его дожидаться, мы отправились домой шумной толпой, источающей коллективную ненависть к Смирнову, покровителю голубых и коричневых.
У подъезда Колесо запрокинул голову и сказал:
— Та-ак. Кто последним выходил из нашей квартиры?
— Ну я, а шо? — отозвался Гребко.
— А вон, свет горит. Забыл выключить, брат.
Гребко махнул рукой:
— Фигня. Газ-то не забыл.
Сперва в лифт погрузились ветераны и Димидко. После них — мы, молодняк. Молчаливый Клык поделился, глядя, как закрываются дверцы:
— Не понравился мне этот Левашов. Шумный. Башка от него болит.
— Зато играет, — сказал Погосян. — Нормальный пацан, простой, без гнилья.
— Тупой, но да, без гнилья, — вынес вердикт Микроб.
Да, вел себя Левашов вызывающе, рука так и тянулась, чтобы дать ему затрещину, но не это главное. Главное — у нас есть толковый полузащитник!
Едва мы ввалились в квартиру, как мне позвонил Димидко и выпалил взволнованно:
— Парни, спускайтесь ко мне. Разговор есть.
— Что еще за разговор? — насторожился Микроб.
Но Димидко уже отключился, и пришлось спускаться. Дверь была открыта, мы ввалились в гостиную и оторопели: за столом, вертя на пальце связку ключей, сидел Лев Витаутович, попивая чай с конфетами «Кара-Кум». Димидко стоял, опершись о стену и скрестив руки на груди. Колесо и Гребко оседлали столовские стулья.
— Парни, знакомьтесь, новый директор нашей команды, Лев Витаутович Тирликас.
— Только поднатаскайте меня, — сказал он таким тоном, словно был чем-то недоволен. — Мало что понимаю в этом вашем футболе.
Впрочем, директор команды не обязан разбираться в тонкостях игры. Его задача — решать вопросы, нагибать, доминировать и выбивать деньги, с остальным отлично справится Димидко, а Матвеич ему поможет.
Бээровец растянул в улыбке огромный рот, мелкие морщины расчертили щеки. Варан. Точно — сытый варан, который только что сожрал Смирнова и надкусил Самойлова.
Как говорится, hoc signo vinces!
То есть сим победиши.
Глобальный замес с лиловским «Динамо» планировался сегодня в шесть вечера. Наша первая игра обновленным составом, да еще и с таким соперником!
Сказать, что динамовцы на нас злы — не сказать ничего. Мы для них были, как колорадский жук для картошки, как окропляющий пес для подрастающего деревца. Если бы не звонок нашего нового директора команды, Льва Витаутовича, куда следует, чую, болелы устроили бы нам суд Линча, и хлебнули бы мы собственной крови. А так всего лишь хлебнем дерьма, так сказать, очистив карму «Титана».
Пока еще не слишком сплоченная команда грузилась в бело-синий автобус, мордой напоминающий кита. Помимо футболистов и Димидко, с нами ехал Петр Казимирович по прозвищу Древний и Лев Витаутович, сосредоточенный больше обычного.
Его присутствие было необязательным, но он решил проникнуться футбольной атмосферой.
Хотя от этой игры мало что зависело, у Димидко с утра все валилось из рук, ведь это его старт как самостоятельного тренера. Как бы сказал Черчесов, будем играть контрольный матч. Матвеич, молодец, теперь мотивировал его так же, как когда-то Саныч накачивал нас.
В общем, нервозность передалась всему основному составу, в том числе Левашову, взятому полузащитником — высокому плечистому гопнику с васильковыми глазами и внешностью Леля. Как утверждал Левашов, когда Филимонов как бы случайно зашел к нему в раздевалку, он не просто обматерил Филю, но и дал ему в бубен, после чего был изгнан со скандалом и волчьим билетом как склочный и безответственный футболист. Ну, а поскольку он был вхож в тусовку футбольных фанатов, превознесение «Титана» они обратили в ненависть.
Помимо лиловского «Динамо», Димидко удалось договориться еще с двумя командами, правда, из Второй низшей лиги, которым с нами нечего было делить: с пензенскими «Мебельщиком» — на двадцать седьмое февраля и «Энергетиком» — на пятнадцатого марта. Причем оба матча планировалось провести в Михайловске.
Утром Сан Саныч нас расставил по полю и долго напоминал наши задачи: не суетиться, держать позицию, пасовать ближнему и, конечно, беречь мяч. Потом собрал в том же маленьком конференц-зале и объявил, что состав лиловского «Динамо» изменился, там полсостава молодых никому неизвестных игроков, которых Белькевич нашел в маленьких городках и селах, и стратегия команды неизвестна.
Зато известна излюбленная манера игры Валентина Николаевича: прессинговать нас на каждом участке поля, не давая продышаться, и убегать в быстрые контратаки. Все, как завещал незабвенный Лобановский.
И вот мы в автобусе.
Сидящий рядом со мной Микроб хмурился, глядя в окно, сосредоточенно жевал жвачку. Наверное, созерцая проплывающий пейзаж, он мысленно пел: «Поля, леса, небо и ручей». Я же отчаянно искал позитив и находил его. Мне нравилась ухоженность проезжей части и деревень, плавный ход автобуса, аккуратные латки припорошенных снегом полей. Нравились бетонные заборы новых заводов и заводиков. Страна жила. Шестереночки крутились. И, хоть не все было гладко, люди не ощущали себя брошенными.
До Лиловска мы доехали за час. Западная часть города была мне незнакома, я рассматривал новый микрорайон, билборды, напоминающие о грядущем 23 февраля, и с портретами местных тружеников.
Обогнув город, мы выехали на финишную прямую, и впереди замаячил спорткомплекс Центральный, расположенный на окраине, а далеко за ним был манеж с обогревом — такой же, как у нас, только не белый, а оранжевый. Там нам и предстояло сойтись с лиловчанами в смертельной битве. Я ни на миг не сомневался, что это будет скорее битва, чем футбольный матч.
Микроб напрягся, вытянулся, всматриваясь вперед.
— Кажется, нас встречают.
На парковке машин было поменьше, чем во время турнира в честь Павла Горского, но для спонтанного товарищеского матча их наехало просто невероятное количество. Народу тоже хватало, это были болелы с сине-белыми флагами, шапками и шарфами. У некоторых были транспаранты, туда-сюда расхаживал высокий парень с рупором, размахивал руками.
Но самым удивительным было живое оцепление.
Заводила увидел наш автобус, проезжающий не на центральную, а на служебную стоянку во избежание эксцессов, заорал в рупор — все болелы повернули головы к дороге. Свист и вопли просочились аж в салон автобуса. Фанаты, и парни, и девушки, сперва ринулись к дороге, но омоновцы развернули щиты, и волна схлынула. Болелы стали показывать автобусу неприличные жесты, растянули огромный плакат, где, запрокинув голову, голосил радужный петух.
«Титаник — на дно!» — было написано на другом транспаранте.
Надеюсь, они не будут закидывать нас помидорами или чем похуже. На таком морозе замерзшими помидорами в затылок — будет больно.
— Вот же уроды! — возмутился Микроб, заерзал в кресле. — Что творят!
— Привыкай, малой, — проговорил Колесо, сидящий за нами. — На поле такие страсти кипят — сериалы отдыхают.
Он обернулся к сидящему позади Гребко и сказал:
— Помнишь,
