– Повторяю для слабоумных. Первое – высмотришь самого адекватного колдуна. Подплывёшь к нему и отдашь эту гребанную кость.
– Гениально! А как я ее отдам? Ты же сам слышал инструкцию. Этот гад сиганет мне на спину и будет ломать мой хребет! Дурак я какой – сам плыви!
– Нет, ну ты нереальный трус. Сам подумай, как они поступят, если великий Гаспар сразу отдаст прародительскую кость? Вот! И я про то! Они обрадуются до усеру и скажут – наш колдун круче вареного яйца. Этот юный маг Туно ему в подметки не годится. Нашему – сразу отдали!
В его словах присутствовала логика. Во всяком случае, такое вполне могло прокатить. Приплывает какая-то фигня, высовывает однозначно рыбью голову, а в ней долгожданная кость. Мне Гаспар ее точно так и отдал. Он же был рыба – рук нет, все свое ношу во рту.
– Самое хорошее в этой затее то, что аборигены ни фига не знают. Это же почти легенда, – успокоила я, – Они даже не подозревают, как именно этот Гаспар выглядит.
– Вот! Запомнила мои слова – умная девочка. Сразу просекла в чем суть, – Пиксель уже устал руководить и готов был хвалить кого угодно.
Кроме того, у него были какие-то личные дела, про которые он не любил распространяться. Не из желания выглядеть таинственным, а из принципа.
– А как ты мне щучью голову на башку прикрутишь? – обессилев от споров, спросил Тоник.
– Ну, уж это не проблема. Проще простого. У аквалангистов на голове шапка такая черная, вот мы на нее скотчем и присобачим твою щуку.
– Ее деду потом нужно будет вернуть. Не то он мне реально голову отвернет и вместо щучьей на стенку повесит.
Мы сразу закивали головами – деда Тоника уважали все. Его было за что уважать. Тоник явно не в него умом пошел, зато внешность у них похожая. Благородная такая.
Пиксель ушел первым. Тоник сполоснулся в душе, напился чая с лимоном, поворчал немного насчет самоуверенности Пикселя, но от меня поддержки не получил. Не потому что я была с ним не согласна, просто у меня были срочные дела, про которые я не хотела говорить. Тем более что наши уединение не напоминало романтическое и целовать меня никто не собирался.
Немного обиженный, Тоник уехал к деду. Как только я осталась одна, то сразу принялась за послание спонсору. Тут дело такое – все-все написать никак нельзя. В отчете пришлось упустить пару-тройку неприятных деталей. Ведь ему не обязательно знать, каких чудес мы натворили в чужом мире? По-честному, я ему даже не говорила, что хожу не одна, а друзьями. Он меня об этом не просил, но и не запрещал. Зато он теперь знает не только о существовании двери, через которую можно пробраться в новый мир, но и о самом мире. Сосновом, озерном и вовсе не безлюдном.
Заказчик ответил моментально, потребовав и на этот раз сделать третью попытку. Для каких целей – он не объяснил. Но деньги были уплачены и отказываться было некрасиво.
Ребята готовились к акции по передаче кости Гаспаровых предков, а я не стала им объяснять, про обязательства перед заказчиком, которого я ни разу в жизни не видела.
Если бы меня спросили – какого черта я туда поперлась в одиночку – внятного ответа у меня не было. Надо и все. Зачем? Ну, пофоткать для отчета. Выяснить – возможен ли переход в одиночку. Посмотреть повнимательнее – вдруг, что новое увижу. И при этом никому не попасться на глаза. И еще – меня не отпускала стойкая уверенность, что ехать надо. До этого момента я замечала за собой проблески интуиции. Но на предвидение она мало походила. А тут – словно вирус какой, типа чихания, не поехать не могу, хоть и боюсь. И вообще, когда что-то делаешь в компании, половина смысла ускользает. Только в одиночестве можно на все сто процентов ощутить как оно на самом деле – взять и пройти в другой мир.
Несмотря на придуманные аргументы, мне казалось, что я еду одна к двери только потому, что какой-то хворый на всю голову черт, нашептал мне этот совет.
Непримятая трава. Облезлая краска на досках двери. Тукало, приятное с виду. Лай собаки. И постоянное ощущение недоброго взгляда.
Поначалу страшновато было, неуютно. Это все с непривычки передвигаться без Пикселя и Тоника. Я за ними как за каменной стеной. Точнее – как за забором. Местами дырявом и разрушенном, но все же накрепко закрывающим меня от невзгод.
