Заброшенный шурф - Сергей Тарасов

Много лет я ходил по лесной дорожке мимо одного заброшенного шурфа, — собирал грибы. Лес около него был красивым, с многочисленными кленами, черемухой и рябиной, и там всегда можно было найти белые, подберезовики и красноголовики. В этом замечательном месте был широкий лог, который образовался по тектоническому нарушению, либо контакту между гранитами и другими горными породами.

В этом заброшенном шурфе сохранились остатки крепи, но он почти всегда был затоплен грунтовыми водами, и когда я проходил мимо него, то всегда думал, кто и зачем его выкопал, так как никаких месторождений полезных ископаемых рядом не было — никаких руд и самоцветов.

Несколько лет назад были очень жаркие летние месяцы, и уровень воды в этом шурфе стал понемногу понижаться — по метру, по два в год. И этой весной, когда я в последний проходил мимо него, то оказалось, что в нем совсем не было воды. У меня была старая привычка заглядывать в старые ямы, шурфы и шахты. Не знаю, откуда это у меня, но мне всегда было интересно взглянуть на дно горной выработки. И в этот раз я не изменил своей привычке — подошел к самому краю и посмотрел вниз.

Шурфом в геологии обычно называют неглубокие горные выработки — глубиной до двадцати пяти метров. Неглубокие шурфы обычно проходят без крепи, а глубокие укрепляют крепью из бревен, как, допустим колодцы, — чтобы избежать обрушения стенок.

В этом шурфе крепь была. Значит, он был достаточно глубоким, но, по-видимому, засыпанным — специально, или время постаралось. Зачем он был выкопан, было известно только его проходчикам, но они, понятное дело, были уже на том свете, и ничего рассказать мне не могли. Так что мне это пришлось узнать самому.

Выбрав день, когда домашняя работа мне надоела, я вспомнил про старый шурф и решил наведываться туда, чтобы отгадать его загадку — зачем он был выкопан. Он был в десяти минутах ходьбы от моего дома и идеально подходил для моего активного отдыха.

Все необходимое для разгадки тайны старого шурфа, у меня было готово — кусок крепкой веревки, лопата, кайло и мощный фонарь.

Утром я походил по своему огороду, вырвал особо наглые и большие сорняки, удостоверился, что все растет нормально, а клубнику можно начинать собирать, положил в рюкзак веревку с кайлом и фонарь, закинул на плечо лопату и отправился в лес. Прошел по лесной тропинке несколько сотен метров, немного углубился в кленовые и черемуховые заросли и остановился у шурфа.

Воды там не было. До дна было метров шесть, и я стал готовиться к спуску — нашел толстое бревно, положил его на устье шурфа, привязал к нему веревку, а затем бросил на дно лопату и кайло, а потом спустился по веревке. Сквозь кроны деревьев светило солнце, и мне было хорошо видно его дно и крепь. Встав на дно, я постучал кайлом по крепи, желая узнать, в каком она состоянии. Затем отбил щепку и понял, что крепь была сделана из лиственницы, и за стенки мне не надо переживать — крепь находилась в хорошем состоянии. Потом несколько раз прыгнул и понял, что нахожусь не на дне шурфа, а на пробке — судя по всему, она была нетолстой: может, всего метр, а может и меньше.

На всякий случай я обвязался веревкой, а потом начал копать лопатой — в одном из углов. Когда-то я выкопал много таких узких, но глубоких закопушек, — мне надо было замерить концентрацию радиоактивных элементов в коре выветривания горных пород, но копать стандартный шурф сечением 1,25 квадратных метра у меня не было ни времени, ни желания. Гильза у спектрометра была цилиндрической, и в ней был кристалл йодистого натрия, который при радиоактивности давал вспышки, которые усиливались и потом по кабелю подавались на пульт с индикатором. Надо было под эту гильзу выкопать отверстие, опустить ее поглубже, а потом списать показания замера. Чтобы исключить большую погрешность, в показания прибора вводился коэффициент — он зависел от размеров этой закопушки, и, как правило, он был для меня 0,7–0,8.

Такую же закопушку, глубокую и узкую, мне предстояло выкопать и сейчас, только мерять мне ничего не надо было — а просто узнать толщину пробки. Еще дома я нашел старый геологический брезентовый костюм, в котором работал когда-то геологом и снова одел его. В нем было удобно работать, особенно в таких местах, как этот старый шурф. Встав на колени, я начал быстро копать, и через двадцать минут выкопал ямку глубиной больше метра. Дальше копать было мне неудобно — чтобы вытаскивать породу, надо было совок, или кружку. У меня с собой не было ни первого, ни второго, а идти домой за ними мне было просто лень.

Поэтому я несколько раз с силой ударил по дну выкопанной ямки и послушал отдачу — она была такой, что мне стало понятно, что вот-вот я пробью пробку и узнаю, что находиться за ней. Вытаскивать горную породу я не стал, а просто стал долбить лопатой, как ломом. Вскоре лопата выскользнула у меня из рук — я пробил пробку, и лопата чуть не улетела вниз.

Я выдохнул с облегчением, привалился к одной из стенок и достал сигареты. Основное мною было сделано, теперь можно было узнать, где истинное дно шурфа и попытаться обрушить пробку. Курить долго я не стал — мне так интересно было узнать, какая глубина шурфа, что я сделал несколько затяжек и выкинул сигарету. В кармане рюкзака я нашел клубок с бечевкой, привязал к одному концу грузик и стал опускать его вниз. Когда грузик достиг дна, и появилась слабина, я вытащил бечевку с грузиком и смерил ее.

Оказалось, что до дна шурфа было метра четыре. Это было для меня приемлемо — можно было обрушить пробку и посмотреть, что там, на дне. Вот если бы было метров десять, или больше, то было хуже — опускаться на такую глубину я бы один не рискнул, а позвал бы кого-нибудь на помощь.

Дальше было просто — я расширил выкопанное отверстие, и через каких-то двадцать минут вся пробка из глины с песком обрушилась вниз, вместе со мной. Теперь я стоял на дне старого шурфа, на глубине метров десять и сквозь полумрак мне было видно дно. Солнце сейчас мне видно не было — только