Молодой человек со взъерошенными волосами сидел за небольшим кухонным столом. Он растерянно смотрел на стоявший перед ним стакан с молоком. Старик весьма странной наружности, развалившись на металлической кровати с никелированными спинками и набалдашниками, с интересом наблюдал за молодым человеком. Он даже не замечал, что панцирная сетка кровати, разорванная в нескольких местах, образовывает на пыльном полосатом матрасе небольшие бугорки. Поглаживая свою длинную бороду, заплетенную в косу, старик давал ценные советы:
– Ты, милый, еще раз попробуй. Рано или поздно должно получиться.
– Вы в этом точно уверены? – с надеждой в голосе спросил молодой человек.
– Не был бы уверен – не говорил, – фыркнул в ответ старик.
Поморщившись, молодой человек потер пальцами виски:
– Ничего не помню. Абсолютно ничего. Голова просто раскалывается.
Старик уселся на край кровати и с сочувствием посмотрел на него:
– А имя свое помнишь?
Помолчав немного, молодой человек произнес:
– Тил… кажется.
– Кажется или точно? – склонив голову набок, спросил старик.
– Точно. Меня зовут Тил.
Старик слез с кровати, поправил сползший матрас и повернулся к молодому человеку:
– Имя у тебя мудреное. Заграничное. А меня Фомичом величают.
Старик расплылся в улыбке, но тут же строго добавил:
– Ты, мил человек, тренируйся, коли беда такая случилась…
Ослабив узел галстука, молодой человек снова сосредоточился на стакане.
Через пару минут Фомич, сжалившись над парнем, подал голос:
– Хочешь помогу?
– Хочу, – с тоской в голосе ответил Тил.
– А ты мне сначала удавку свою подари.
– Какую удавку? – не понял молодой человек.
– Что на шее у тебя болтается.
– Это же галстук! – недоуменно воскликнул Тил. – Зачем он вам?
– Надо! – буркнул Фомич. – Я же не спрашиваю, для чего тебе молоко?
– Я кушать хочу, а кроме молока здесь ничего нет!
– Как нет? – всполошился старик. – Я только сегодня утром проверял – все было на месте. Видишь, тумба пузатая стоит? Холодильник называется. Вот в нем еда и лежит… Так подаришь удавочку?
Пожав плечами, молодой человек снял с шеи галстук и бросил его в сторону Фомича. Тот, поймав подарок, сунул галстук в карман широких штанов:
– Вот теперь порядок.
– Что мне делать? – хмурясь, поинтересовался Тил.
– Ничего. Возьми стакан и пей свое молоко.
– Вы что, издеваетесь?! – ошарашенно воскликнул молодой человек. – В том-то и дело, что я не могу этого сделать! Ни поднять, ни сдвинуть!
– Так ты не думай о том, как взять сам стакан. Думай о том, что в нем находится. Бери и пей себе на здоровье. Душа у молока…
– Что? – перебил старика Тил. – У кого душа? У молока?! Вы хотите сказать, что у молока есть душа?
– А по-твоему нет? Даже у стула, на котором ты сидишь, есть душа. А у молока и подавно.
– Бред какой-то, – молодой человек тряхнул головой. – Душа у молока… Надо же такое сказать!
Внезапно он ударил ладонью по своему лбу и весело произнес:
– Как же я сразу не догадался! Я сплю и вижу сон! Мне снится эта странная комната и этот странный разговор…
Фомич закатил глаза. Молодой человек продолжил:
– Верните обратно мой галстук. Я обменял его на обещание помочь, но вы не сдержали свое слово.
– Не обменял, а подарил, – возмутился старик и, шаркая по деревянному полу босыми ногами, направился к столу.
Подойдя, он, бормоча себе под нос что-то невнятное, взял в руку стакан и поднес его к губам молодого человека. Тот, посмотрев на старика, с жадностью принялся пить. Когда стакан опустел, Фомич поставил его на стол и, громко фыркнув, вернулся к кровати. Тил, закинув руки за голову, откинулся на спинку стула и начал раскачиваться на его задних ножках. Прикрыв глаза, он сказал:
– Вкусное молоко. Мне начинает нравиться мой сон.
Услыхав это, старик недовольно буркнул:
– Ишь, сон ему начал нравиться! Сядь нормально! Не ровен час – стул сломаешь. Имущество-то не казенное, – и он, кряхтя, полез под кровать.
Тил послушно сел прямо и прислушался. Под кроватью застонала какая-то пружина, затем что-то грохнуло, и раздался звук бьющейся посуды. Немного подождав, молодой человек громко произнес:
– Все равно у молока нет души!