Постояв несколько секунд перед дверью, я скукожилась от ощущения злого взгляда, струсила и решила сделать вид, что я просто так тут катаюсь. Проехала мимо, сделала крюк по ухабистым дорожкам заброшенного гаражного хозяйства, скатившись с горки, пролетела по высохшей колее вдоль гаражей и заметила слева огороды и дверь. Не свернула, покаталась по окрестностям, чуть не задохнулась у заброшенных водоочистных сооружений. Интересно, какая у этой жижи глубина? Бросила камень, он не сразу пошел ко дну. Пузыри лопались, воняя как сто сгнивших покойников. На маленьком островке сидела довольно опрятная чайка, вроде как на гнезде, а остальные ринулись меня атаковать, я еле успела прыгнуть на велик и удрать.
Птичья погоня привела меня в более решительный настрой. Теперь можно было приступать к выполнению задуманного.
Один удар тукалом. Дверь со вздохом отворилась, словно поджидала гостей. Приподнимаем велик, протаскиваем его через порог, почти вывернув кисти рук. Еще один шаг – и я в сосновом лесу.
Приступ осторожности заставил меня закрыть дверь изнутри на задвижку. Почему я боялась? Кого? Вразумительного ответа не было.
Стояла рядом с дверью и прислушивалась, как настороженная кошка. Если бы мои уши могли поворачиваться – зрелище было бы еще то. Поняв, что нет никаких лишних звуков, я тихонько выдохнула. Но как неспокойно на душе.
Очень аккуратно положила велик на песок. Села рядом, думала, чтобы еще нафотографировать. И тут мне стало плохо. По-настоящему. Голова закружилась и потемнело в глазах. Как будто воздух стал тем самым черным ватным одеялом, что мне приснился, и упал на меня. Все это помутнение длилось недолго, но сил отняло много. Я даже решила, что у меня от волнения обморок случился. А когда глаза стали видеть как раньше, я выпила воды, отдышалась и поняла, что силы понемногу возвращаются.
Пора было вставать и решать, что делать дальше. Возникла идея поискать следы детской экскурсии.
Вдруг в дверь ударили тукалом. Сердце подпрыгнуло и остановилось.
В дверь снова стукнули. Гораздо осторожнее. Словно кто-то придерживал тукало дрожащей рукой.
Быть может это ребята? Подошла к двери. В которую теперь били неистово, как в бубен. Дождалась промежутка тишины, заглянула в щель, что внизу у дверной рамы. Трава. Сквозь которую видны чьи-то ноги. Незнакомые. Волосатые. Нереальный хоббит. Или взрослый дядя в шортах. На ноги вдруг начала наползать тень. Вот черт, он сейчас тоже попытается подсмотреть. Одним прыжком отпрыгнула вправо. Обползла дверь, очутившись на другой ее стороне.
Удары последовали один за другим, как азбука Морзе.
Блин, не иначе, это заказчик переходов. Прочитал отчеты и ломится в чужой мир. Вот дурак какой! Назначил бы встречу. Я бы его перевела. Наверное. Скорее всего.
Теперь по двери лупили ногой. Трясли ее, дергали. Несколько сильных, но негромких ударов сменились сдавленным воплем и звуком «иии». Палец он сломал, что ли? Ага – теперь он просто врезал по двери кулаком, но довольно близко к земле. Так и есть, покалечил ногу и теперь сидит, злится.
Если обладать пространственным воображением, мы в разных измерениях занимали почти одно и то же пространство. Оба на земле и оба около тукала. Класс! Но мне от этой мысли вдруг стало неприятно, словно кто-то дышал моим воздухом, и я шустро отползла в сторону. Психика у меня такая дурная – если перед запертой дверью – то это не наш мир, а все что за ней, хоть и выглядит как обычный сосновый лес – он как бы на нашей территории. Глупо это.
– Твою мать, – отчетливо произнес явно взрослый мужской голос.
Расстроенный. Огорченный. Несчастный.
Мне не захотелось встретиться с тем, кто сначала буйствовал, а теперь жалобно ругался с нашей стороны. Пусть думает, что переход для него невозможен. Вот когда мы отдадим Гаспарову кость – пусть хоть уходится. Но не сейчас. Вот он какой буйный. Разве можно приходить в гости в таком настроении?
– Открой! – совсем тихо, приложив губы к двери пробасил мужчина.
Если бы он позвал Сашку, наверное, я бы отперла. В глубине души я подозревала в заказчике отца моего одноклассника. И даже пыталась приветливо смотреть ему в лицо, когда сталкивалась с ним на улице. Но он упорно хмурился и тихо меня ненавидел.
На сосну попыталась присесть ворона. Соскользнула и возмущенно каркнув, улетела прочь.
По всей видимости, точнее – слышимости, тот, кто ломился в этот мир, ничего себе не сломал. Избиваемая дверь заново застонала от ударов. Вскоре я уже зажала уши руками, мучаясь от головной боли. Чтоб окончательно не сбрендить, пришлось осторожно отползти от источника оглушительных звуков. И вот что странно – наступила нормальная лесная тишина.
