какая-то часть сознания твердит, что меня надо и дальше убивать, и это… наверное, полезно для обучения. А если вызову катализатор, чтобы спастись, то нарушу запрет Альдавира, а он предупреждал, что тогда не станет меня обучать.
— Альдавир, я и правда сплю-плю-плю-плюф-ф-ф-ф…
Дерево, за которым я прячусь, разносит в клочья вместе со мной. Прежде чем умереть, я отчётливо вижу, как мои ноги улетают в одну сторону, а руки в другую… Левая, похоже, повисла на ветке.
Да-а-а… не ожидал…
Тьма…
…
…
Свет.
На этот раз я прожил целых две минуты и сейчас прячусь в какой-то грязевой луже под корнями деревьев. Наплевав на все правила приличия, я обмазал себя грязью для лучшей маскировки, в глубине души понимая, что это бесполезно. Но раз у меня столько попыток, то почему бы не попробовать… Вдруг Альдавир улавливает своими глазами только тепловое излучение…
— Вот ты где. — Он возникает передо мной и улыбается.
Закатываю глаза.
Тьма…
…
…
Свет.
Бегу что есть мочи через кусты, обдирая руки и ноги. Гадство! Что же за гадство-то такое! И ведь под рукой ничего нет! Даже не защититься! Всё осталось в анклаве! Эх, призову сейчас взрывной болт, оставлю от тебя мокрую лу-у-у-у-у-у-у…
Тьма…
…
…
Свет.
— Вперёд, делай своё грязное дело.
Альдавир кивает и протыкает мне сердце.
Тьма…
…
…
Свет.
— Знаешь, я почти привык.
Тьма…
…
…
Свет.
— Давай-давай, я скоро точно начну привыкать.
Тьма…
…
…
Свет.
— Не привыкнешь.
— Посмотри-и-и-и… сук… в живот…
На этот раз я умирал минут двадцать.
Тьма…
…
…
Свет.
Бегу уже пятую минуту, на весь лес выкрикивая премудрости, выученные благодаря Ионе. Я, вообще, не люблю сквернословить, считая это уделом недалёких, но… Сегодня особенный день. Кстати, это уже второй день… насколько я понимаю. Или час. Тяжело соориентироваться со временем, когда тебя убивают каждые несколько минут.
— Альдавир! Как такое возможно⁈
Почему-то где-то над головой раздаётся:
— Не Альдавир, а учитель.
Вспышка.
Тьма…
…
…
Свет.
— Учитель?..
Живой! Приоткрываю один глаз:
— Один вопрос.
Улыбается он, гад! Улыбается!
— Точно только один? — пытаюсь тянуть время.
— Да.
И… меня убивают. А, понял. Ну да, справедливо. Один вопрос.
Тьма…
…
…
Свет.
Смешок Альдавира:
— Дам ещё один шанс.
— Вот благодарю, учитель. У меня такой вопрос. А что, если…
«Врата, мать твою, жизни! Открыть!!!»
Лишь слегка, но я задеваю гада по плечу, прежде чем отправиться на тот свет.
Попытка не пытка…
Тьма…
…
…
Свет.
На этот раз я под водой. И довольно глубоко. Задержал дыхание, схватился за подводные коряги, чтобы не всплыть как буёк. Заприметил это место на двадцать третьей, кажется, смерти. На минуты две меня хватит…
Так, получается, я в каком-то временном цикле. На сон это не очень похоже. Всё уж больно реалистичное. За всё это время Альдавир не рассказал ничего конкретного, но я полагаю, что задача — спастись от него. Вопрос только: «как» и «как надолго». Не вижу ни одной возможности. А ещё непонятно, чему меня эта фигня научит? Я вроде как должен научиться управлять временем. Как? Как я научусь, постоянно подыхая? Это же чушь собачья. Никакой логики. О, «учитель» плывёт! Здрасьте.
Тьма…
…
…
Свет.
— Не забудь прокрутить, — наигранно обречённо заявляю я, не открывая глаза. — Чтоб до хруста.
— Сам попросил, — хмыкает Альдавир.
Резко подставляю обе руки под удар. Готовился к этому не один цикл. Сжимаю зубы и лезвие. Кровь брызжет во все стороны, но полсекунды замешательства мне хватает… Открываю третьи врата и изворачиваюсь как угорь, вспоминая приём Ионы.
ДА! Чувствую, как ногой бью по чему-то мягкому. Открываю глаза, вскакиваю.
Альдавир сидит на траве, немного ошарашенный, трёт щёку, говорит:
— Давно пора…
Как же это приятно! Хоть на говнюке нет и следа моего удара, но как же на душе приятно. Надо это отпраздновать и помереть ещё пару десятков раз!
Очень хочется обматерить его и поглумиться, но… в мозг резко возвращается рациональность. Развожу руками, сажусь рядом, жду следующей смерти, но… Альдавир не спешит.
