На удары дозорного статуя теперь не реагировала, словно тоже установила «щит».
А потом… Истукан начал растворяться в воздухе. Дмитрий зашарил глазами вокруг себя, еле нашел свою тень, поднял торопливо, как натягивают свитер через голову, внезапно обнаружив, что опаздывают.
Второй слой выплеснул на него ушат холода. Истукан уже растворялся и здесь. Не просто таял, а как будто погружался в трясину, уходя в землю сначала по колено, затем по пояс. Дмитрий прыгнул к нему, рубанул «белым лезвием» – но рассек лишь воздух.
В колени ткнулся носом Джим, потом забегал вокруг места, где пропала статуя. Остановился, поднял морду и завыл.
Рядом появился Евстафий.
– Ушел, – сказал Дмитрий. – Вниз. Будем надеяться, что в геенну.
– Сомневаюсь, – покачал головой бывший поп. – А Сонька сбежала.
– Мертва, – сообщил Дреер. – Этот Франкенштейн ее вперед себя отправил. Боюсь, и пацана тоже.
– Судя по линиям, мальчик жи… – Дозорный осекся.
– Что? – Словесник повернулся к нему.
– Линии… распадаются… укорачиваются… Его больше нет. Или есть? Ничего не понимаю.
Сумеречный пес уже не выл, а смотрел на двух Иных так, что Дмитрий невольно вспомнил есенинское «покатились глаза собачьи золотыми звездами в снег».
– Пойдемте. – Евстафий положил руку на плечо Дмитрия. – Долго вы тут не выдержите. Еще в кому впадете, чего доброго.
Они вышли на первый слой. Дмитрий подумал, что для экспертизы нужно отыскать кусок, отколотый им от статуи, но усталость наваливалась глыбой. Он все же сделал над собой последнее усилие, достал цепочку-ошейник и надел на Джима.
В реальный мир Дреер вышел, держа фигурку пса на ладони. Пес качал головой.
Над заливным лугом вились бабочки, как первоклассницы в школьном дворе. Вдалеке золотили небесную синь церковные купола. Играла бликами река.
Дмитрий опустился на траву. Евстафий остался стоять над ним.
– У вас нет шоколадки? – спросил Дреер.
– В сумке мальчика есть пироги, – напомнил дозорный. – С яблоками и повидлом. Ему уже без нужды.
– Я его найду, – упрямо сказал Дреер. – Чем вы, кстати, били?
– Вот. – Евстафий показал обычную деревянную некрашеную ложку. Вероятно, сам ее и вырезал. – Долго заряжал, больше для тренировки. Думал, никогда не пригодится.
– Дорога ложка к обеду, – покивал Дмитрий, глядя на столь необычный боевой жезл.
– Пойдемте. – Евстафий протянул руку. – Вы совсем обессилели. Я помогу.
– Помолитесь за них, – вдруг сказал Дмитрий. – За мальчика и за ведьму тоже.
– Помолюсь, – ответил дозорный. – Не надо было мне его туда сажать. Не думал, что так…
Словесник тяжело поднялся.
– Надо будет, из преисподней достану. Хотя Сумрак все-таки не ад, – зачем-то произнес он, словно пытался убедить сам себя. – Из ада повесткой не вызывают. А Трибунал Инквизиции из Сумрака может. Даже после смерти.
– Знаете, это, наверное, еще хуже. – Евстафий поддержал Дмитрия за локоть. Словесника шатало, как пьяного.
– Почему?
– Если даже великие грешники Темные попадают не в ад, а куда-то в Сумрак, значит, Он совсем отвернулся от Иных, – серьезно и задумчиво ответил дозорный. – Значит, мы не достойны даже Его суда.
В библиотеках Дмитрию всегда нравилось. Старые деревянные полки, канцелярские запахи, чахлая зелень в треснутых горшках. Ряды корешков – будто солдаты в потертых мундирах с выцветшими эполетами заглавий. Строй бойцов за человеческие умы. А пожелтевшие формуляры – как повестки на фронт.
Библиотека Инквизиции в Праге в этом смысле могла считаться образцовой с ее каменными сводами и светильниками, имитирующими факелы. Не хватало разве что черепов-подсвечников и каких-нибудь дежурных кобольдов. Архив выглядел поскромнее. Невеликий по размерам читальный зал всего на несколько столов. Далеко не новая, но и не сказать, чтобы антикварная мебель. Угловатые аппараты для чтения микрофильмов, похожие на капища божков эпохи научно-технической революции из шестидесятых. И всего один компьютер с мерцающим экраном.
