ты геройски погибла, защищая хозяина от подосланных гурта убийц.
Нерейт поворачивает бумагу так, что огонь взлетает по ней вверх. Он следит за пламенем как заворожённый.
— Теперь всё будет как надо. Война продолжится. Слишком много людей получают от неё прибыль. Нельзя, чтобы боевые действия закончились прямо сейчас. Мир — не в интересах клана Каракасса.
Нерейт держит горящую бумагу до тех пор, пока та не обжигает ему пальцы, затем роняет договор на пол. Документ обугливается и чернеет, его лижут языки белого и красного пламени. Скоро бумага совсем съёживается.
— Операция «Ураган» провалится, — тихо продолжает Нерейт, не сводя глаз с остатков договора, стоившего Ледо стольких трудов. — Горечь поражения пробудит в эскаранском народе гнев, и люди удвоят усилия, чтобы побить ненавистного врага.
Наконец Нерейт поднимает глаза.
— Именно крупные сражения кормят клан Каракасса. Только у него хватает производственных мощностей, чтобы удовлетворить огромный спрос на лекарства.
Нерейт снова приближается ко мне. Вид у меня жалкий — задыхаюсь, по лицу ручьями текут слёзы. Нерейт оскаливается и поднимает лук.
— Ты слишком доверчива, Орна. В твоём деле бдительность терять нельзя, а то получишь нож в спину.
Зажмуриваюсь в ожидании выстрела, но тут раздаётся такой звук, словно что-то куда-то врезалось, и Нерейт выпускает стрелу в пол. Она ударяется о каменные плиты и откатывается в сторону. Лицо у хааду становится растерянным. Он глядит на меня долгим взглядом, в котором читается разочарование и чуть ли не обида. Мол, как ты могла?
Потом Нерейт издаёт стон и валится на бок. Теперь вижу, что ему между лопаток по самую рукоятку вонзился метательный нож.
— Да, приятель, верно ты сказал. Не поспоришь, — весело обращается к Нерейту Керен и вразвалочку заходит в комнату.
Пока он добирается до меня, переступая через трупы, и опускается рядом со мной на колени, могу только пялиться в потолок. Больше ни на что нет сил.
— Ну и видок у тебя, — произносит Керен. Спасибо, что сказал, а то я не в курсе.
— Почему опоздал? — выговариваю я.
— Ты велела дежурить у ворот и дать знать, если приедет кто-то посторонний, — напоминает Керен. — Насчёт твоего дружка-хааду указаний не было.
— Если бы знала, что Нерейт предатель, я бы сейчас здесь не лежала. Зачем так долго тянул, почему сразу нож не кинул?
— Надо же было убедиться, на чьей он стороне. Сначала разберись, потом действуй.
— А что он мне бок прострелил — это, по-твоему, не доказательство? Так, знак дружеского внимания?
Керен указывает на Нерейта.
— И ведь не разберёшь, прикончил я его или нет, — с раздражением бормочет он. Выдёргивает нож из спины Нерейта и вонзает в шею. — Так-то лучше. Теперь точно готов.
Безуспешно пытаюсь встать.
— Идти сможешь? — спрашивает Керен.
— Кажется, нет.
— Есть у меня один человек, мигом тебя на ноги поставит. Двеоминг. Зря не болтает. Сумасшедший, конечно, но не слишком.
Киваю и захожусь в кашле.
— Ничего, яд скоро перестанет действовать. Уже полегчало. Жизненно важные органы не задеты.
— Ты у нас женщина сильная. Всё с тобой будет в порядке.
Керен помогает мне встать. Каждое движение причиняет боль. Втягиваю воздух сквозь сжатые зубы. Какое же это удовольствие — свободно дышать!
— Даже не знаю, как ты теперь со мной расплатишься, — говорит Керен, таща меня к двери.
Окраины Эскарана — место дикое и безлюдное. Здесь обрываются сети проложенных при помощи хтономантии дорог и искусственно созданных каналов, и мир становится враждебным. В некоторые пещеры можно попасть только по узким древним расщелинам. Зачастую приходится пересекать коварные пылевые поля и грибные болота, где неопытного человека запросто может утянуть в трясину. Кругом бродят дикие звери, а насекомые такого размера, что с лёгкостью могут отхватить ногу своими гигантскими челюстями. Цивилизация досюда так и не добралась.
Добровольно здесь селятся только отверженные, преследуемые или первооткрыватели. Люди, которым нет места в обществе или они сами желают жить за его пределами. На вновь прибывших не обращают внимания, предпочитают держаться особняком. Все слишком заняты проблемой выживания — здесь это непросто. Как раз то, что мне нужно.
