пока буквально нос-к-носу не столкнулся с Радой. Увидев меня, цыганка разулыбалась и спросила:
— Ну что, помогла тебе бабушка?
— Да, Рада, спасибо тебе большое, очень ты меня выручила, — кивнул я.
— Если надо — обращайся, найкэ. — Рада горделиво тряхнула гирляндами цветастых бус. — Бабушка Пэтра сказала, мы своих не бросаем.
— Своих? — удивился я, — но я же не цыган.
— Цыган, цыган, только не по крови, а так…
— Тогда мне бы снова спросить твою бабушку… — начал я.
— Зачем бабушку? — вскинулась Рада, — меня спрашивай! Бабушка Пэтра меня и так всему учит. Говорит, в нашем таборе я самая способная.
— Не хочу тебя втравливать в нехорошую историю, — упёрся я, — если не отведешь к бабушке Пэтре, тогда и говорить ничего не буду.
— Ладно, идём! — нахмурилась Рада, — все вы, мужчины, упёртые. Думаете, что лучше нас во всем разбираетесь и всё знаете… ээээххх, найкэ…
Мы опять пришли на то же место и опять Рада вызвала ко мне старуху.
— Что случилось, найкэ? — забеспокоилась старуха, — слова тебе помогли, я знаю. Но вот на сердце у тебя большая тревога. Рассказывай!
— Бабушка Пэтра, я тебе и так должен, мне, право неловко тебя ещё раз обременять…
— Ээээ… брось-ка ты, найкэ, эти ваши русские штучки. Говори!
— А…? — я скосил глаза на Раду.
— Пусть учится! — твёрдо сказала старуха. — А если боишься, что молодая девка проговорится, то я тебе отвечаю — она никому не скажет! Слово моё крепко. Говори!
Я рассказал о сороке и как она меня взяла под контроль и как маленький мальчик её прогнал, и она ничего ему не сделала.
— И как так бывает? — развёл руками я.
— Да что же здесь такого? — удивилась старуха. — Некоторые так могут. Моя бабка Кхаца умела оборачиваться в летучую мышь и летать.
— И тётка Дика, говорят, умела, дойкэ, — вставила свои пять копеек Рада.
— Эээээ, майкэ, тётка Дика больше языком болтает! — сердито ответила ей бабушка Пэтра, — не мешай, пока я с найкэ разговариваю!
Рада зарделась и умолкла, а старуха степенно продолжила:
— Так что бывает.
— А мужчина может? — уточнил я.
— За мужчин не слышала, но если сильный атма, то может и мужчина, почему нет?
— А как же эта сорока меня под контроль взяла, а маленького мальчика не тронула?
— А ты сам подумай, найкэ, чем ты от маленького отличаешься?
— Ну… — задумался я, — размерами, силой…
— Эээээ, найкэ, не о том думаешь! — покачала головой старуха, — у ребенка грехов ещё нету, атме не за что просто его ухватить.
— Понятно, — протянул я, — а меня, получается, она за какой-то грех взяла, да? А как она узнала, что у меня за грех?
— Это просто, вокруг человека все его грехи, как скорлупа ореха наслаиваются. Чем больше грехов — тем больше эта скорлупа. Вот она увидела у тебя и схватила.
— А как мне против этой сороки выдержать? Она же меня опять подловит и опять контролировать начнет. — забеспокоился я.
— Это просто! — усмехнулась старуха, — сороки, они падкие на всё блестящее. И не только они. И летучие мыши, и все остальные. Понимаешь меня?
Я кивнул, хотя ещё не совсем врубился.
— Нет, не понимаешь, — хмыкнула бабушка Пэтра, — мужчина ты. Не понимаешь. А ты думаешь почему мы, цыганки все эти блестящие бусы носим, серьги, заколки? Да и все женщины носят?
— Потому что красиво? — попытался угадать я.
— Красиво, — фыркнула старуха, — да, красиво, но это же не главное! А главное то, что блестящие украшения всех злых духов от нас отвлекают! Теперь понимаешь?
— Вроде да, — кивнул я. — а мне что делать?
— Да на вот! — старуха сняла с шеи одну цепочку с массивным блестящим кулоном из хрусталя и повесила мне на шею. — Носи на виду, и тебя ни одна тварь под контроль взять никогда не сможет. Будет только на это смотреть. А не на тебя.
— Но как я буду с бабской побрякушкой ходить? — забеспокоился я. — Меня же все мужики засмеют.
— Ну так придумай что-то! — возмутилась старуха. — мужики тоже носят.
— Придумал, — решил я, — сделаю из этого кулона себе зажим на галстук.
— Всё спросил или ещё чего?
— Совет ещё нужен, — вдруг вспомнил я, — у меня в том доме, где я снимаю комнату, хозяйка, старушка. И я хочу ей небольшой недорогой подарок сделать. Просто вежливость проявить. Как вы думаете, шаль или альбом для фотографий — хорошо будет?
— Да то что! — возмутилась бабушка Пэтра, — зачем ей альбом? У неё все фотографии давно по своим местам разложены. А шаль ты такую, как надо, чужому человеку никогда не подберёшь.
— Так что же её подарить?
— Сейчас. Жди. — старуха сходила в палатку и вернулась через пару минут, держа в руках бумажный кулёк с чем-то. — Вот. Это хороший травяной сбор. Он и от суставов помогает, и силы придает, и тоску разгоняет.
— Спасибо, — искренне поблагодарил я, принимая подарок.
Счет к цыганам рос в геометрической прогрессии.
Сегодня я решил сделать ещё одно важное дело. А именно — я направился на агитбригаду. К Гудкову. Сейчас они располагались в здании малого театра, почти в центре города N. Который ранее был мюзик-холлом, а потом его превратили в «Театр революции».
Сейчас, судя по доносившимся звукам музыки — смесь дикого танго и хасидских плясок, и яростным аплодисментам, там шло какое-то пролетарское представление, но мои агитбригадовцы находились в другом крыле. Вот туда я и пошел.
Гудков сидел в прокуренном кабинете и что-то яростно печатал на машинке. Увидев меня, он обрадовался (скорее всего не конкретно мне, а возможности отвлечься и передохнуть):
— О! Генка! Что, к гастролям по соседней губернии готовишься?
— Готовлюсь, — сказал я.
— Ты главное, паря, одёжу потеплее прикупи — путь у нас долгий, всяко лучше в тулупчике по снежным дорогам ездить. И так все тёплое бери, кто знает, как мы ночевать будем.
Я вздохнул, вспомнив ночёвки в сырых домишках по сёлам. Нет, всё-таки комфорт я люблю. Но и поездку эту откладывать нельзя.
— Так что ты хотел? — спросил Гудков и тут же сам себя перебил, — мне Григорий передал твои требования. Что ж, подход разумный — будешь хорошо исполнять обязанности, я и характеристику тебе напишу, и с заведующим договорюсь, пусть принимает экзамены.
— Я так понимаю, мои обязанности расширяются? — решил сразу уточнить я.
— Голикман тебя прямо захвалил, как ты чудесно играешь. — чуть скривился Гудков, — так что приходи в понедельник на репетицию, посмотрим, на что ты способен.
— Я в понедельник не могу, — пожал плечами я, — по понедельникам я прохожу обучение в гомеопатической аптеке.
— Зачем?
— Учусь я. На помощника лаборанта.
— Ааааа! Теперь понятно! —