слышен особенно четко. Казалось, слух улавливает, как шелестят, опускаясь, снежинки.
Левашов и Гусак откланялись и отправились на автобус, они жили в пятнадцати минутах езды от стадиона.
От Колеса поступило предсказуемое предложение:
— А пойдем по бабам! А, Саныч? Ты ж теперь тоже, как я, советский одинокий мужчина, то есть сом.
— По бабам можно, если без чрезмерного усердия. Главное, чтобы не бухали. Ни капли. И выспались. Бабы бабами, а тренировки по расписанию! — ослабил поводок Димидко.
— Врежем по коктейлю! — радостно оскалился Погосян, поймал укоризненный взгляд тренера и уточнил: — По молочному! Тут есть одно кафе для спортсменов, какие там телочки!
Он мечтательно закатил глаза, и Микроб сыронизировал в свойственной ему манере:
— Мика, ты, когда заматереешь, превратишься в Колесо.
— Че это? — не понял Мика. — У меня в роду жирных нет.
Зато понял Колесо:
— Был просто Поласкун. Станешь Верховным Поласкуном вместо меня. — Кореец приобнял его. — Пойдешь с нами по бабам?
— Я больше по девушкам. — Погосян отодвинулся от него. — Бабы для меня староваты. Это ты по всяким сожихам… — Он еще отодвинулся и добавил: — Сом!
Колесо швырнул в него шапкой. Не докинул. Скатал снежок и припечатал к черной куртке Погосяна.
— Матвеич, а ты пойдешь? — не унимался Колесо.
— Я старый. Устаю быстро. Мне лень.
— Ну а ты, Хотеев? — Колесо обнял теперь Микроба, тот убрал его руку.
— Нет.
— Че-то фамилия у тебя ни фига не говорящая, — вздохнул Колесо.
— У него, может, девушка появилась, — вступился за приятеля Клыков.
Надо отдать должное его силе воли, он держался и в телефон больше не тупил.
Погосян аж замер от удивления.
— Ого! А почему я не знаю про девушку?
— Потому что Поласкун, — улыбнулся Клык.
Мика пристал к Микробу.
— Какая она? Сиськи, там, о-го? — Он изобразил два арбуза напротив груди. — Нет? Жопа? Тоже нет?
— Отвали, — отмахнулся Микроб, который наличие девушки не отрицал.
— Неужели крокодил? Стыдная, с прыщами, и ногами, как у пианино? Потому ты ее и скрываешь?
Микроб улыбнулся так, что стало ясно: Погосян ошибается, у него там миниатюрная гимнасточка.
— А подруги у нее есть? — не сбавлял натиск Погосян. — Или… — Он посмотрел на меня таким бархатным взором, что захотелось подвинуться. — Давай пойдем в кафе, а ты пригласишь Дарину, а?
Мечтательно улыбаясь, Микроб прочитал сообщение и сказал:
— Лера сейчас в том самом спортивном кафе. С подругой. Обе не против, если мы к ним присоединимся.
— А, ясно. Ты ее здесь и подцепил, да? В спорткомплексе… А пойдем к ним?
Клыков остолбенел, щеки его вспыхнули.
— Я домой.
— Вали, — махнул рукой Погосян. — На тебя все равно не хватит. Саня, так позовешь Дарину? Уж очень она на душу легла.
Мы втроем остановились, сказали Санычу, что идем в спорт-бар, и Димидко напомнил:
— Не забудьте глянуть, кого выбрали президентом футбольного союза. Вроде ожидается от него сенсационное заявление.
Мне не очень-то верилось в информативность заявления: до того два раза отчитывались, что ведутся переговоры с Западом об участии СССР в еврокубках, и скорее да, чем нет. Договорятся политики — поедем, нет… Жаль, конечно, но когда-нибудь это все равно случится.
Погосян опять пристал:
— Саня, так как насчет Дарины?
Я усмехнулся.
— Во-первых, Дарина — хорошая девочка, а не какая-то там…
Он скривился так искренне, что я чуть не поверил, что обидел его.
— Вай, ну что ты сразу так! Может, я вообще женюсь, а?
— Хе! — выдохнул Микроб. — Спасибо за лапшу, дома сварю.
— Не, ну правда, — канючил Погосян, не давая ничего сказать, — ну позови ее, а дальше мы сами разберемся.
— Во-вторых, — сказал я назидательным тоном, — она профессиональный боец, и если у вас случится роман, а ты ей изменишь, она тебе башку свернет, как цыпленку. Ну а если пожалеет и в живых оставит, тобой заинтересуется генерал Вавилов.
— Да пофиг! Я не буду ее обижать. Ну напиши ей!
— Ладно. Но я тебя предупредил.
Я достал телефон, нашел ее и написал:
«Дарина, спасибо тебе огромное за поддержку нашей команды! Мы с парнями идем в спорт-бар…»
— Как бар называется? — спросил я у Микроба.
— «Чемпион».
«…„Чемпион“ отметить победу»,
— Продолжил я писать.
«Приходи. Будем тебе рады».
— Сделано, — отчитался я. — Но я тебя предупреждал!
Погосян аж затанцевал от счастья.
— Спасибо, брат!
Бар находился недалеко от спорткомплекса и больше напоминал качалку: затемненные стекла, красные буквы названия и огромный рекламный баннер: красавец-спортсмен в белой майке с серпом и молотом и комсомолка в короткой синей юбке.
Подумалось о том, что в этом Союзе молодежь не грузят организациями, никто никуда никого не тащит на буксире, просто сделали систему поощрений, ограничили количество мест, и дети поняли: в системе быть выгодно, как и выгодно быть хорошими, тут тебе и подарки на Новый год, и бесплатные билеты в кино, и экскурсии в другие города, и лагерь у моря. Не вступил в комсомол — не поступил в университет, лишился перспективы. В итоге за право стать частью системы разворачивалась конкурентная борьба.
Может, оно и нехорошо — заменять идеологию выгодой, но невозможно победить внутренних демонов. Они все равно вылезут в виде доносов, клеветы, лизоблюдства. А если не можешь победить — надо возглавить. Как показала история, ничем не подкрепленная вера — в Бога ли, в светлое будущее — если и работает, то недолго. Человек будет притворяться, но делать черные дела. В этом обществе тоже притворялись, но — чтобы получить бонусы, потому что жизнь вне системы трудна и опасна. Зато получили путевку в жизнь честные ответственные люди, которым в прежней реальности было ой как тяжело.
До входа оставалось метров десять, когда у Погосяна зазвонил телефон. Он чуть отошел и заговорил по-армянски — сперва громко и радостно. Потом тише и тише. В конце концов перешел на шепот. Замер, глядя на телефон так, словно он только что издох в его руках. И сочно витиевато выругался по-русски.
— Что-то случилось? — насторожился Микроб.
Погосян сопел и молчал, думая, рассказывать или нет. Микроб начал притопывать и поглядывать на дверь, очень уж ему к девушке своей хотелось. Наконец не выдержал:
— Да не нагнетай интригу!
От волнения у Мики прорезался кавказский акцент:
— Отэц приехал в Москву.
— Что за отэц? Твой, что ли? — выпытывал Микроб, нервничая все больше. — Ну приехал, и что?
— То, что он думает… думал, что я в Москве. Играю в «Динамо». Я ему не говорил, что нас выгнали. Он дал одобрение только на «Динамо», а теперь…
— А он новости не читал, не отслеживал? —