Под кроватью послышалась возня и до Тила донесся глухой голос старика:
– Каждому свое. Хочешь – будет душа, не хочешь – не будет.
Снова застонала пружина и из-под кровати показался Фомич. В руках он держал старый чайник с погнутой ручкой, тарелку и несколько больших кружек.
– Вот, – с трудом поднимаясь с колен, сказал старик. – Сейчас чай готовить будем. А насчет души и есть ли она у молока… Заходил тут ко мне один, рассказывал, что субстанцией какой-то питается. Как ее там… А! Прана. Все доказывал, что она его живительной энергией наполняет и пища ему больше не нужна. Дня четыре философствовал – то об одном, то о другом. Весело с ним было.
Поставив на стол кружки, Фомич пошлепал к холодильнику. Открыв дверцу, он продолжил:
– Как по мне, то ежели природе было бы угодно, чтобы мы одним воздухом питались, то она не подарила бы нам всю ту вкуснятину, что мы едим.
Покопавшись в холодильнике, старик вынул из него: хлеб, колбасу и ажурную вазочку с печеньем. Пока он ставил угощение на стол, Тил попробовал ему возразить:
– Не согласен. Природа настолько удивительна, что мы до конца не знаем ее законов. Меня давно интересуют подобные вещи. Два года назад я летал в Индию и жил среди тех, кто, желая стать ближе к природе, познавали свое тело и очищали разум с помощью медитаций. Это были удивительные два месяца в моей жизни. Я восхищаюсь такими людьми и с удовольствием пообщался бы с вашим знакомым.
– Вот помрешь и пообщаешься, – Фомич чиркнул спичкой и зажег конфорку плиты.
– Что значит «помрешь»? – испуганно спросил Тил. – Ваш знакомый умер?
– Недели две назад помер, – ответил Фомич, наполняя чайник водой.
– Получается, что я не сплю? – побледнев, спросил молодой человек.
– Не спишь, – подтвердил Фомич, ставя чайник на огонь.
– Я умер? – почти шепотом спросил Тил.
– Пока нет. Скорее всего, лежишь в коме.
Сказав это, старик вынул из ящичка стола нож и начал нарезать колбасу.
– Как же я здесь оказался? – растерянно спросил Тил.
– Видишь, вон то здание, перед домом? – Фомич ткнул ножом в сторону оконного проема.
Молодой человек кивнул головой.
– Это больница, – просветил Фомич. – Ко мне оттуда частенько коматозников заносит.
Тил поднялся и хотел было подойти к проему, но старик его одернул:
– К окну не приближайся! Не дай бог, если тебя кто-нибудь увидит.
Старик сгреб нарезанную колбасу и положил ее на тарелку.
– Как же меня можно увидеть, если я лежу в коме? – Тил вопросительно посмотрел на Фомича.
– Душу видно в дождливую погоду. Она в воде, как в зеркале отражается. А сегодня с самого утра льет, как из ведра.
– И что в этом плохого? Подумаешь, силуэт в окне торчит. Мало ли, кто из окон смотрит. – Тил опустился на стул.
– Этот дом давно на снос. Увидят кого в окне, решат, что бездомные поселились. С проверкой придут. А так, вроде, про дом забыли.
– Но свет-то горит. Так или иначе подумают, что здесь кто-то обитает.
– Это не тот свет, что живым виден. Не веришь? Проверь! Дом-то давно обесточен.
– Значит, я – привидение? – произнес Тил, и на его глаза навернулись слезы.
Фомич вытер руки о подол рубахи:
– Ну, до привидения тебе еще далеко, хотя телесно ты отсутствуешь.
Увидав, что молодой человек вот-вот расплачется, старик подошел к нему и, похлопав по спине, добавил:
– Не стоит так расстраиваться. Скоро Захарыч придет, так мы у него все и разузнаем. Он при больнице домовым служит.
Тил с надеждой посмотрел на своего нового знакомого:
– Вы тоже при больнице служите?
– Нет, что ты! – замахал руками Фомич. – Я домовой местный.
– Как это? – не понял его молодой человек.
Старик подошел к холодильнику и достал из него пачку заварки.
– Я в этом доме лет двести живу, – сказал он. – Когда-то здесь барыня одна проживала. Я как раз при ней и родился. Затем ее потомки тут хозяйничали, а после революции из дома коммунальное жилье сделали, – усевшись на табурет, Фомич продолжил: – Жизнь сразу закипела! Нас – домовых – штук сорок собралось. Хорошая была жизнь. Веселая. То соседи по пьяни подерутся, то одна хозяйка другой в компот соли добавит. За детишками приглядывали, когда их родители на работу уходили, влюбленных гоняли. А потом народ расселили, и все разъехались – кто куда.
– А вы, почему
