Когда Отшельник, запершийся в библиотеке на целые сутки, наконец вызывает к себе, я не могу сдержаться, бегу со всех ног — пусть он отправит меня с заданием хоть на край света, лишь бы что-то делать, лишь бы не умирать с каждым ангелочком, не видеть этого ужаса…»
Иван со вздохом закрыл тетрадь Москвича… А у Живчика все это заняло одно предложение из нескольких слов: «На станции началась эпидемия». Сухо, по-деловому, без лишних эмоций… Неужели история так и пишется? Сминая, вырывая из слов свидетелей чувства и переживания, кровь и слезы… Неправильная наука, бесчеловечная. Жестокая!
Происходившее у Храма была записано Игнатом с чужих слов. Как оказалось, сам он в это время вместе со всей группой был заблокирован в нижних уровнях НИИ, заселенного «жертвами биохимического заражения» — с большими потерями и без искомой вакцины наружу выбрались только через две сумасшедших, кошмарных недели. Но самый большой кошмар ожидал остатки боевого крыла по возвращении на базу — станции Динамо больше не существовало, как и Площади. Только полыхающие адским огнем развалины, провал, глубокий котлован в земле. На этой «братской могиле» Игнат последний раз и встретил Отшельника, вернувшегося из своего похода чуть раньше. Кардинал поручил сталкеру установить, каким образом были уничтожены станции, и, при возможности, нанести ответный удар. Себя тяжелораненый лидер приказал бросить…
Иван вновь отодвинул конспект Федотова и открыл дневник Москвича на закладке «Последняя встреча Игната с Отшельником».
«…я заставлял себя не паниковать. Что будет, если истерить начнет и командир… Пришлось отхлестать по щекам рыдающего навзрыд Сеню Стократа — под еще тлеющими остатками того, что недавно носило название станция Динамо, осталась его беременная жена и двухлетний Павлик. Мы прошли через ад, чтобы вернуться в… не знаю, что может быть страшнее ада — только остывающие пожарище на месте твоего единственного дома… Все было напрасно — все усилия, многолетняя борьба… Я не хочу вновь быть выжившим, устал… Даже ненависти не осталось, ведь она тоже требует сил… Но долг я верну, обещаю всем, кто погребен здесь.
Мои люди смотрели на меня, ждали ответа на незаданный вопрос: „Что дальше?“ Задача без решения… От растерянности спасли звуки близких выстрелов, послышавшиеся из двора полуразрушенного пятиэтажного дома. Мало доброго в перестрелке, но сейчас таким родным и привычным звукам обрадовались все, мы ведь солдаты, война — единственное наше призвание и умение.
Набросившихся на полулежащего человека тритов мы разогнали без особого труда — если одиночка, слабо отстреливающийся из жалкого пистолета и к тому же истекающий кровью, никакого страха у падальщиков не вызывает, то группа спецназовцев, вооруженных до зубов, внушает настоящий ужас. Только завидев нас, твари захлопали крошечными крыльями и бросились врассыпную. Каково же было общее удивление, когда оказалось, что мы отбили от гадов самого Отшельника! Не похожий сам на себя, весь изодранный, перепачканный кровью, но живой! Не знаю, что ребята увидели в нем, наверное, каждый свое: надежду, что будущее еще возможно, веру в правое и совсем не безнадежное дело… Я же смотрел на человека, за многие годы успевшего стать мне наставником и другом, с которым уже не чаял свидеться вновь. Все бросились к нему, осторожно обнимали, пожимали ослабшие от ран руки и что-то без умолку спрашивали, рассказывали… А он только улыбался в ответ, но в глазах стояли слезы. Значит, уже знал о судьбе нашего Динамо. В отличие от нас Отшельник сумел раздобыть вакцину — чего не смог отряд спецназа, оказалось под силу простому человеку, одиночке. Правда, какой он простой — если и не целый линкор, то супербуксир, тащивший своим умом и харизмой раздробленную уралмашевскую ветку! Теперь тащить стало нечего, да и вакцина больше никому не нужна. Вот кому из выживших сейчас тяжелее всего! Он-то потерял абсолютно ВСЕ! Не только дом, власть или амбициозные планы, но и саму идею, предмет приложения всех сил.
