Летний Императорский бал в Екатерининском дворце, что в Царском селе… Императрица желает видеть меня среди дебютанток. О господи, папа, Миша, что же делать? У нас всего две недели на подготовку, а на пруды ушли все свободные средства…
Отец жестом потребовал у Оли отдать ему послание. Взглянув на письмо, он что-то проворчал себе под нос и позвал нас в дом.
— Оленька, пока не волнуйся, — попытался успокоить он мою сестру, но было поздно. Мелкая снова балансировала на грани обморока. Да так разволновалась, что мне пришлось насильно усадить ее на банкетку в холле. Сестра опасно побледнела — с лица схлынули все краски, а ее тонкие пальцы дрожали от напряжения. Ну и ну…
— Оля, не хочу хлопать тебя по щекам и засовывать нашатырь под нос, но если понадобится, сделаю это, — пригрозил я, надеясь, что мой шутливый тон заставит ее отвлечься. — А ну быстро приходи в себя! Ты же у нас уже столько всего навидалась. Неужто тебя напугал какой-то там бал?
Сестра моргнула несколько раз, и я увидел в ее больших голубых глазах слезы.
— Ты не понимаешь, Миша…, — шепнула она. — У вас, мужчин, все по-другому. Ну, я имею в виду, что вам позволено чуть больше и в свете вам гораздо чаще прощают ошибки. У женщин, особенно молодых, гораздо больше возможностей оступиться. А ты знаешь, я панически боюсь совершить ошибку. Это не просто мой первый бал, нет… Это первый выход в свет под эгидой самих Романовых! От того, как я выступлю на этом балу, может зависеть вся моя судьба. И не только моя — ваша тоже! Все приглашенные будут разглядывать меня как под микроскопом и искать, к чему бы придраться…
Я пожал плечами.
— Значит, мы не дадим им ни единого повода.
— Ага, да только ты знаешь, сколько стоит бальное платье? А туфельки? А украшения? Прическа и все прочее… Да еще бы навыки в танцах освежить — не помню, когда я в последний раз плясала мазурку или даже вальс.
К моему удивлению, отец ее поддержал.
— Это и правда очень дорогостоящее мероприятие. И Ольга права — она должна показать себя безупречно, в том числе и потому, что из-за спорного статуса нашей семьи на нее станут обращать особое внимание. Но отклонять приглашение мы тоже не имеем права. Это оскорбит императорскую фамилию и уничтожит все наши достижения… — Патриарх вздохнул. — Что ж, у меня есть пара вариантов, где взять ссуду.
— А сколько нужно? — спросил я.
Оля вздохнула.
— Много, Миш. И платье для такого мероприятия просто в магазине не купишь — это дурной тон. Только шить у модистки.
— Сколько? — теряя терпения, повторил я.
— Ну… От двухсот рублей… Это минимум.
Мы с отцом переглянулись.
— Да уж, — улыбнулся я. — Женщины — дорогое удовольствие. Но погодите пока с займами. Кажется, я кое-что придумал.
Отец сурово на меня посмотрел и обратился ментально.
“Михаил, не играй с сестрой. Я рассматриваю такой бал как инвестицию в ее будущее. И с меня не убудет гордости попросить в долг у одного из местных коммерсантов”.
“Спокойно, отец. У меня есть кое-какие сбережения. Их должно на все хватить”.
Брови Патриарха поползли вверх так, что очки сползли на нос.
“Откуда у тебя сбережения?”
“Я рисковал своей шкурой не бесплатно. Тайное отделение отблагодарило, а я приберег на черный день”.
Я повернулся к сестре.
— Переодевайся, дорогая. Поедешь со мной. Хочу тебя кое с кем познакомить.
— У тебя что, есть друзья в модных домах? — удивилась девчонка. — Или что ты задумал?
— Лучше. Я знаком с модисткой, что готовит образы для самой Матильды фон Штофф. Бегом наверх, жду на улице через десять минут.
Оля быстро отошла от удивления и метнулась в свою комнату. Отец с тоской посмотрел на окно.
— Видимо, ужин в честь воссоединения семьи придется перенести.
— Ничего, переживем, — отозвался я. — Сперва дела. Если Ефросинья откажет, будет время найти другие варианты. Но я постараюсь ее уболтать.
— Спасибо, сын, — кивнул Патриарх. — Если все получится, ты нас очень выручишь.
Хотелось ответить, что это у меня начало входить в привычку, но острить я не стал. Все-таки они с Олей были правы — мероприятие крайне ответственное. Да и для девушки первый бал наверняка как первая любовь — событие, которое она будет помнить до конца жизни.
И мне очень хотелось сделать так, чтобы о нем Оля помнила только хорошее. Она заслужила небольшую сказку — пахала полтора года как Золушка, а я постараюсь быть доброй феей-крестной.
***
Готический “Витя” остановился напротив крыльца величественного особняка Штоффов. Оля таращилась на парковый ансамбль во все глаза: сейчас, летом, местный ландшафт был особенно прекрасен. Всюду зелень, цветущие кустарники, клумбы с какими-то причудливыми цветами, идеально подстриженные живые изгороди и прочие атрибуты роскошных дворянских усадеб.
Сестра посмотрелась в карманное зеркальце и смущенно опустила глаза.
— Ты привез меня в такое богатое место, а я выгляжу как замарашка… И рыбой провоняла насквозь!
Я возвел очи горе и вздохнул. Женщины… Лишь бы загнаться по какой-нибудь фигне, которая волнует только их и совершенно незаметна для окружающих.
— Если тебя это утешит, то Штоффы, что старшая, что младшая, по утрам тоже выглядят, как все нормальные люди — заспанные, лохматые, с отеками и синяками под глазами, — улыбнулся я и взял сестру за руку. — Но от этого менее прекрасными не становятся. Расслабься, Оль. Все будет хорошо. Да и Фрося тебе точно понравится. Очень приятная и толковая девушка.
Подбежавший слуга помог нам выйти и с достоинством поклонился.
— Михаил Николаевич, доброго вечера! Могу ли я осведомиться, по какому вопросу вы прибыли со своей спутницей?
— Я звонил Ефросинье. Она сказала, что сегодня будет в Лебяжьем. Разве она вам не передала, что мы назначили встречу?
Лакей озадаченно почесал пятерней затылок.
— Возможно, передала, но до меня не дошло. После… После ухода Василия и отъезда Матильды Карловны и Ирины Алексеевны здесь все немного с ног на голову встало… — слуга спохватился и натянул любезную улыбку. — Как бы то ни было, приношу извинения за это недоразумение. Я сию минуту доложу Пелагее Дмитриевне, что вы прибыли.
Он проводил нас внутрь особняка, и я с любопытством оглядел произошедшие в доме изменения. Да, отсутствие Василия и Штоффов здорово сказывалось — дом опустел, и из него словно испарилась часть уюта. Я долго не мог понять, чего же незримого мне не хватало, а затем меня вдруг осенило — того ощущения надежности и
