– это лето. Камэл не кочевряжился и надел все, что выдали, поэтому сейчас он ждёт себе преспокойно, а я скачу, как вошь на гребешке. Может быть, Камэлу тоже холодно, но его потенциал – экстремальная выносливость – всё это покрывает. Мой потенциал – ярко различать при визуальном контакте живое и мёртвое – никогда и ничего не покрывает, поэтому пляски племени масаи исполняю я в одиночестве.
Ох, скорей бы уже солнце-то взошло! Во мне теплится надежда на то, что солнечные лучи всё исправят. На автомате тяну телефон из кармана.
– Семь сорок две.
Как долго тянется время! Прячу лицо в воротник куртки: запах химикатов ударяет в нос. Вспоминаю, как завобмундированием гордился, что выдает нам новенькие вещи. Жалею, что мороз притупляет осязание, а не обоняние – иначе бы я спокойно себе жил в Антарктиде.
Предполагается /главой, мне-то пополам/, что мой потенциал работает на обонянии: оно остро различает лишь две молекулы – оксигемоглобина и аммиака. В первом случае у меня во рту возникает привкус крови, во втором – гнили: так и понимаю, живой передо мной организм или нет. При этом я должен обязательно видеть объект: просто так, даже если я слышу запах, понять, к чему он относится, я не могу. Поэтому сейчас без последствий для вкусовых ощущений могу вдыхать краситель для ткани, но не могу посмотреть на живое существо. Было время, когда это сводило меня с ума: сейчас уже научился не смотреть туда, куда не следует.
Закрывать глаза, так сказать.
Небо у горизонта чуть посветлело, или я так этого хочу наступления утра, что мне уже кажется? Пальцы на ногах и кисти рук пощипывает. Выдыхаю в ворот куртки, чтобы согреть лицо своим дыханием: ресницы мгновенно заиндевают. Тру глаза: как-то уже спать хочется, поднялись ради дежурства здесь ни свет ни заря. Наверху снова проносится фура. В частном секторе кое-где зажигается в окнах свет, где-то протяжно заливается лаем собака. Скоро люди потянутся на остановку – и всё закончится. К тому времени нас тут уже быть не должно.
– Семь сорок три, – разочаровывает меня цифра на экране телефона. – Как думаешь, – спрашиваю я у тени Камэла на плохо почищенной дороге: главное, не смотреть на него, – долго ещё?
– По словам Ё-ны: «на небе нет солнца», – отзывается Камел слева и немного сверху: он меня выше сантиметров на десять, но теперь, когда я – замороженная креветка, то на все двадцать. – Технически, рассвет сегодня в восемь часов семь минут: скоро уже.
Я так не считаю: перспектива простоять тут еще целых двадцать четыре минуты ужасает.
– Если мы не угадали со временем суток, – мои облачка слов начинают догонять его, – придётся вернуться сюда вечером.
И в таком случае я попрошу у завобмундированием две пары штанов.
Блестит накатанная колесами транспорта полоса на дороге. Небо точно начинает светлеть. Огней в частном секторе все больше. Адски щиплет верхушки ушей и мизинцы рук. Что будет быстрее: рассвет или общее обморожение?..
Технически текст пророчества звучит как: «покрытая туманом узкая дорога, рядом поворот, остановка; на небе нет солнца; холодный асфальт; большая белая машина, много мертвых внутри; девушка, утыканная стеклом, золотистый ореол волос».
Прорицателям, конечно, непросто: нужно запомнить, а потом точно описать всё, что видишь. Хорошо, если есть какие-то уникальные вещи или символы, но чаще бывает, как сейчас: в мире полно предрассветных туманов, дорог с поворотом рядом и холодным асфальтом, белых машин и блондинок. Аналитики нашли не меньше сотни мест, подпадающих под пророчество, сделали прогноз по погоде, транспортной сети – и выбрали два десятка мест. Вчера ребята уже выходили на патрулирование, сегодня дислокация мест поменялась из-за погоды. Туман и холод – это пока самое достоверное, на что можно опираться. Как выглядела девушка, Ё-на описать не смогла, так что на инструктаже нам советовали ориентироваться на пол, примерный возраст и наличие в теле стекла. Что ж, это можно счесть за уникальный признак.
Однако, я начинаю сомневаться в успехе операции. Во-первых, маловероятно, что на второй день поисков что-то выгорит. Обычно охота на потенциал длится месяцами, а то и годами: ведь прорицатель не может сказать конкретную дату. А во-вторых, сегодня в разработке сорок три места: и наше не самое перспективное. Сомнительно, что по такой вторичной дороге ходит постоянная маршрутка, а даже если и ходит, ей попросту не с чего тут переворачиваться: буквально ровное место.
Ляжки начинает пощипывать – джинсы прикипели к ногам. Пытаюсь пару раз присесть и чувствую, как кожа намеревается от натяжения лопнуть. Не стоит, не стоит, лучше просто ровно постою.
Скорей бы домой.
Если сегодня не повезёт, придется патрулировать всю осень и зиму. Буду надевать всё, что дают, и носить с собой термос с чаёчком.
Мимо остановки проезжают друг за другом две машины: люди направляются на работу. Мы с Камэлом отступаем за остановку: не нужно, чтобы кто-то нас видел здесь.
Технически, здесь пророчество как бы соблюдено: солнца на небе нет, за туман сойдет дымка, есть остановка, поворот рядом, на дороге гололёд. Осталось дождаться любой большой белой машины с трупами внутри и добыть утыканную стеклом девушку. Тогда хотя бы не зря пройдут мои мучения.
Но лучше бы, чтобы досталась она не нам, ведь если верить неофициальной информации, у неё две души. И одна из душ ой какая недобрая.
Взгляд падает на экран. Семь сорок восемь.
Камел уставился в горизонт дороги, откуда, по идее, должна приехать «большая белая машина». Уже все глаза проглядел.
– Надеюсь, нам повезёт, – сердито ворчу я. Иначе для чего я отморозил всё, что мог?
– А я надеюсь, что нет, – нервно бормочет мой друг.
В этом есть резон, но на моей памяти Камэл впервые чего-то опасается. Утро не пропало даром: мой друг открылся с новой стороны.
Оборачиваюсь и смотрю в одном с ним направлении: теперь мы вдвоём пялимся в туман, как сурикаты. Небо светлеет, напряжение возрастает.
Неужели это правда? Неужели действительно развоплощение, а потом и дальнейший захват тела возможен? С трудом верится в души и жизнь после смерти, но ведь глава организовал эту охоту на потенциал с невиданным доселе размахом…
Разнервничавшись, опять потянул телефон из кармана. Правый мизинец перестал гнуться – и телефон веселым стукотком покатился по асфальту.
Этого еще не хватало! Я наклониться не могу без риска, что кожа на ляжках треснет, а тут это! Хоть бы не разбился: неохота писать объяснительную…
Мгновенно среагировавший Камэл его уже поднял: дружище, как я тебе благодарен! – и протягивает мне, стараясь не
