Офицер Батонни: невиновных нет - Александр Атмисов

— Оплюшиться можно! Ты посмотри, как разрезана булочка, тут явно работал профессионал.

— Тут работал маньяк, — поправил напарника Батонни, закуривая соломинку. Лежащая перед ними разрезанная булочка уже начала засыхать, значит, преступление совершено часа три-четыре назад. «По горячим следам не найдём», — подумал Батонни и, сделав необходимые фотографии, оставил напарника ждать судмедэкспертов, а сам поспешил в любимый бар.

Вечерело. Солнце уже спешило скрыться за стройными рядами шкафов. Лишь закат объединял все полки этого города. И запершихся за дверцами богачей, и подсыхающих на нижних полках бедняков. Как назло, на Батонни заныл укус крысы, последнее ранение на той ужасной войне.

Бармен сделал двойной пшик с бренди на Батонни и тот, наконец, расслабился. Посидеть в баре — не проступок для полицейского после смены, но важно не перейти грань и остаться в рамках приличия в любом случае. Офицер огляделся: сегодня было крайне малохлебно, да и бар — не то место, где могут встретить зожники-хлебцы или следящие за собой тосты. Из посетителей: пара ромовых баб, приторно громко смеявшихся и пытающихся перепить кусок коньячного торта. Батонни был корочно знаком с этим куском и усмехнулся. У ромовых не было никаких шансов.

— Вам записка, — бармен протянул салфетку со словами «Поднимись ко мне. К.». Лишь одна его знакомая использовала сердечки вместо буквы «о», Кокетливая Кекси. У дверей её комнаты на втором этаже он оказался через пару минут.

Одному Пекарю известно, сколько месяцев, а может, и лет, Кокетливой Кекси. Всех знакомых и клиентов она принимала при бледном слабом свете своей комнаты. Все засыхающие изюминки Кекси были обильно залачены, появляющиеся трещины максимально скрывались под толстым слоем сахарной пудры.

— Мой дорогой друг! Так рада видеть тебя! Иди сюда, обниму, — треснувшим голосом позвала Кекси, соблюдая установленный порядок. Батонни как можно аккуратнее обнял Кекси, боясь выйти отсюда в драг-макияже из пудры.

— Ты уже воспользовался моим баром? Бармен был учтив?

— Да, всё было хорошо.

— Перейдём к делу. Когда ты придёшь домой и загрузишь во Всемирном Противне его подгоревшую часть, Даркнет, у тебя будет заказ: превратить в замороженный хлеб сегодняшнее дело. У меня к тебе просьба: я заложу всё, что у меня есть, чтобы перебить ставку, — тут голос Кекси сорвался и зазвучал с нотками отчаяния, — найди этого подонка и накажи, как ты можешь. Доследственно. Я знаю, что ты не любишь, когда тебя называют продажным, но умоляю, пусть выиграет моя ставка!

— Ты знаешь: мне нужна ночь на подумать.

Кекси кивнула и махнула рукой, выгоняя его из комнаты.

Уже на улице Батонни позвонил на работу: узнать о результатах экспертизы.

— Офицер-р Батонни! — с раскатистой «р» поприветствовал его врач Багет. Батонни всегда предпочитал звонить Багету, так как при всей добродушности врача, общался тот вживую часто высокомерно, глядя свысока на остальных.

— Тебе это точно будет интер-ресно! Вспомни, из какого теста была убитая, пшеничного или р-ржаного? Молчишь? Можешь не мучаться с ответом, они оба неправильные! Она — метис! Втор-рое — маньяк оставил себе частицу убитой: внутр-ри не хватает мякиша.

— Благодарю! — коротко ответил Батонни и отключился.

Дома он всю ночь крутился на мягком полотенце и не мог сомкнуть глаз. Уснуть ему удалось только после того, как в Даркнете он принял заказ на «досудебное доказательное разбирательство с маньяком», чтобы не разорить аукционом на эту заявку Кекси. Её ставка превышала ставку конкурента, желающего замять дело, на один центаво.

— Доброго дня, офицер Батонни! — вечно позитивный напарник Рогалик уже встречал его со свежей кофейной примочкой. «Если даже Рогалик заметил, что утро у меня пошло по припёку, то видок у меня так себе», — отметил про себя Батонни, дома зеркала он не держал. Сколько бы ни говорили про шрамы, украшающие мужчину, он считал, что ему они точно не шли. Герой Войны с крысами, весь бок можно увешать медалями, но лично ему от этого не лучше.

— Ты вчера всё успел оформить, Рогалик?

— Так точно! Бумаги я сдал.

— Тогда нам пора заглянуть в пару мест. А может, и в три. Нужно установить личность погибшей по особым приметам. Предлагаю начать с родильных мест: микроволновка, духовка и мультиварка. Я уверен, что девочку запомнили. Как думаешь, сколько ей?

— Багет говорил про два-три месяца.

— Совсем малышка. Ну, чего стоишь? Бери в гараже мадагаскарских тараканов и поехали!

В архивах духовки именно Батонни повезло первым найти карту регистрации рождения убитой, и он скрыл это от напарника: не стоит Рогалика впутывать в это дело.

— Мультиварку проверим завтра, что-то мне подсказывает, что маньяк не проявится в ближайшие дни. Отдохни, — с этими словами Батонни отправил напарника домой, а сам повернул в район-гетто Хлебницы.

— Эй, ты! Пшеничный! Райончиком не ошибся? — сразу при пересечении границы района приветствовал офицера кто-то из местных, ржаных. Наверное, тут у каждого можно найти незаконный кусок лезвия и у каждого руки по локоть в крошках. И сейчас он, Батонни, намерен войти просто в центр газовой конфорки на максимальном включении, фигурально. Он шёл к местному барону Злакопеченью. Достаточно было постучаться в определенную дверь, и тебя с мешком на голове, петляя по улицам, доставят лично к нему.

— Опеченить можно! Какого печеньего офицера к нам запеченило! Припеченивайся, говори.

Батонни, конечно, не считал себя расистом, но для него все печенья были из одной пачки.

— Передайте этот конверт барону, — полицейский протянул незапечатанный конверт Злакопеченью. Едва барон увидел фотографии из него, как тут же велел выйти всем, кроме двух своих братьев.

— Они всё знают. Опечениться можно! Моя печенюшечка! — барон разрядил пачку лезвий в стену. — Зачем ты припеченился с этим ко мне?

Во время своей работы Батонни видел тысячи отчаянных родителей и понимал, что сейчас Злакопеченье не играет. Он реально сломан вдоль и поперёк вестью о смерти дочери.

— Меня припеченили бы на подходе к Хлебницам, чтобы я не осквернял эту землю своим существованием за связь с её матерью. Ржаное печенье и пшеничная плюшка — к этому наш мир ещё не готов. У нас получилось три замечательных дочери, которым пришлось несладко. Мне повезло, что родители пышки оказались прогрессивными и не выгнали её с позором из дома, не заставили сбросить до рождения наше общее тесто. Всё, что я делал с тех пор, — только для них! Печенье!

Барона трясло, его братья встревоженно переглядывались.

— Не люблю быть вестником печали. Можно узнать про остальных