— Ты не заметил? — спрашивает он.
— Что именно?
— Ты смог меня ударить.
— О, заметил. Хорошо вышло.
— Лучше, чем ты думаешь, Римус Галлен. Каждую твою смерть я был немного быстрее, а ты чуть дольше выживал.
Призадумываюсь. Нет, я такого не замечал. Всё казалось однотипным и повторяющимся.
— И что это значит? Что я… учусь?
— Не просто учишься. Твоё сознание адаптируется. Когда оно понимает, что умрёт, то работает в полную силу. Такого результата не достигнуть обычными тренировками. Только в страхе перед настоящей смертью сознание раскрывает себя.
— Надо же… — очень философски подмечаю я.
— Римус, как думаешь, сколько мы уже здесь?
— Не знаю. По ощущениям я помер раз пятьдесят… По времени. Может, дня три-четыре.
— Четыре месяца, Римус.
Сердце замирает и… начинает выбивать бешеный ритм.
— Не может быть! — Впиваюсь в глаза Альдавира: вдруг он врёт. — Я не настолько спятил, чтобы так ошибиться.
— Ты погиб шестьсот тринадцать раз.
Тишина. В его взгляде я не вижу вранья.
Отворачиваюсь, смотрю на кусты можжевельника, трепыхающиеся на ветру.
— Как это возможно?
— Время было ускорено в десятки раз. Твое сознание умирало много-много раз и, в отличие от тебя, считало, что смерть настоящая. Поэтому ты забыл многое, через что тебе пришлось пройти. Мозг стирал лишнее, страшное, опасное, самое неприятное, чтобы не… перегореть. Но он оставил тебе самое важное: понимание, как выживать в новой реальности. Он адаптировался. Поэтому ты смог меня ударить, ученик. И скажу честно, ты… был на грани. Успел в последний момент.
Тишина.
— И что бы произошло, если бы я не справился?
— Ничего хорошего. Я никого до тебя не обучал. Особенно так.
— Вот как. Наверное, мне не захочется узнать, что я забыл, а? — хмыкаю я.
Альдавир почему-то веселеет:
— Ну, пару сотен раз мне пришлось тебя добивать. Неудачно ранил, а умирать сам ты не хотел. Кстати, я впечатлён, ты ни разу не просил тебя добить. Огрызался до последнего.
— Ясно. Стёртый я — весь в меня.
— Один раз ты свалился в расщелину неподалеку. Очень глубокую. Свалился и пропал… Это было очень странно, потому что если бы ты умер, то цикл бы перезапустился. Значит, ты был жив, но я не смог тебя найти. Я спустился вниз, обыскал все проходы, все пещеры, но так и не смог тебя найти.
— Бывает. Заблудился.
— Нет, ты не заблудился. Это была моя ошибка. Я не досмотрел, и каким-то образом ты сбежал от меня, а этого нельзя было допустить. Теряться в этом месте нельзя. Если не перезапустить цикл за час, то мозг начинает разрушаться. Слишком большая нагрузка. И знаешь, сколько тебя не было?
— Два часа?
— Двадцать семь дней, пять часов, семь минут и три секунды.
По телу бегут мурашки. Ничего не отвечаю.
Альдавир сверлит меня взглядом. Насквозь. Будто в душу заглядывает. Наконец говорит, понизив голос:
— Где ты был, Римус Галлен? Ты что-нибудь помнишь? Хоть что-нибудь?
— Говорю же, нет.
— Ты не до конца понимаешь, что произошло, да? Это место не совсем в нашем воображении. И мы не совсем спим. Это место работает по принципу секций в анклаве, которые обновляются после каждого хозяина, подстраиваясь под его личность. Понимаешь? А ведь они вполне реальны, хотя и не существуют для тех, кто не находится в анклаве. Я научился создавать подобие этих секций без использования катализатора. Вместо него я использую, — он тычет себе в висок, — наши головы.
— А переместить сюда что-то можно? Ну, как в анклав.
— Нет. Мы не Джыр и не в состоянии перемещать сюда что-то или забирать отсюда. Это дешёвое подобие анклава, оно существует только в наших головах. Я пытался сделать лучше. Но вы с Джыром разрушили купальню.
— Сам виноват.
— Возможно.
Сидим молча. Спрашиваю:
— Так мы переместились или спим?
— Ни то, ни другое. Переместили свой разум, но не тело. Для твоих людей я сейчас просто медитирую, а ты спишь.
— Всё это слишком… ненаучно, что ли. Много неизвестного.
— Согласен. Я сам не до конца понимаю, как это работает. Только Джыр знает. Мы же как первобытные люди, впервые использовавшие огонь. Но я думаю, что катализатор — это что-то вроде разума Джыра.
