– Я хочу, – поспешила сказать она, пока ее никто не опередил.
– Вы уверены?
– Конечно! Я правда хочу. Мечтаю, сплю и вижу, что буду работать по контракту под крылом такой надежной, сильной конторы, что меня больше не будет колбасить, и не надо будет бояться застрять в Меркабуре. – Инга на мгновение сама поверила в то, что говорит.
– Учтите, Инга, сейчас не только от меня зависит, вернутся ли ваши родители. Я готов дать свое официальное согласие, если вы подпишете контракт, но открытка с дверьми – в руках у Софьи.
– Я ей не верю, – покачала головой Инга. – Значит, нет, не подпишу.
Туман в голове снова сгустился. Дио мио, как же трудно думать, как будто в голову натолкали кашу! Только злость заставляла Ингу цепляться за небольшой кусочек ясного пространства. И он туда же! Обещал ведь, что вернет, а тоже ее обманул. Почему? За что? Чем она заслужила такое отношение? Только ли тем, что джентльмены предпочитают блондинок?
– Эмиль Евгеньевич, да что вы ее уламываете?! – подала голос Джума. – Я подпишу, прямо сейчас!
– Наташа? Ты? – удивился Магрин.
– Наташа? – Софья с Ингой переспросили одновременно, в унисон, и хором продолжили: – Это же Джума!
Лицо Джумы-Наташи заметно побледнело, несмотря на смуглую кожу.
– Софья, ты объяснишь мне, почему вы обе называете Наташу Джумой? – спросил Магрин.
– Эмиль, она мне так представилась сама. Я нашла ее визитку здесь, у Надежды Петровны. Она хотела мне помочь решить мои проблемы с отцом. Если честно, то это для нее я делала открытку с «розовыми очками». Только не сердись на нее, пожалуйста. Я тебе все потом объясню.
– Софья, – он покачал головой, – ну куда ты только не умудрилась вляпаться! Да тебя просто за руку водить надо было. Я надеюсь, ты впредь будешь осторожнее. Пожалуйста, советуйся со мной почаще, а? Я ведь никуда не денусь.
Он обернулся к Джуме-Наташе:
– Наташа, ты в самом деле думаешь, что после всех твоих фокусов я подпишу с тобой контракт? Зачем ты вообще пришла?
– Она единственная здесь, кто говорит правду! – вмешалась Инга. – Она тоже знает, что Софья хочет отправить меня в Меркабур насовсем!
У Магрина брови поползли вверх, Джума-Наташа бросила на Ингу уничтожающий взгляд и заговорила:
– Одна девица другой стоит! Разве можно с ними контракт подписывать?! Этой Софье я, между прочим, никаких «розовых очков» не заказывала, врет она все, я хотела совсем другое. Инга тоже хороша. Пусть достанет из сумочки свою открытку, сами увидите!
– Наташа, забудь! Даже думать забудь о контракте.
– Но почему! Почему ты всегда мне отказываешь?
– Успокойся, пожалуйста! – Он повысил голос. – Мы поговорим позже.
– Опять потом! Не могу больше ждать! Не могу! Ну чем тебя эта бледная пигалица с веснушками зацепила? Посмотри на меня, пожалуйста. Хорошо посмотри. Я ради тебя на все готова. Неужели не видишь?
Инга фыркнула. Как она может так унижаться? И как вообще можно было влюбиться в этого ходячего робота? Хотя насчет пигалицы она права. Джума продолжала:
– Тебе нужен контракт на этот год, я знаю. Никто не согласится, кроме меня. Я, между прочим, художник по образованию, я буду делать лучшие открытки. Вот посмотри, я сейчас покажу…
Джума копалась в сумочке, а Инга вдруг почувствовала знакомое дуновение ветерка. Что-то происходит, но что?
* * *
Софья смотрела на Джуму, а вспоминала Лилечку. Как похожи эти две женщины и как не похожи сотрудники института на скрапбукеров! Здесь, сейчас она испытывала лишь две эмоции – удивление и сочувствие. Пожалуй, не будь Эмиль куратором, Софья могла бы и сама в него влюбиться, и даже как Лилечка – без надежды на взаимность, лишь бы иногда быть рядом. Но в Джуме было что-то еще – чуждое, отталкивающее. Накал влечения и страстное желание оградить Магрина от всех остальных? Софья отчего-то не чувствовала ни капли ревности. Наверное, потому, что никогда не считала, что Эмиль принадлежит ей. Она слушала монолог Джумы и чувствовала странное дыхание потока – непривычное, чужое и даже чуточку пугающее. Когда Джума достала из сумочки конверт, Софья, повинуясь первому порыву, кинулась к ней.
– Не открывай! Не надо!
Слишком поздно. Софья даже не успела разглядеть открытку. Комнату наполнил нестерпимо яркий свет, она зажмурилась, а когда открыла глаза, Джумы в комнате не было. Только валялась на полу брошенная сумочка.
– Вы же должны защищать скрапбукеров! Почему вы позволяете ей делать это? – К Магрину кинулась Инга, она уперла руки в бока и раскачивалась перед ним, как кобра, готовая к нападению.