Но одна идея все же оставалась… „Мы должны ответить… так, чтобы враг взвыл от осознания того, что сотворил. Игнат, ребята, это не приказ, просьба… найдите падаль и уничтожьте… Я не смогу пойти с вами — сейчас нужна скорость и быстрота. Так что оставьте мне обезболивающих, автомат и пару рожков — вот это как раз приказ. А сами идите за врагом — он где-то совсем рядом, любуется делами собственных поганых лап… Найдите и уничтожьте…“
Я не почувствовал жалости к опустошенному, балансирующему на грани сознания командиру. Никогда Отшельник не вызывал жалости, и даже в таком состоянии был сильнее каждого из нас по отдельности и всех сразу. Не физически, конечно, но что значат мышцы…
— Мы выполним твою просьбу и уничтожим врага. Но и тебя не бросим, — сказал я. — У нас остались… союзники, которые смогли бы тебя подлатать? Если да, то мы разделимся: ребята пойдут по следу, а мы со Стократом понесем тебя. Ты еще понадобишься нам, да и вообще не то сейчас время, чтобы разбрасываться своими.
Отшельник смотрел на меня неодобрительно, ведь я нарушил приказ, но спорить уже не мог — обильная кровопотеря свое дело сделала.
„Гео“ — вот все, что он сказал и закрыл глаза».
Игнат напал на следы диверсантов и смог восстановить маршрут их движения. Противник пришел с юга, где был замечен наблюдателями Ботанической, затем вступал в яростные (а главное, громкие и заметные) перестрелки с мутантами в районе Гео и гостиницы «Атриум», попал в засаду людоедов близ небоскреба Антей и, наконец, устроил настоящее побоище с каменными вепрями, засевшими в здании Окружного Дома Офицеров. На этом продвижение на север вражеского отряда закончилось — в дальнейшем его видели только южнее, из чего следовал вывод о возвращении Вольфа на исходные позиции.
Москвич внимательно исследовал ОДО и обнаружил замаскированный и покинутый обитателями бункер, а в нем — пульт управления тактическими ракетами класса «земля-земля». Где находились сами ракеты, установить не удалось (одним из вариантов сталкер считал закрытый город Свердловск-44). Но это было и неважно, ответ на вопрос, каким образом враг испепелил Динамо, был получен. Оставалось установить, где находится Бункер, и сровнять его с землей. Правда, с последним было сложнее: воспользоваться чужим оружием без наличия кодов доступа не представлялось возможным…
Остальное Иван знал и без записей. Не сумев уничтожить Бункер, Игнат подорвал все входы в него, после чего война закончилась — противников не осталось. Одна сторона оказалась полностью истреблена, другая надолго застряла под землей. На долгие шестнадцать лет наступил мир, вместивший почти всю его, Ваньки Мальгина, жизнь. Как же хорошо было без всяких динам, площадей, бункеров, без их непонятных, бессмысленных конфликтов! Враги перебили друг друга, а город остался, Ботаника и Чкала пусть и ссорились, недолюбливая друг друга, но всегда существовали мирно, выживали, развивались, растили людей нового поколения… Но недобитки вылезли из-под земли, и кошмар должен повториться вновь. Уже повторяется. С этим нужно покончить. Динамо, населенное симпатичными, судя по записям Игната, людьми, на деле ничем не отличалось от монструозного Бункера — и те, и другие раскачивали установившийся порядок вещей, в итоге получив лишь то, чего заслужили своими глупыми действиями. Нужно только закончить ту войну, потушить последний очаг ненависти и бесконечной алчности — проклятое подземелье. И все будет, как раньше…