Демонстративная архаика Инквизиции Дреера иногда умиляла, иногда просто-напросто раздражала. Дозоры с их вечной подковерной борьбой вынуждены были шагать в ногу со временем, а Инквизиция делала вид, будто застыла в дне заключения Великого Договора. Стипендия курсантов, к примеру, именовалась в документах не иначе как «содержание». А однажды это содержание им не перевели на магнитную карточку, а выдали в старинных золотых монетах. Помнится, они тогда втроем с Ивой и Майлгуном не сумели придумать, что делать с этим богатством. Дмитрий решил, что потратит свое на благотворительность, однако пока так и не собрался, оставаясь, быть может, единственным российским педагогом-словесником, хранившим в иностранном банке сбережения в драгметаллах.
Конечно же, у Инквизиции не было ни сайта, ни единой ведомственной интернет-базы данных. Потому скрепя сердце начальник Дмитрия Одноглазое Лихо, одобрил его командировку в Прагу. Повод имелся вполне официальный: младшему надзирателю следовало лично доложить о суздальском инциденте.
Но сначала было еще много всего.
– Ты что, соображать разучился? – выговаривал Дмитрию Лихарев, когда тот вернулся в школу и поведал о своих бесславных подвигах. – У тебя сервоусилитель на руке, а ты, как обезьяна, кидаешься булыжниками! Нет бы сразу и просто открутить голову этому памятнику-переростку! На худой конец поднял бы какую-нибудь башню, да и придавил бы, как клопа! Никакой тактики, никакой стратегии! Так он еще и дуэль с этим статуём затеял! Сирано де Бержерак доморощенный! Датский принц, тудыть твою дивизию! В мушкетеров давно не игрался, детство босоногое вспомнил?
Дрееру было стыдно. Очень стыдно. Но чувство вины за то, что не привез мальчика, сильно перевешивало то, как неумело он провел свой поединок.
– Хорошо еще, Ночной сработал. Не перевелись на Руси крепкие в вере…
– Виктор Палыч, а вы что, тоже? – хотел было аккуратно прекратить головомойку подчиненный.
– Я диалектический материалист и член ВКП(б) с двадцать первого по девяносто первый, – сказал Лихо. – Но людей с убеждениями всегда уважал, уважаю и уважать буду. Иных это тоже касается.
Вместе с Евстафием Дреер провел сначала дознание на месте, однако никаких сведений, проливающих хоть какой-то свет на разгадку исчезновения Матвея Косицына, не получил. Допрос родных мальчика ничего не дал. Ведьма-практикантка Асенька даже под воздействием «Последней Исповеди» лепетала, что понятия не имела о каких-то сумеречных делах своей руководительницы. Оборотень Сергуня после насильственного вытрезвления не сказал в адрес Софии ни единого печатного слова.
Дмитрий, как ни странно, проникся к дышащему перегаром волкулаку некоей симпатией. Тому в свое время не хватило решимости умереть, когда его укусил по лицензии другой оборотень, однако самому рвать зубами людей было невыносимо противно. Теперь он глушил водкой симптомы ликантропии, а перед ежемесячной трансформацией уходил в запой, чтобы никто не воспринял неадекватное поведение как что-то особенное.
Потом в Суздаль явился для разбирательства московский Инквизитор Максим, а Дреер, написав докладную, уехал восвояси. Найти кусок статуи, отрубленный «белым лезвием», не удалось, и за это Дмитрий тоже получил нагоняй от Лиха.
Ресурсов на портал до Праги младшему Инквизитору ждать не приходилось. В самолете Дреер читал новомодную среди школьного персонала книжку «Географ глобус пропил», временами хохоча на весь салон. Когда надоедало, отрывался и в сотый раз изучал скудное досье на пропавшего Матвея. Зацепок не находилось.
Свой доклад особой комиссии Дмитрий сделал через час после прибытия. С демонстрацией слепков ауры (уже разосланных), мыслеобразов (тоже рассмотренных), карт происшествия и схем. Комиссию возглавлял ответственный за восточный сектор Эдгар, бывший глава эстонского Дневного Дозора и замглавы московского. Дреер закончил предложением ревоплотить ведьму Софию для дачи показаний. Упирал на то, что был атакован Инквизитор, атакован сознательно и необычным оружием, возможно, големом.
Эдгар, однако, остудил пыл надзирателя. Он напомнил, что со дня заключения Договора ревоплощение применялось всего трижды. Вызвать умершего Иного с нижних слоев Сумрака дозволено лишь Трибуналу Инквизиции как самое крайнее средство. Последний раз к этому прибегли шесть лет назад, ревоплотив молодую ведьму Алису Донникову, погибшую на дуэли со Светлым магом. А посему – исключено. Во-первых, лимит исчерпан на ближайшие лет двести. Во-вторых, дело в Трибунал не передано и не будет ввиду отсутствия взаимных претензий Дневного и Ночного Дозоров.
Тогда Дмитрий извлек свой последний козырь:
– Случай с Матвеем Косицыным не единичный.
– Вот как? – приподнял голову Эдгар.
Остальные члены комиссии, в серых балахонах похожие один на другого, сидели неподвижно, как восковые фигуры. Или как статуи.
