Однажды из-за кустов шумно вспорхнула крупная белая куропатка, потом Ола снова ее заметила: та сидела на торчащем суку на трехметровой высоте, но тут же снялась и улетела, как будто почувствовала, что на нее обратили внимание. Через некоторое время птица опять попалась на глаза – перелетела с места на место за стволами деревьев, потревожив зеленовато-седую лишайниковую бороду, свисающую почти до земли. Как будто следит за людьми… Может, и вправду следит, если у нее где-то здесь гнездо.
Местами попадались цветные поляны: розовые, болотно-зеленые, лиловые – словно сугробы облили разведенными акварельными красками. Это из-за микроскопических снежных водорослей, сейчас их сезон в разгаре. Когда ударят морозы, они вымерзнут, и наступит царство белизны, радужные размывы вновь появятся на снегу только в конце зимы.
Лес постепенно заполнял Олу изнутри, прорастая в ней своими ветвями и корешками, фестонами лишайников и ползучими лианами. Она ничего не утратила, оставалась собой, но ее прежняя жизнь и те байки о прежней жизни, которые она впаривала развесившим уши бойфрендам, ее планы, обиды, триумфы, интересы – все это, как обычно, отодвинулось на периферию, уступая главное место Лесу.
Говорят, когда кто-то из лесных колдунов умирает, у него есть выбор: снова родиться среди людей – или уйти в Лес, раствориться в нем, стать то ли лесным духом, то ли чем-то еще в этом роде. Изабелла однажды сказала, что предпочла бы второй вариант.
– Кажется, до меня дошло, чего хочет Текуса! – выпалила Ола, остановившись, и с темного хвойного навеса ей на голову посыпались снежинки. – Никакая не ёлка. Она послала нас, чтобы мы попробовали связаться с Изабеллой, и надо было, чтобы мы сами об этом догадались!
– Наконец-то поняла, – отозвался Валеас, не выказав удивления.
– Так ты, что ли, знал?.. Тебе она сказала?
– Нет, но до меня это дошло после первой ёлки. А до тебя – после шестой, тоже неплохо.
Хм, лучше считать, что это похвала, а не ирония.
– Ну и как, ты уже разговаривал с Изабеллой?
– Нет. Если она пойдет на контакт, то скорее с тобой, чем со мной.
– И что я должна для этого сделать?
– На твое усмотрение. Тут нет никакого рецепта.
– Тогда… – Ола умолкла, пытаясь нащупать, что «тогда», и после заминки продолжила: – Давай заночуем в Лесу. Может, ночью что-нибудь получится.
Наверное, это было правильное решение: в каждую вылазку «за ёлкой» они по требованию Текусы брали с собой палатку, спальные мешки и еды на два дня, хотя возвращались засветло, к последнему автобусу. Теперь ясно, что старая колдунья снаряжала их в расчете на ночевку.
– Идем, – предложила Ола. – По-моему, нам лучше идти, чем стоять на месте. Может, она тоже пойдет нам навстречу…
Дальше они не выбирали направления. Куда Лес подсказывал, туда и шли. Скрипел наст под полозьями санок. На зимних лианах, свисавших с ветвей заснеженными гирляндами, горели в пасмурном сумраке пурпурные бутоны-фонарики. Кое-где к стволам вековых деревьев прилепились то ли чьи-то гнезда одного цвета с корой, то ли наросты-паразиты, сгнившие изнутри и приспособленные лесной мелюзгой под жилье: в щелках настороженно поблескивали чьи-то глаза, провожая идущих своей дорогой колдунов. Неискушенный горожанин ничего бы не заметил, но Ола знала, на что обращать внимание.
Однажды в стороне мелькнула белым мазком перелетевшая с места на место куропатка – может, та самая? Может, это дух Изабеллы пытается привлечь их внимание?
Когда Ола сказала об этом, Валеас возразил, что птица обыкновенная. Он хорошо чувствует потустороннее, и раз определил, что ничего нет – значит, нет.
Вскоре она заметила небольшого зверька, целеустремленно шмыгнувшего в том же направлении, потом еще одного: похоже, за куропаткой увязались охотники. Жизнь в Лесу идет своим чередом, и кто-то кем-то обедает, от пищевых цепочек никуда не денешься.
Настроиться на Изабеллу, думать о ней, послать ей зов… Хотя вряд ли это поможет, Ола и раньше о ней думала.
В газетах писали, что Изабелла Мерсмон погибла из-за собственной неосторожности: изучала «язык и культуру» серого лесного зверья, хотя какая там культура, автохтоны – полуживотные, а она с ними, как с людьми, это и «привело к трагедии»… Гнилая версия, но понимали это только лесные маги да считанные единицы из тех, кто не принадлежал к их числу.
