Они тут что, до центра Земли окопались? Ладно, ищем проход на третий уровень…
Здесь было чуть прохладнее, по крайней мере я не пожалел, что мы надели носки. Тихо скользили вдоль темного коридора, Настя проверяла двери…
— Сундуки… Сундуки… Книги… Сундуки… Свитки…
Похоже, на втором уровне у Морозовых хранились сокровища, артефакты и важные документы. А на третьем — мой Источник, все правильно.
Пришлось вскрыть еще две двери, перегораживающих коридор. Тут пришлось повозиться — и двери были окованы железом, и Слова на них висели посложнее. Одно даже оказалось совершенно незнакомым, еле разобрался, для чего оно и как его нейтрализовать. Благо, кармашки на моем жилете заполнены разнообразными ингредиентами, порошками, жидкостями и амулетами доверху. И все равно было опасение, что не хватит на все замки. Вот когда я в полной мере понял армейскую мудрость: «Боеприпасов на войне бывает или мало или мало, но больше не унести».
— Здесь! Здесь спуск вниз!
Ага, от основного коридора уходил короткий отнорок, в торце которого… Блин. Еще одна запертая дверь.
Ох-хо-хо… Сколько мы уже здесь бродим под землей? Час? Два? Три? Так скоро короткая полярная ночь закончится, начнутся сумерки, убегать будет сложнее… Не невозможно, разумеется, я подготовил пути отхода, но — сложнее.
Жаль, что никаких раций на Руси еще нет, дать остальным девчонкам сигнал, чт ос нами все в порядке. Разве что в сказках, яблочки на блюдечках там сякие и волшебные зеркальца. Но в реальности я таких не встречал. В здешней. В прошлой жизни встречал. Айфон и Скайп называются.
Замок клацнул, дверь, чуть скрипнув, открылась.
Ступени.
На третьем уровне было вообще холодно. Не то, чтобы до пара изо рта, но так, промозгло. И ничего интересного здесь не было — от ступеней отходил короткий коридор упирающийся в надоевшую до изжоги железную дверь. Сколько я их уже вскрыл? Штук семь? За семью дверями железными, за семью замками пудовыми… Что хранится? Надеюсь, сокровище?
— Источник там? — я указал на дверь, не сомневаясь в ответе. Поэтому ответ Насти меня поразил до глубины души:
— Нет. Глубже.
— Да куда глубже-то?! — чуть не вскрикнул я. Настя послушно указала пальцем под ноги. Примерно в сторону двери. Но ниже уровнем.
— Вон там.
Надоела мне эта матрешка… Если я в начале я еще чувствовал какой-то азарт, то сейчас — только усталость. Ладно, переходим к двери… Если за ней будет еще одна — я на нее просто плюну и пойду назад. У меня уже руки дрожат! И ноги!
Оп-па, сюрприз. Дверь, во-первых, не окованная, а цельнометаллическая. А во-вторых — на ней Слов нет. Ни одного. Только замок.
Вот с треклятым замком я провозился дольше, чем с любым предыдущим! Когда он клацнул и повис на дужке — я обнял Настю и расцеловал. Не шучу, такой восторг я испытал. Настя, правда, от неожиданности вырывалась… сначала. А потом — нет…
— Может… все-таки… посмотрим, что за дверью? — произнесла она, когда наши губы расцепились. А язык она не пустила…
— Что? А, да… Конечно. Сейчас.
Я толкнул дверь, прошел внутрь — и вспыхнул свет.
Хорошо, что у меня крепкие нервы — я чуть не заорал. А так — не заорал. Ну… может, вскрикнул. Негромко. Разок.
На стенах висели факелы-артефакты, загорающиеся, как только кто-то входит внутрь. А внутри…
Внутри была тюрьма.
Просторное помещение, металлические стены, в дальней — несколько узких камер, закрытых тяжелыми железными решетками. Пустые. Справа от двери — стол, рядом с ним — деревянное кресло, в правой стене — печь, погасшая.
На стенах, кроме факелов — ничего. Ни одного пыточного инструмента. И это хорошо, иначе я заподозрил бы, что Морозовы развлекаются, запытывая до смерти случайных прохожих и сжигая их вон в той печи. Нет, похоже, какая-то особая тюрьма для особых врагов боярского рода.
Бррр. Холодно здесь. И жутковато. И никаких следов Источника.
— Он здесь? — уже без всякой надежды спросил я. И в этот раз Настя мои ожидания не обманула:
— Глубже. Вон там.
Почти под ногами. Но проход к нему — не отсюда. А, кстати — откуда?
— Настя, а ты можешь посмотреть, откуда к Источнику идет проход?
Она послушно кивнула, присмотрелась… Наклонилась…
Я смущенно отвернулся — Настя была в штанах, которые совершенно бесстыдно обтянули ее… э… ноги. А тут она еще на четвереньки встала, чтобы лучше присмотреться…
Успокоиться… Успокоиться… Успокоиться…
Я даже не сразу понял, что она говорит.
— Что?
— Я говорю, — Настя выглядела растерянной, — что к помещению, в котором светит Источник, вообще нет проходов из этого дома.
Как это нет?!
Но спросить я не успел. Лязгнули цепи и в средней камере, которую я посчитал пустой, встал на ноги человек.
Вернее, поначалу я даже не понял, что это человек. Он скорее походил на какого-то лешего — длинные, свалявшиеся седые волосы, свисающие патлами почти до пояса, борода неопрятным пуском скрывала грудь и часть живота, тощее, сгорбленное тело скрывали откровенные лохмотья, ветхие и засаленные.
В прутья решетки — толстые, потемневшие от времени — вцепились узловатые пальцы с длинными желтыми ногтями. От запястий, закованных в железные браслеты, к стене тянулись толстые металлические цепи. Из-под кустистых бровей блеснули глаза.
— Кто вы? — голос даже не прохрипел, он как-то проскрежетал.
Мы с Настей переглянулись и медленно, осторожно двинулись к пленнику.
Старик. Ну, или человек, который выглядит как старик — возможно, ему всего-то лет сорок. Плен и заточение никого, знаете ли, не молодят. Среднего роста, страшно тощий, исхудавший, изможденный.
— Кто вы? — повторил он.
Первым порывом было — открыть замок и освободить пленника, но… Я, знаете ли, сказки почитываю (не в последнюю очередь потому, что с интересными книгами здесь напряженка) и помню, как Иван-Царевич однажды вот так же пожалел замученного пленника и напоил его водой. А пленник оказался Кащеем Бессмертным.
Что характерно — именно на Кощея этот человек и походил. Тощий, костлявый, на цепи сидит. Один к одному.
Навряд ли это — Кощей, конечно, но мало ли по каким причинам человек может оказаться за решеткой. Может, он маньяк-убийца, людоед, вообще бяка.
— А ты кто? — спросил я в ответ.
Старик коротко кашлянул:
— Я — Тувалкаин…
— Кто?
— Тот самый? — одновременно охнула Настя. После чего одинаково удивленно посмотрели друг на друга. Она —
