чаще всего косметика была отвратительной на вкус.
Губы Василька были мягкими и нежными, отдающими гречишным медом и болотными травами. И целовался он на порядок лучше всех девиц, но учитывая его почти двухсотлетний опыт, наверное, это было неудивительно.
А благодаря жабрам он проделывал фокус, из-за которого Косте даже дышать не приходилось, Вася делал это за них обоих, и их поцелуи были такими долгими и чувственными, что заканчивались они только когда губы начинали болеть.
За неделю, что они провели вместе, Костя прошел все стадии самокопания, от отрицания того факта, что ему что-то там понравилось, до полной капитуляции. Вася понимал, что ему тяжело даются эти переживания, и не напирал. Но всегда был рядом, ласковый и разжигающий любопытство своей внутренней и внешней свободой. Косте хотелось так же.
Они и сейчас валялись в высокой траве на одном из островков посреди озер, укрытые от чужих глаз, в полной безопасности. Сердце у Кости все еще колотилось где-то в ушах после очередного раунда поцелуев. Вася склонялся над ним и дразнился, не давая перевести дух.
Он водил веточкой начинающей зацветать полыни по груди Кости, дразнил затвердевшие соски, щекотал впадинку пупка. Поначалу Костя жутко смущался того, к чему приводят их бесконечные поцелуи, пытался прикрыться, не особенно успешно. Теперь уже и скрываться перестал – напряженный член лежал на бедре, блестел капелькой смазки на щелочке.
– Подожди, не шевелись, – сиплым после затяжного поцелуя голосом попросил он Васю, слепо шаря рукой сбоку от себя, дотянулся, наконец, до ремешка фотоаппарата.
На небо над ними кто-то словно нарвал ваты для новогодних украшений – разбросал кусочки облаков, где-то почти прозрачные, солнечные лучи легко просачивались через них, а где-то поплотнее, и на фоне голубого неба такие казались крошечными грозовыми тучками.
Костя быстро сделал снимок, жалея лишь, что Полароиду не под силу передать все эти краски. Ну это ничего, в его-то памяти все сохранится в первозданном виде.
– Это уже третий за сегодня, – сказал Вася, рассматривая получившийся снимок. – Куда тебе столько?
Не то чтобы он был против, он с удовольствием позировал, а потом и сам снимал Костю, научившись обращаться с Полароидом. Костя предпочитал не думать о том, что будет, если эти снимки кто-нибудь увидит.
– Хочу запечатлеть тебя в самых разных видах, – Костя не хотел думать о том, что лето закончится, и ему придется уехать в Москву, а оттуда, бог весть куда – куда Родина пошлет.
Но подспудно эта мысль скреблась на самой дальней полочке его разума, и он хотел подстраховать себя, чтобы не забыть ни единого мгновения их этих дней, кажущихся сном, теперь уже совершенно точно, волшебным.
Они не замечали, как темнеет, солнце падает за горизонт, уступая место ночному светилу, возвращался Костя всегда поздно, но при этом и вставал рано – чтобы поскорее позавтракать, собрать перекус и бежать к Васильку. Но уставшим он себя никогда не чувствовал, бывало, что дремал днем, устроив голову на Васином животе.
Только однажды он с утра рванул не к реке, а в библиотеку, решив поискать там книгу про нечисть. Библиотекарь – дама, которой могло быть и двадцать, и пятьдесят, возможно, удивилась, но величина очков в роговой оправе благополучно скрыла ее эмоции.
– Минуточку, – лишенным эмоций и интонаций голосом, попросила она и шагнула к немногочисленным полкам.
Библиотека располагалась все в том же здании клуба и состояла из четырех стеллажей.
– Прошу, – вернувшись, она протянула Косте довольно тонкую книжечку, на обложке значилось – "Никифоровский Н. Я. Нечистики: Свод простонародных в Витебской Белоруссии сказаний о нечистой силе". А под надписью был изображен некто, напоминающий домового в представлении Кости. Его поразил год издания – 1907. – Подойдет?
Вася, увидев эту книгу, долго смеялся.
– Ну и зачем она тебе, скажи на милость? Ведь ты можешь все спросить у меня, я тебе расскажу, – сказал он, пока Костя пыхтел, спотыкаясь на тексте с ятями и ерами.
Он вытянул у него из рук книжку и отложил подальше, а сам втиснулся на ее место, то есть в руки Кости.
– Спрашивай, что тебе интересно? – сказал он, и снова в его глазах была томная поволока, означавшая, что ему больше хочется целоваться.
– Вот поэтому я и взял книжку! – с напускным возмущением ответил Костя, хотя руки, будто не желая подчиняться его разуму, уже обвились вокруг Василька. – Потому что, когда мы вместе, совершенно не до разговоров, – даже сейчас его слова прерывались короткими прикосновениями Васиных губ к его собственным. И если довести эту мысль до конца он еще хоть как-то пытался, то родить новую уже не мог.
– Ты просто не стараешься, – засмеялся Василек, но перестал его целовать. – Давай, спрашивай, я отвечу, а уже потом тебя поцелую.
– Что я не стараюсь? – Костя и, правда, уже успел потерять мысль, но постарался взять себя в руки, глянув на книжку. – Мне все интересно – сколько вас, какие виды, как вы между собой взаимодействуете, как живете вообще. У тебя ведь нет дома, как у людей?
– Ну, весь лес и вся река мой дом, если ты об этом. Есть зачарованные места, куда людям хода нет, там мы собираемся, когда нужно, или на праздники. Есть русалки, вроде меня, девушки и парни. Кто рожденный, кто превращенный. Есть ведьмы и ведьмаки, лешие, духи опять же, у каждого ручейка, например. Если ты захочешь меня позвать, когда я далеко, то просто шепни мое имя любой проточной воде, я узнаю, что ты ждешь меня, – не таясь, стал рассказывать Василек, устроившись в его в объятиях.
Слушать, конечно, было интереснее, чем читать, особенно, когда можно задавать уточняющие вопросы… ну и прерываться на поцелуи иногда, куда ж без этого.
В тот день Костя узнал, что сам он может видеть нечисть, потому что кто-то из его предков согрешил с лешаком, водяным или еще кем, что между собой нечисть дружит, но союзы у них возникают только в рамках собственного вида – леший и водяница парой стать не могут. Еще Вася про растения рассказывал интересное – про цветок папоротника, адамову голову и разрыв-траву.
Костя сомневался, что о таком можно в книжке прочитать.
– Теперь ты сам можешь книжки писать, не хуже Булгакова, – улыбнулся ему Василек, впечатленный тем, как был описан шабаш в "Мастере и Маргарите", когда Костя ему прочитал этот кусок.
Это было уже в другой день, когда они проводили время дома у Кости. Погода испортилась, второй день шел противный дождь, так что на озере было мокро и противно. Ну, для Кости,