Кесу провожали Изабеллу, словно одну из своих княгинь-шаманок, устроили в ее честь тризну со всеми положенными обрядами и поединками до первой крови. Хотя поединки были не ритуальные: кесейская аристократия разбирались, кому достанутся коты Изабеллы, жившие вместе с ней в лесном домике. От местных напастей хозяйка защитила их чарами, иначе их бы в Лесу в два счета сожрали. Туземки восхищались кошками, которых люди завезли на Долгую Землю из своего родного измерения. Рыжика и Уголька – решено было не разлучать их – забрала Даньянса-кьян-Талендри, глава клана Трех Дождей.
Изабеллу убили люди. Текуса и Валеас как будто были в курсе, кто, но младшую ученицу в подробности не посвятили: меньше знаешь – меньше риска, что вляпаешься.
После похорон Ола несколько ночей подряд искала ее в Отхори. Она довольно быстро выучилась попадать туда, засыпая, и порой ей удавалось найти там нужного человека – или нужную кесу – но с Изабеллой ничего не вышло.
Узнав о ее попытках, Текуса сказала, что это пустое занятие, ведь Изабелла ушла не в Страну Мертвых, которая граничит со Страной Снов и Кошмаров, а в лесную явь. Так что встретиться с ней можно только наяву, но что для этого нужно сделать, и в каком виде она сейчас существует… Ола вглядывалась в переплетения припорошенных снегом ветвей, словно высматривала там знакомые черты лица, как на рисунке-головоломке.
Шли, пока облачное небо за кронами-тучами не начало лиловеть и меркнуть. Валеас кесейским заклинанием утрамбовал снег на выбранном для стоянки пятачке. У Олы это до сих пор не получалось: или развозило в слякоть, или снежный покров уплотнялся недостаточно – все равно провалишься по щиколотку, а то и по колено. Зато она неплохо выучилась пользоваться охранным колдовством и защитила рюкзак с продуктами от крысобелок, хорьцов и других любителей дармовщины.
Стояла тишина, лишь однажды нарушенная коротким птичьим криком, донесшимся из-за деревьев. Словно в ответ, по другую сторону от лагеря послышался хриплый мяв. На Долгой Земле обитали свои представители семейства кошачьих, но это не мешало кесу восхищаться «совершенной красотой и изысканным нравом» иноземных домашних кошек.
– Она тебе никаких знаков не подавала? – спросила Ола, грея пальцы о горячие бока эмалированной кружки.
– Нет, – с набитым ртом ответил Валеас. – Мы с матерью уже поговорили. Это тебе надо с ней связаться.
– Уже после поговорили?..
– До. Я не смог ее переубедить, – и, прожевав кусок мясного пирога, добавил со злостью и печалью: – Дура редкостная…
– Я?..
– И ты тоже, – буркнул старший ученик Текусы – еще бы он упустил такую возможность. – Но ты все-таки не настолько дура, как мать, хотя у нее было больше могущества. Потому и дура. Могла бы уйти в Лес и без следа исчезнуть. Таких, как мы, в Лесу не поймаешь, если мы сами этого не позволим.
– Да наверняка использовали шантаж, – угрюмо заметила Ола. – Ей сказали, что иначе кого-то убьют или типа того, она и осталась…
Доедали ужин в молчании. Из чащи доносились шорохи и дремотный скрип вековых деревьев, изредка покачивались лианы, потревоженные чьими-то легкими прыжками. Бортик санок вначале темнел узорами на фоне белого склона, но сумерки все красили в один цвет, и вскоре ажурный орнамент грубоватой ковки стал неразличим.
– Изабелла! – надсадно и отчаянно крикнула Ола перед тем, как устроиться на ночлег. – Изабелла!..
Ничего не произошло, никто не отозвался, только елажник тихо ронял на снег хвоинки.
Уже рассвело, когда Валеас бесцеремонно встряхнул ее, откинул клапан и вылез из палатки. Девушка снова закрыла глаза – хотя бы еще минутку-другую – и во второй раз ее разбудила ругань старшего ученика.
Выползая из спальника, она перебирала в уме подробности вчерашнего вечера: ну, что она опять сделала не так?! Вроде бы ничего…
Ругался Валеас по-кесейски. Ола знала далеко не все слова, но когда, жмурясь от утренней белизны, тоже выбралась наружу, он перешел на человеческую речь:
– Что жрать будем?
– Так у нас же еще много…
Она осеклась, увидев в нескольких метрах от санок растерзанную матерчатую сумку, исклеванные остатки пирогов и рваную обертку из-под копченой колбасы.
– Кто ставил защиту?
– Честно, не понимаю, в чем дело…
– В том, что дырявая у тебя защита. А поскольку ты в этом Лесу не самая умная, нашлись те, кто этим воспользовался.
– Здесь ведь нет обезьян… Ну, лесных крикунов, про которых кесу рассказывали. И если б были, все равно не могли же… С боков нет прорех, я защиту конусом поставила. Ой…
