от его лица палочку.
— Да ничего, Гарри, просто нервы, — тихо ответила Тонкс.
— Нет, Тонкс, ты уже неделю вся на взводе. Что происходит? — допытывался Гарри.
Тонкс что-то промямлила себе под нос, из чего Гарри понял только часть фразы: «Тайная комната».
— Что? — переспросил парень.
— Гарри, я не чистокровная слизеринка, я не Блейз и не Драко, я устала притворяться, — произнесла она в ответ.
Гарри оторопел от ее ответа.
— Первое: ты ведешь себя как слизеринка, хочешь быть слизеринкой и общаешься со слизеринцами. Второе: монстр нападает на маглорожденных.
— Это неправда, — сказала Тонкс. — Почти Безголовый Ник был чистокровным при жизни, да и Кристал полукровка.
— Хватит накручивать себе нервы. Если уж так боишься, давай я попрошу Джинни одолжить тебе пару слизеринских вещичек. А я и Драко оглушим ее соседок по комнате, так что ты сможешь занять их место.
После этих слов Тонкс засмеялась.
— Если будет еще нападение на кого-то, я знаю, кто сможет поддержать, — Тонкс обняла Гарри за шею, чуть не удушив мальчика в радостном порыве.
Конец флешбэка
Джинни было, наверное, еще хуже. Когда все, казалось, смотрели на Гарри без опаски, ее семья продолжала подозревать его и беспокоить Джинни.
Рон же продолжал свои монологи вслух о наследнике Слизерина и всех слизеринцах в частности. Перси даже отказался общаться со своей сестрой, чем показывал свое презрение к ней. Сразу после нападения на Кристал появилось ощущение презрения и к слизеринцам… Перси в своем репертуаре.
Нечто странное произошло и с близнецами. Они старались шутить предпочтительно над слизеринцами, как они говорят, чтобы умилостивить духов школы. В то время как все шутки сыпались на Драко, Блейза и Гарри, Джинни была будто бы избавлена от них.
Это было неожиданностью для друзей. Обычно, когда шутили над Драко, Блейзом, Гарри и Тонкс, Джинни была в кругу тех, кто страдал наравне с ними. Теперь, однако, близнецы всегда избирательно защищали от своих шуток сестренку. Даже Рон соизволил нормально поговорить с ней, что привело окружающих в ступор.
Флешбэк
Гарри, Джинни и Драко были в библиотеке, где Гарри читал одну из книг о горгульях, а Драко помогал Джинни с эссе по зельеварению. Рон подошел к ним как раз тогда, когда Джинни закончила писать свое эссе.
— Джинни, я могу поговорить с тобой? — выдавил из себя Рон, смотря при этом на Драко и Гарри с отвращением.
— Я снова Джинни? А что случилось с «эй ты» или «слизеринка»? — спросила Джинни, не отрываясь от своего эссе.
Рон слегка покраснел.
— Я прошу прощения за это, Джинни, — сказал Рон.
— В самом деле? — протянула недоверчиво девушка.
— Да, Джинни, мне очень жаль. Я был идиотом. Теперь мы можем поговорить? — спросил Рон.
— Вы не хотите что-то говорить нам, мистер Уизли? — подчеркнуто вежливо спросил Драко.
— Это семейный разговор, и он ничего общего не имеет с тобой, Малфой. Так что держи свою хлеборезку закрытой, иначе я сам ее закрою, — рявкнул Рон.
— Это серьезные слова для того, кто в меньшинстве, — прокомментировал реплику Рона Гарри, совершенно не делая попытки оторваться от чтения.
— Что ты читаешь там, Поттер? Горгульи? Что, ищешь другого монстра, чтобы натравить на школу? Монстра Слизерина тебе уже недостаточно? — спросил с вызовом Рон.
— Так чего ты хотел, брат? — с холодом в голосе спросила Джинни.
— Поговорить с тобой наедине, — сказал Рон.
— Хорошо. Я сейчас вернусь, ребята, — сказала Джинни, взяв свое эссе по зельеварению, и пошла за Роном в секцию продвинутой нумерологии.
— Хочешь проследить? — спросил Драко.
— Да, — ответил Гарри.
Два слизеринца прошли в секцию, соседнюю с той, за которой скрылись брат с сестрой. Когда Гарри отодвинул несколько пыльных фолиантов, они с Драко смогли услышать разговор.
— Я прошу прощения за этот год. Я был полным идиотом, особенно в отношении тебя, — понуро сказал Рон.
— Да, ты и вся семья, даже мама с Биллом, — прошипела Джинни.
— Да, я очень сожалею, хотя не могу извиниться за них, — продолжая смотреть в пол, сказал Рон.
— Почему? — спросила Джинни.
— Что ты имеешь в виду, говоря «почему»? — переспросил Рон.
— Эх, это совсем не имеет смысла. Рон, несколько дней назад вы не хотели со мной даже разговаривать и относились ко мне как к грязи, даже близнецы. Теперь же я перестала быть прицелом для их шуток, а ты извиняешься. Вот и понимай мое «почему» как «почему ты извиняешься». Так почему? — с раздражением ответила Джинни.
— Мерлин всемогущий! Джинни, ты просто не можешь принять то, что я осознал, каким был засранцем? То, что ты со змеями, еще не означает то, что мы не семья! — сказал Рон.
— И это говорит человек, который сказал мне, что мы никогда не были семьей и не будем, что ты мне больше никогда не отправишь подарка на Рождество, а, Рон?! — выплюнула Джинни.
— Я сожалею об этом, Джинни, — начал раздражаться Рон.
— Я надеюсь, — протяжно сказала девушка.
— Мерлин, Джинни, посмотри на себя! Ты никогда не была такой высокомерной и снисходительной! Эти коварные змеи тебя превратили в подобную себе! — практически кричал Рон.
— Нет, братец, я всегда была слизеринкой. Ты ведь даже не подозревал, что, когда мне было шесть, я летала на метлах Билла и Чарли? А ту шутку с разноцветными волосами семьи? Я тогда смогла убедить мать, что это были близнецы. И так со множеством других шуток. Я не думаю, что кто-то меня подозревал. Я слишком хитрая для этого. Итак, Рон, спроси себя, знал ли ты меня по-настоящему или видел только то, что хотел? — спросила его Джинни.
После такой тирады Джинни Гарри с Драко переглянулись. Они улыбнулись, сдерживая смех. Может, они не подталкивали Джинни к Слизерину, может, она уже была такой? Но звук рычания шестого Уизли привел их в чувство.
— Это была ты! Я должен был догадаться раньше, что близнецы не сделают такого со мной! Розово-фиолетовые волосы и летящие бабочки, которые кружили вокруг меня целый день! Что ж, я готов признать, что никогда не знал тебя, сестренка, — иронии в голосе было предостаточно. — И я рад. Я вот не знал, что кто-то сможет назвать маглорожденного грязнокровкой, — продолжил распаляться Рон.
Зрачки Джинни сузились, в то время как глаза наоборот расширились.
— К-как ты узнал, что я называла кого-то грязнокровкой? — спросила девочка.
Лицо Рона стало неизвестного в природе цвета, когда он понял,
