стражникам:
— Я поймал воров, которые ограбили купца Брана Балицу! Он обещал щедрое вознаграждение тому, кто приведёт к нему воров.
— Да неужели? — удивился один из стражников. Все они прекрасно слышали мой разговор с ребятами. — Ты нас за дураков держишь?
— За людей, которые хотят стать богатыми, — я улыбнулся и вложил в его ладонь десять красных монет.
Он вытаращился на меня, закивал и отчеканил:
— Воры будут доставлены!
Под возмущённые крики Мерри и Дзена я направился навстречу серебряному куполу. От него исходила невероятная опасность, а ветер приносил отчётливый запах железа. Кровь. Там, внутри, её было очень много, она текла рекой. Я ослабил ремни и освободил цепи, приготовившись драться. Интуиция подсказывала мне, что бой будет очень тяжёлым. Появилось странное ощущение, что я приближаюсь к чему-то отвратительному и чужеродному, но одновременно — чему-то родственному. Это вызывало когнитивный диссонанс.
— Помоги! — это первое, что я услышал, когда зашёл под купол.
Передо мной возвышалась скульптура из человеческих тел. Они были изувечены, изранены, скручены, вывернуты на изнанку, но… Люди были всё ещё живы. Их лица искажали гримасы боли, мольбы о помощи взлетали в небо и разносились на километры вокруг. Я вздрогнул, когда заметил, что там были и дети. Маленький мальчик повернул ко мне заплаканное лицо и прошептал:
— Помоги!
Я знал, о чём он просит, и понимал, что это — единственное, чем я могу помочь. Но мне всё равно потребовалось минут десять, чтобы решиться.
Когда я закончил, мои руки были в крови.
За моей спиной раздался детский смех. Я медленно развернулся. Над землёй, в метрах пяти, парила та самая девочка — Далджа. Она весело улыбнулась и показала пальчиком на группу людей, вперевалочку двигающихся к нам. Они выглядели как бесформенные куски теста, на которых кое-как налепили лица. Дикие стоны вырывались из распахнутых ртов.
— Но ты пожалела нас, — сказал я, пристально смотря в глаза Далджи. — Ты отпустила нас.
Она звонко рассмеялась, запрокинула голову и неожиданно замерла. Тело Далджи пошло волнами, начало плавиться, кожа стекала в траву, скальп кусками падал следом. Мышечные волокна осыпались, как гнилая мишура. Обнажились кости и тут же развалились на осколки, брызнул костный мозг. В воздухе зависли внутренние органы, в глубине которых что-то шевелилось. Сначала наружу высунулась одна рука, потом — другая. В конце концов из кишок вылезла голая девушка, измазанная в крови и слизи.
— Ты ей понравился, а мне показалось, что ты похож на нас, — прохрипела она, упав в траву. Она выглядела как обычный человек, но в то же время… Бледные тонкие руки, немощные ноги, голые груди, искривлённая спина — всё это словно принадлежало монстру.
Поднявшись на четвереньки, девушка уставилась на меня и оскалилась.
— Но я ошибалась. Ведь ты пришёл сюда, чтобы убить мою маленькую Далджу?
— Да, — признался я. — Но это ты убила Далджу много лет назад. Я понимаю, ты хотела её спасти, но ты забрала её жизнь и забираешь жизни других людей. Оглянись! Разве Далджа хотела бы жить в таком мире?
— Она просто хотела жить, но её выкинули в лес, — расхохоталась девушка. — Мы создали Храм. Мы жили в этом Храме. Жители деревни были такими забавными. Так весело было заставлять их приносить в жертву собственных детей! Но твой приход напомнил мне, как много мы теряем! Почему мы должны жить на горе, забытые людьми и Созвездиями?
— Остановись. Верни Далдже её тело. Если она до сих пор ребёнок, у неё сохранился шанс пройти путь с самого начала. Позволь ей это сделать.
— Нет, — девушка безумно захихикала и взмахнула рукой. Группа изувеченных людей растеклась как кисель. Но они не умерли. Я всё ещё видел их растянутые лица и слышал жалобное хныканье. Девушка подошла к кровавой луже, окунула в неё пальчик и облизала. — М-м-м, так вкусно! Ваши страдания разогревают во мне аппетит!
Я сорвался с места и ударил цепями, прицелившись прямо ей в голову. Череп взорвался осколками, тело обмякло и упало на землю, но грудь вздымалась, а в шее булькало, словно воздух втягивался прямо через кровоточащий разрез в лёгкие. Серебряный свет вдруг окутал труп, и раздробленная голова начала постепенно восстанавливаться. Я ударил второй раз, но цепи отскочили от сияния.
Через пару секунд девушка села, хрустнула шеей и усмехнулась:
— Парацельса так просто не убить.
— Парацельса? — переспросил я, приподняв брови.
— Я называю себя именно так! — в хищном оскале произнесла девушка. — Её родители… То есть… наши… дали нам отвратительное имя, от которого блевать охота. Мне кажется, тот старик выкинул нас в лесу именно из-за имени.
Она безумно рассмеялась, но, не получив от меня никакой реакции, насупилась и попыталась состроить умилительную мордашку: брови домиком, огромные глаза, приоткрытый рот. На её лице это выражение смотрелось чужеродно и омерзительно. Словно кто-то напялил на себя резиновую, плохо сделанную маску и активно под ней гримасничал.
Она размяла плечи, отчего раздался омерзительный хруст, словно кости начали деформироваться прямо на глазах. После чего она снова оскалилась, обнажая острые клыки. — Зови меня Целией. Я хочу, чтобы ты кричал это имя, когда я буду тебя убивать. Мне так это нравится… Агония, последние судороги, мутный взгляд — я обожаю смотреть, как люди умирают. Но ещё больше я люблю подводить их к этому моменту. Долго, мучительно, с любовью!
— Ты помешалась, — сплюнул я, внимательно следя за каждым её движением. От подобной психопатки можно ожидать чего угодно. — Мне рассказывали о таких. Что такое? Ты думала, что единственная? Нет, дорогуша, такие уже были. Свихнувшиеся Спутники, которые поработили хозяина под благовидным предлогом. Скажи-ка, когда ты обрела сознание?
— Хааа?.. Хм…— она будто бы пыталась что-то распробовать у себя во рту. А потом сплюнула чем-то кровавым и заговорила — Так уж и быть, раз тебе так интересна наша жизнь… Когда Далджа, эта славная крошка, валялась под кустом и умирала от голода и обезвоживания, я смогла всё осознать — просюсюкала Целия и захихикала. — Мы провели в лесу шесть дней, и нас просто чудом не съели. С каждым восходом солнца Далджа слабела, и слабела, и слабела… Она звала маму и папу, не зная, что их давно поджарили на костре. Как двух маленьких свинок, а-ха-ха! На шестое утро Далджа почти умерла,
