сосредоточился.
Инструкции он все знал наизусть. И ещё иногда имел смелость прийти к каким-нибудь выводам самостоятельно.
И если он видел перед собой яйцо размером с ящера, то можно было ожидать, что как раз с ящером оно каким-то образом и связано. Не факт, что с тем самым, но…
Вообще-то Стафену ящер-напарник особенно-то нужен и не был. Ему вообще напарник не нужен был после Клода. Клод его всему научил, дальше можно было работать и так. Есть же сантехники без напарников, потому что ящеров в конторе несколько меньше, чем людей. И Стафен не прочь был стать одним из таких одиночек. Криста ему вообще навязали. Клод сказал что-то вроде "я тебе дал всё, что знал, теперь иди и неси свет этого знания в массы". И Стафен пошел, соответственно, нести.
Крист в сравнении с Клодом…
Ну, ящер после интерната и четырех лет техникума. Какой он может быть из себя?
Конечно, не Клод.
Конечно, было… странно.
И конечно, Стафен чувствовал себя брошенным. Это он сейчас сидит посреди странного страшного леса и себе честно говорит. Он чувствовал себя брошенным и обиделся. И согласился на напарника и связь, всё так же продолжая быть брошенным и обиженным.
И связь установилась. И она работала, была, жила. Но оставалась вот такая. Механическая.
Крист спас Стафену жизнь шесть раз, а Стафен Кристу — пять. И теперь был должен. Но разве напарники сидят и считают, кто кому и чего. Считать — это к бухгалтерам. И там можно возмущаться, где премия и почему недоплатили надбавку за вредность и спасение жизней.
А здесь Стафен сидит совсем один посреди леса в отблесках лилово-зеленого неба и с отвращением глядит на огромное яйцо, вздувшееся венами и прожилками.
И Стафен одинок.
Его, понимаете ли, бросили.
У него была мать, у него была тётя Еленка, у него был дуб, который нужно было кормить кровью, но дуб треснул, мать умерла, а Еленка отвезла в интернат и ни разу не позвонила.
А Клод на пенсии. И ему там хорошо. Он живет на озере и каждое утро жрёт свежеотловленную рыбу, а заедает моллюсками прямо с раковинами.
Ах, боже.
Стафен подскочил и стукнул себя кулаком по колену. Со злости. Да блядь!
Стафен зло фыркнул, потом рассмеялся, а потом заплакал.
***
Людей пришлось вывести: из двух подъездов полностью, остальным рекомендовали покинуть квартиры, но, естественно, никто рекомендацией не пренебрег. Люди спешно выходили, прихватив своих котов, собак, хомячков и рыбок (и, кажется, большого мохнатого паука). Но далеко не уходили, стояли, смотрели, задрав головы.
Клара расправила крылья. Крылья, надо признать, выглядели внушительно, заслоняли чуть не полнеба.
— Идём? — спросил её Василь.
И она щёлкнула хвостом.
***
Между прочим, яйцо это, в котором Крист решил с удовольствием устроиться и жить, не выходя наружу, начало меняться.
Стало темнее, теснее и неприятнее.
Стало хуже дышаться, негде шевельнуть крыльями и будто бы потянуло гнилью. Крист подумал, что ладно, перетерпит. Лишь бы не трогали.
***
И в общем, Стафен знал, что делать. Вернее, чувствовал.
Ещё вернее — его неудержимо потянуло снова блевать, но он сдержался. Он взял себя в руки, блевать не стал, утёр лицо рукавом и сосредоточился. Он, разумеется, всё понимал. Эта лесная дрянь может принять любой облик. С другой стороны, Стафен в неё столько силы вогнал, что ей должно надолго хватить. По крайней мере, растеклась она знатно (тут снова потянуло блевать).
Так что нет. Яйцо, скорее всего, именно яйцо, а в нём — что довольно вероятно — Крист.
— Крист? — осторожно позвал.
***
Некоторые утверждают, что начали помнить и осознавать себя в яйце ещё до того, как у них сформировались крылья. Кристу интересно: а вот те, кто не вылупился, они тоже осознавали себя?
***
Разумеется, яйцо не откликнулось.
У Стафена с коленями было неладно, они слабели и тряслись. Он вообще чувствовал себя как в похмелье, только хуже. Он этой твари выложился по полной, почти наизнанку вывернулся. У него не осталось на сегодня магии.
— Крист?
***
…Наверно, они всё понимали и чувствовали. Наверно, они сидели в яйце, хотя знали, что надо выходить, что пора. Почему они не вышли?
***
— Крист?
Стафен прижал к яйцу ладони. Яйцо вздрогнуло. Но потом принялось пульсировать дальше. Стафен вспомнил, как раскололся дуб. Когда ломаются обычные деревья, из разломов течет прозрачный древесный сок. Из дуба лилась красная жижа, липкая. Стафен измазал в ней брюки на коленях и рубашку. Одежду потом выкинули.
Когда Клод подал заявление об уходе на пенсию, был мокрый осенний день. Они буднично поднялись в кабинет (кабинетище!) коррекции ментальных связей, подписали документы, а потом техник просто щёлкнул своей машинкой и связь исчезла. Без боли и единого звука. Они сказали друг другу спасибо и договорились созваниваться, обязательно навещать и, конечно, писать друг другу в фейсбук.
— Крист?
***
Почему Крист сидит сейчас здесь? И в самом деле? Пахло гнилым всё отчетливей. В тесном мирке съеживающегося яйца Крист скосил глаза и обнаружил, что…
Ну. Оно всё на самом деле гнило. Кажется. Яйца, из которых никто не вышел, ведь в конце концов сгнивают и исчезают, так?
Крист дёрнулся. Липкая жижа яичного белка не поддалась.
***
Он вспомнил, как впервые увидел Криста. Это было не в кабинете у Василя, у Василя они просто официально познакомились.
Это было во дворе перед конторой. Перед конторой хороший широкий двор, переходящий в футбольное поле. Весной там цветут вишни и груши, есть место перекусить на траве и размять крылья — тем, кому крылья нужно разминать. Осенью там было мокро и промозгло, но всё равно красиво. Золотились дубы и краснела рябина.
А этот ящер, медный с лазоревыми изнанками крыльев, как раз шёл вниз. Красивой дугой, мягкой и полной юной драконьей грации. Такой, которая ещё не совсем в себе уверена. Той, которая ещё не знает ни своей красоты, ни своей мощи.
И Стафен, всё ещё пытающийся почувствовать что-нибудь после прекращения предыдущей связи, подумал: “Красивый. Какой же он, чёрт возьми, красивый”. И захотел эту красоту потрогать.
***
Крист забился и закричал. Жижа хлынула в рот.
***
Ему представилась возможность потрогать эту красоту. И не одна.
А склизкое на вид яйцо оказалось на ощупь теплым, крепким и ровным. Почти идеальным.
— Крист? Ну, выходи же.
Сделал бы Крист шаг навстречу, всего один, — подумал. Всего-то. Поддать изнутри.
… Но почему он должен?
Крист