– Делать что, Инга? – Под взглядом его совиных глаз Инга вроде бы чуточку протрезвела и перестала покачиваться.
– Софья! Она упрятала Джуму в Меркабур только что на ваших глазах.
– Инга, вы говорите глупости. Наташа отправила туда себя сама. Вы помните второе предупреждение Кодекса? «Не увлекайся». Она слишком многого хотела от потока, не смогла справиться с той силой, которую сама же и вложила в открытку. Заметьте, как раз от таких ситуаций защищает наш контракт.
– Может быть, ты мне все объяснишь? – ледяным голосом спросила Инга, повернувшись к Софье. – Зачем тебе открытка с дверью? Решила, что и меня можешь запросто в Меркабур отправить? На всякий случай, вдруг я у тебя ножницы попрошу, которые, между прочим, должны быть моими! А Джума чем тебе помешала? Ревнуешь к Магрину?
– Это все Джума тебе наговорила? – Софья не знала, как образумить Ингу. – Кто еще? Может быть, Ванда? Они ведь подружки, два сапога пара.
– Ладно, не хочешь отвечать, тогда возьми открытку.
Софья невольно отступила назад. Инга протягивала ей открытку, которую не хотелось брать в руки. Иногда так бывает – видишь книгу или диск с фильмом и уже чувствуешь, что смотреть его будет неприятно, что останется плохой осадок.
– Что это? – спросила она.
– Посмотри и все поймешь, – ответила Инга.
Софья взяла открытку за край двумя пальцами, но не спешила рассматривать. Откуда Инга взяла все эти глупости, можно и потом выяснить, а вот как прямо сейчас уговорить ее отдать дверь? Магрин молчал. Софья была уверена, что он может привести Ингу в чувство одним своим взглядом, но у него, кажется, кончилось терпение. Можно ли вообще убедить ее словами? Обиженную на весь мир? Софья признавала: у Инги есть право на обиду. Но почему она решила, что Софья хочет избавиться от нее? С какой стати и зачем? Слова тут не помогут. Софья подошла к столу, взяла свои тяжелые, сверкающие ножницы, потом передумала, положила их обратно. Инга не поверит ей, не возьмет ничего из ее рук. Если только… Она достала из сумки потрепанную открытку с тряпичным мячиком, повертела в руках. Инга не шелохнулась, словно не узнала свою работу. Софья посмотрела на карточку с каруселью, лежавшую на столе, – картонный пароход дрожал над бархатным морем, словно его держал крепкий якорь. Надо, чтобы Инга почувствовала поток! Она протянула ей открытку с мячиком.
– Это же твоя открытка? Сначала ты возьми ее обратно.
* * *
У Инги с новой силой закружилась голова. Мир снова стал мягким, обволакивающим, словно весь был сделан из пластилина. Расплываются в глазах лица людей. Почему они все на нее так смотрят? И только один предмет перед ней – четкий, как если бы она смотрела на него через поляризационные очки. Мячик. Пестрые лоскутки из набора. Она протянула руку, взяла открытку за край кончиками пальцев. В этом мячике должен быть сильный поток. Почему все наоборот, почему весь мир вокруг рассыпается в плоские тени, и только эта открытка – цельная, яркая, объемная. Что-то вспоминалось, но с трудом. Какое-то обещание. Какой-то баланс. Да, она ведь обещала себе, что будет держать баланс, чего бы ей это ни стоило. Она готова была на риск, готова сделать шаг в пропасть и довериться той невидимой лонже, что удержит ее на грани между мирами. Где она сейчас? Что с ней? Неужели этой открыткой Софья хочет запереть ее в Меркабуре? Нет, не может быть, это же ее собственная открытка, в точности такая, какой она отдавала ее Магрину. Она пришивала эти лоскутки один к другому, она вырезала основу из картона, она опрыскивала края золотым лаком. Она что-то вкладывала туда… радость? Какая она была, эта радость? Ерунда, она ничего не чувствует, ничего не получилось, порвать ее надо к чертовой матери! Инга сжала мячик руками с двух сторон.
Ничего. Никаких ощущений. Только мир сузился до одной-единственной точки – тряпичного комочка.
– Все, что с нами происходит, уже когда-то было. Кто это сказал? Где-то там, в недавнем прошлом, есть точка, где она сделала неверный шаг. Инга ведь знала, что каждый ее выбор теперь будет влиять на всю ее жизнь, но не думала, что до такой степени. Было же что-то огромное и светлое, как солнце, как детские воздушные шарики, как леденцы в жестяной коробке, как папин вязаный свитер с заплатками. И потерялось, где-то в одной-единственной точке. Инга сжимала, мяла, трепала в руках мячик и прокручивала события назад, как кинопленку. Когда же глыба обиды стала такой огромной, что заслонила все на свете? Может быть, дело в трубе, которую так не вовремя решили убрать? Или в Магрине, который предпочел ей другую только из-за того, что спит с ней? Стоп! А почему она решила, что именно поэтому? Ей сказала Ванда. Инга вспомнила кафе, наполненное тошнотворными запахами, и едкие, колючие слова, что иголками врезались в тело.
