Носорог - Антон Витальевич Демченко

Эта история началась поздним вечером, в ничем не примечательной квартире обычного доходного дома в Рестэнде, когда стоявшие в гостиной на каминной полке бронзовые часы со скульптурой восточной красавицы с кувшином в руках, звонким боем отметили наступивший девятый час. За окном царила промозглая поздняя осень, окунувшая улицы Тувора в непроглядный туман, плотный настолько, что свет газовых фонарей оказался не в силах дотянуться до земли, и пламя, бьющееся в стеклянных клетках на вершинах вычурных фонарных столбов, словно растворялось в мутном белёсом мареве. В такую погоду стоит пробыть на улице хотя бы полчаса, и одежда тяжелеет, становясь неприятно сырой, грозя своим хозяевам скорой инфлюэнцей, а полы даже самого плотного шерстяного пальто начинают «плакать» редкими каплями мутной воды.

Хозяин квартиры совсем не желал испытать все прелести туврской осени на себе и благоразумно коротал этот вечер дома, в кресле у камина, под глоток горячего чая, сдобренного толикой терпкого «тернового» бальзама, листая новую книгу молодого, но уже известного писателя. На диво бойкого и живого пера, стоит отметить… хоть автор и иностранец.

Нет, читатель вовсе не был снобом и не считал, что цивилизация кончается на рейде Дортмута, хотя, в силу своего опыта, имел некоторые основания для подобного мнения… Просто книга, которую он с таким интересом листал, повествовала о традициях родной страны, какими их увидел тот самый автор-иностранец. И это действительно было интересно…

— Гейс[1], к вам посетитель. — неслышно появившийся на пороге дворецкий протянул хозяину дома серебряный поднос, на котором одиноко белел прямоугольник визитной карточки.

Хозяин квартиры не торопясь отложил книгу на столик, не забыв заложить нужную страницу закладкой, сплетённой из кожи антилопы, также не спеша вытащил из жилетного кармана и нацепил на нос пенсне в тонкой серебряной оправе, и лишь после этого взял в руки принесённую ему карточку.

Прочитав значившееся на ней имя, набранное слишком мелким и затейливым шрифтом, он пожевал губами в коротком раздумье и, глянув на дворецкого поверх стёкол пенсне, кивнул.

— Проси. Узнаем, что на этот раз понадобилось нашей доблестной полиции от отставного военного врача. — еле слышно хмыкнув, проговорил он.

Здесь стоило бы уделить внимание личности хозяина квартиры. Худощавый человек, лет тридцати пяти-сорока, с обветренным жёстким лицом, на котором, правда, время от времени появлялась открытая улыбка, совершенно разрушавшая первое впечатление о её обладателе, обычно выглядевшем весьма суровым человеком, взгляд которого многие знавшие его люди оценивали не иначе, как пустой и холодный. Впрочем, каким еще может быть взгляд человека, без малого десять лет штопавшего дырки от пуль, рваные, резаные и колотые раны солдат в колониях, там, где мир — понятие настолько хрупкое, что даже само это слово звучит крайне редко. Из боязни испортить его, не иначе… как порой усмехался сам воюющий доктор, вспоминая суеверия некоторых своих предков, переселившихся в зелёные долины Шотта с Северных островов ещё в те времена, когда Империи в этих местах и в помине не было, а была лишь россыпь мелких королевств, то оборонявшихся от набегов северян, то воевавших друг с другом за заливной лужок или деревеньку в пять домов.

Но служба в экспедиционном корпусе Его Величества осталась для доктора позади, оставив на память легкую хромоту да небольшой пенсион, и военный врач, капитан Трой Ф. Дорвич, став гражданским человеком, впервые в жизни оказался озадачен вопросом, с которым прежде никогда не сталкивался. Где жить?

При выходе в отставку он как ветеран получил от командования открытый билет на Королевские линии, предъявив который в кассах любого имперского порта — воздушного ли, морского, мог отправиться по своему выбору либо в Новые владения Короны, либо в бывшую метрополию. По недолгому размышлению доктор Дорвич решил выбрать старый добрый Тувор — «Сердце Империи», как выспренно именовали прежнюю столицу в газетах… или «Каменный мешок», как предпочитали называть его служившие с доктором офицеры и солдаты из Новых Владений, хоть раз бывавшие в прежней столице.

Не то что бы доктор Дорвич так уж мечтал о тихой и размеренной жизни в Тувре, но, подсчитав имеющиеся и доступные финансы, состоявшие из пенсиона и небольшого дохода от родительского имения, и сравнив получившуюся сумму с ценами в двух столицах, почерпнутые из разговоров с солдатами, он пришел к выводу, что жизнь в Старом Тувре обойдется ему куда дешевле, чем в Новых владениях. О возвращении же в родовое имение Дорвич и не помышлял.

От одного воспоминания о доме, вечно кишащем заглядывающими «на огонёк» родственниками, а пуще того, родственницами, почтенного доктора медицины ощутимо передёргивало. А потому ему достаточно было того, что дворецкий Капс еженедельно списывался с управляющим, и от имени хозяина отдавал тому указания, благо, и сам слуга был родом из тех же мест и прекрасно знал все тонкости деревенской жизни.

И вот, доктор Трой Ф. Дорвич уже пять лет проживает в Тувре, в тихом и спокойном районе Рестэнд. С утра ведёт необременительную практику, к двум часам пополудни заканчивает приём и отправляется в клуб «Уоргрэйв», где собираются такие же как он, ветераны из сиддских колоний. Там он обедает в компании отставного полковника лёгкой кавалерии Блаттона — немногословного и саркастичного полуальва, и артиллерийского капитана Верденнаура из легендарного Второго огневого — квадратного и громогласного, как и положено истому гному. После обеда — карты или бильярд, беседы на отвлечённые темы со знакомыми офицерами и сержантами, единственным ограничением на которые были… колонии.

Здесь никто и никогда не говорит о Сидде, не рассказывает баек о службе и не вспоминает погибших, хотя мраморная доска с выбитыми на ней именами, по слухам расположенная в часовне во внутреннем дворике здания клуба, содержится в идеальной чистоте, и время от времени пополняется новыми именами. «По слухам», потому как сам Дорвич в той часовне ни разу не был. А при встрече с приходящим для отправления службы викарием лишь сухо раскланивается с бывшим уоррент-сержантом Восемнадцатого пехотного полка, и тот отвечает ему с такой же молчаливой холодностью. Разве что иногда с уст викария срывается совсем не пастырское солёное словцо в адрес почтенного доктора, но такое обычно бывает лишь после того, как, отслужив в часовне, бывший уоррент пропускает стаканчик-другой горячительного в буфете клуба.

Ужинает доктор Дорвич обычно дома, не позже восьми вечера, после чего, если позволяет погода, отправляется на прогулку, либо устраивается в гостиной у