тогда они были едины, по меньшей мере в языке. — поддержал средний. — И снова пошли тем же путём.
— Да, после вмешательства своевольных вестников нам так и не удалось свернуть их с пути сугубо технического развития. А ведь мы знаем, что это тупик. Пусть очень отдалённый, но всё же тупик. — сказал младший.
Впрочем, этого можно было и не говорить, так как всё это они и так знали, и понимали.
— А что они творят с дарованным домом? — с горечью продолжил разговор младший. — Им досталась такая красавица — лучшая из всего, что было создано. Она почти такая же живая, как и они сами!
— Им дан разум! — удручённо подхватил средний. — Они могли использовать его во благо себе и всех окружающих их неразумных творений!
— Им созданы все условия — плодитесь и размножайтесь! Но они, вопреки здравому смыслу, уничтожают и себя, и свой дом. — грозно проговорил старший. — Иногда мне кажется, что их основная цель — уничтожить всё вокруг себя.
По всей Вселенной прокатилась волна гнева, отразившаяся гигантскими вспышками на Солнце, возмущениями электрических, магнитных, гравитационных, глюонных и ещё сотни других полей.
— А ведь они, по сути, ещё совсем дети. — прозвучало от младшего. — И, несмотря ни на что, я всё равно их люблю!
— А мне их просто жалко. — проговорил средний. — И я их тоже люблю!
— Мы все их любим! — подтвердил старший. — Но у них уже был шанс. И не один!
В разговоре снова наступила короткая для говоривших пауза. Но пока она длилась, планета вместе с орбитальной станцией успела совершить несколько оборотов вокруг своей оси и немало пролететь по орбите вокруг Солнца. На верхнем её полушарии наступила зима.
Средний и младший всё это время неотрывно смотрели на старшего. А старший задумчиво смотрел на проплывающую перед ними планету, делая вид, что не замечает безмолвной просьбы среднего и младшего.
— Хорошо, пусть попробуют ещё раз. — сдался он наконец под их взглядами.
— Но как? — обрадовано вопросил младший, весело переглянувшись со средним.
— А это уже ваши проблемы. — так же весело улыбнулся старший. — Вы за них просили — вам и карты в руки. Это тоже они так говорят. А я вас поддержу.
Средний и младший снова переглянулись, мысленно решая поставленную перед ними старшим задачу.
— Ты уверен? — спросил после безмолвного обсуждения младший.
— Я не вижу другого способа вернуть их на путь истинный. — ответил средний.
— Да будет так! — как и обещал, заключил старший.
* * *
France, Lyon, 80 Rue de la Part-Dieu. 12 января 2043 года, 6:30.
Резкий громкий звук дверного звонка прервал недолгий сон Доры Майт. Последние годы женщине стало трудно засыпать — сказывался немалый уже возраст. Мучавшая бессонница редко когда позволяла заснуть до полуночи. Обычно, во сколько бы ни пришлось лечь в кровать, сна приходилось ждать по несколько часов. И женщина подолгу лежала под одеялом, перебирая в памяти дела и события давно минувших дней.
Странно, но лучше всего вспоминалось детство. Такое далёкое и такое солнечное и счастливое, прошедшее в небольшом городке на юго-западе Франции. Старинная Гасконь, прославленная захватывающими приключениями своего сына и трёх его друзей-мушкетёров, описанными Александром Дюма, известна не только этим. Плодородная земля Арманьяк, лежащая между реками Адур и Гаронна, согретая ласковыми солнечными лучами и обильно политая водой, щедро делилась с трудолюбивыми сынами и дочерями хлебным зерном и виноградной ягодой. По легенде именно мушкетёры привезли в Париж свой любимый одноимённый напиток.
Весёлые школьные годы, ещё более весёлые студенческие, друзья, увлечение наукой, семья, переезд в Лион, любимая работа. Всё это вспоминалось так же легко и настолько ярко, будто произошло совсем недавно, а не много лет назад.
Мрачный год всемирной эпидемии, крах привычной жизни, тёмное и беспросветное одинокое выживание в последующие десятилетия, когда наука стала никому не нужна, и, чтобы банально чего-нибудь покушать хотя бы раз в день, приходилось хвататься за любую, даже самую низкооплачиваемую, работу, банды на улицах, страх за свою жизнь. Вот этого вспоминать совсем не хотелось.
Но куда денешься от действительности, которая находится за тонкой кирпичной стеной и ещё более тонким стеклом окна? И пусть сейчас нет уже того дикого разгула беззакония и бандитизма, есть более-менее стабильный, хоть и небольшой, но заработок муниципальной служащей, которого едва хватает на скромную жизнь и оплату своей чудом сохранившейся квартиры, но горькие одиночество и безысходность никуда не делись и безжалостно терзали душу пожилой женщины.
Откинув одеяло, Дора села на кровати, всё ещё находясь во власти прерванного сновидения. С недавних пор в своих редких ночных миражах ей стала сниться семья. Точнее то последнее лето, которое они все вместе провели на берегу Средиземного моря. Накопив вместе с мужем отпускные дни за несколько лет постоянной беспрерывной работы, собрав круглую сумму на банковских счетах и захватив с собой подрастающего наследника, они на всё лето сняли небольшой домик в курортном городке Бова Марина на побережье Ионического моря в южной части Италии.
Подробности этого отдыха уже стёрлись из памяти безжалостным временем. Остались только немногочисленные, уже сильно побледневшие, но всё так же бережно хранимые фотографии в лежащем в старом шкафу альбоме, привезённые сувениры и магнитики, до сих пор висевшие на не менее старом холодильнике. И ещё ощущение безграничного счастья, которое временами возвращалось в ночных сновидениях.
Потом снова была работа, эксперименты, статьи в научных журналах, борьба за спонсоров и гранты на исследования, приятные семейные заботы и ссоры с мужем и сыном по кажущимся сейчас таким незначительным поводам. В общем, всё то, из чего складывалась самая обычная семейная жизнь. Что, как тогда представлялось, будет всегда, являлось само собой разумеющимся, обыденным, рутинным. И что не было по достоинству оценено в своё время, пока не оказалось потеряно раз и навсегда.
Поднимаясь, разочарованно вздохнув, не открывая глаз, Дора ногами нащупала мягкие разношенные меховые тапочки в виде забавных серых мышек с круглыми торчащими ушками. «Такой сон испортили!» — молнией пронеслась в не полностью проснувшемся ещё мозге недовольная мысль.
Часы на полке, имитирующей старинный камин, показывали половину седьмого утра. Мазнув глазами по фотографиям мужа и сына, стоящим слева
