ангел тебя не спас…
Финальный проигрыш затих в полном молчании. От песни веяло такой глухой и безотчетной тоской, что не знай Шведа спутники как мага, они решили бы: он вампир.
– Твое? – спросил Арик, когда музыка смолкла.
– Это «Ария» – встрял пьяненький Ефим. – Из альбома «Химера».
– Сильно, – оценил Лайк. – А слова чьи? Такое впечатление, что автор на самом деле вампир.
– Да как обычно, наверное, – странно, но Ефим на этот вопрос точного ответа дать не смог. – Либо Александр Шаганов, либо Маргарита Пушкина.
«Ну кто бы ни был автором – я не удивлюсь, если он Иной. Или Иная. Причем из наших», – подумал Лайк.
Глава киевского Дневного Дозора осторожно покосился на хозяина – все-таки вести в присутствии не-Иного подобные разговоры не следовало.
– Тяжело им, наверное, живется, вампирам, – вздохнул Лас. – Одиноко. Стража опять же рыщет… Оступишься – кол в грудину, и до свидания.
– А что ты знаешь о вампирах? – аккуратно поинтересовался Лайк, одновременно осаживая через сумрак Ефима, – тот иногда готов был выболтать что угодно.
– А что о них можно знать? – пожал плечами хозяин. – Даже если они существуют, им трудно, я в этом убежден.
– Почему?
– Потому что толпа преследует любого, кто отличается от нее. Тем более того, кто по ночам пьет кровь. Пьешь – значит враг. Однозначно.
– А если бы вампир решил попить твоей крови? Не крови соседа, не крови абстрактного дяди Пети с улицы Декабристов, а конкретно твоей? А?
– Что ж, – Лас пожал плечами. – Значит, судьба. Против судьбы не попрешь.
– И не трепыхался бы?
Лас снова пожал плечами:
– А толку? То есть я бы, конечно, трепыхался, но ведь бесполезно это. Если вампир избрал жертву, ей точно трындец. Я где-то читал, что жертва вампира умирает счастливой. Наверное, это правильно. Справедливо.
– Ладно, – вмешался Ираклий, допил и поставил стакан на колонку. Он явно хотел соскочить со скользкой темы. – Поздно уже. Нам, пожалуй, пора.
Когда Арик шел к выходу, ему показалось, что в темном проеме балконной двери мелькнула неясная тень. Но внимания на это Арик не обратил.
Разбудили Симонова, по очереди пожали руку Ласу. Пообещали заглянуть на обратном пути, по возвращении из командировки. Да и вообще, будучи в Москве – заглядывать.
Уже в квартире Темных Лайк неожиданно сказал куда-то в сторону приоткрытого окна:
– Заходи.
Ираклий да Лайк – лишь эти двое, похоже, не удивились гостю. Остальные, за исключением разве что сразу повалившегося на диван и захрапевшего Симонова, гостя не ожидали. Симонов вообще ничего не заметил.
Снаружи, с широкого подоконника в комнату вдруг шагнул обнаженный парень лет двадцати. Иной. И, без сомнения, вампир.
– Простите, что подслушивал, – сказал он, не слишком, впрочем, раскаиваясь. – Уж больно хорошо поете.
– И метко, не так ли? – с ехидцей осведомился Лайк.
– И метко. Позвольте представиться: Константин Саушкин, Иной, Темный. Как вы уже догадались, вампир. Мне действительно понравилась песня. Летел мимо, услышал… ну и не удержался. Присел на балконе послушать. Извините, если испортил вам вечер.
– Да ничего ты не испортил, Иной, Темный, – холодно уточнил Лайк. – Как ты сам понимаешь, нам вечер ты замаешься портить. Просто хочется знать – ты здесь действительно случайно или…
– Случайно. Я тут… охочусь. Не конкретно тут, но неподалеку.
Перехватив несколько пытливых взглядов, вампир торопливо добавил:
– Есть, есть у меня лицензия. Вот.
Лицензия была самая настоящая.
– Хм… – сказал Лайк, считав лицензию. – Так ты тот самый московский вундеркинд? Высший вампир в двадцать лет?
– Да.
– Надо же, – качнул головой Лайк. – Не думал, что встретимся вот так. И ты… еще не напился?
– Нет.
– И сидишь здесь? Голодный и злой, болтаешь с нами, вместо того чтобы настичь жертву и наконец насытиться хоть ненадолго?
Костя насупился:
– Может, я и нежить. Но душа у меня есть. Вам не понять этой песни, хоть вы и Темные. А меня она наизнанку выворачивает все время. Я себе флешку к плееру записал – только она, двадцать четыре раза подряд, больше не влезло. И не надоедает.
В его словах было столько боли и тоски, что никто не решился ответить. Только спустя долгую минуту Лайк осмелился сменить тему:
– И кто же сегодняшний… счастливец?
А потом осекся и невольно посмотрел в сторону, где была расположена квартира Ласа.
– Неужели…
– Нет, не ваш сосед, – буркнул вампир, глядя в пол левее себя. – В Строгино урод один завелся. Девчонок насилует. Двенадцать жертв за два месяца. Поседеет он у меня сегодня, гнида…
Действительно было бы жаль, если бы слепой жребий охотничьих вампирских лицензий избрал очередной жертвой музыканта за стенкой – личность в высшей степени неординарную и по-своему симпатичную.
– Ну что ж, – с некоторым облегчением вздохнул Лайк. – В таком случае доброй охоты, Иной.
Константин повернулся к окну и встал коленом на подоконник. Потом бросил через плечо:
– Возвращаю вам приглашение зайти…
– Да ничего, – миролюбиво отозвался Лайк. – Уж мы-то переживем… твой неожиданный визит.
Секундой позже из окна выпорхнула крупная летучая мышь и растворилась в ночном небе Москвы.
– Н-да, – философски заметил Швед. – Сложная штука – жизнь. Даже применительно к нежити.
– Все мы в определенном смысле нежить, дружище. Люди столько не живут. Да и не жизнь это, спроси у любого старого Иного. Со временем поймешь.
Лайк стряхнул пепел прямо на паркет и скомандовал:
– Всем спать.
К утру, невзирая на поздний финиш и приличные дозы спиртного, вся команда выглядела на удивление бодро. Даже Симонов, обыкновенно маявшийся похмельем до волевого решения ожить методом Иных. Ефим добровольно возложил на себя функции пивного менеджера-курьера – при размерах служебной квартиры таковой очень даже не помешал. Желающие некоторое время отмокали в двух циклопических ваннах и двух душах. Легкий завтрак из все той же, более похожей на закуску снеди, сигарета перед звонком Шагрону (оказалось занято) и мысли о новой сигарете после звонка…
А потом Лайк неожиданно для спутников провалился в сумрак, причем куда-то в самую глубь, где даже Ираклию было непросто его отследить. В сумраке шеф киевлян пробыл совсем недолго, почти сразу вернулся и сказал, обращаясь к стене:
– Входите уж…
В стене немедленно прорезался портал. Светлый. Из слепящего сияния в комнату вошли двое – наблюдатель Алексей Солодовник и мужчина неопределенного возраста, в котором немедленно опознался Светлый маг экстра-класса.
– А, – голос Лайка враз стал ехидным, но не слишком, без перебора, – Пресветлый Гесер! Велкам, велкам!
– Не юродствуй, Тавискарон, – буркнул тот, кого назвали Гесером.
– Разве я юродствую? – делано удивился Лайк. – Тебе ведь всегда было приятно, когда тебя именовали не
