сплюнуть прямо себе под ноги.
— Опять, наверное, денег от меня надо… Как же задолбала!
Я долго терпел, очень долго: и Надины кредиты закрывал, и позволял в больницу таскать всяких придурков, которые себя шаманами и целителями возомнили, и Мишеньку, её хахаля, на нормальную работу устраивал, — но моё терпение закончилось!
Как же я ненавижу тварей, которые наживаются на чужой беде. И ведь понимают, что ничем не помогут — а то и хуже сделают, — и всё равно лезут и сосут деньги из дурачков. И до сестры невозможно достучаться — после каждого мошенника говорит: “Всё, это в последний раз!” А потом находит нового — и, конечно, в этот раз самого настоящего! Её бы тоже пролечить не мешало, да только уже в психушке.
Пробираясь в темноте через прихожую, я споткнулся о пушистую мягкую тушу и растянулся на полу, свалив обувницу и зеркало. Зазвенело разбитое стекло, по ушам резанул могучий кошачий ор, и по моей правой щеке резанули острые когти. Пока я матерился, пытаясь встать и не наступить на осколки, Борис грызанул меня за ногу и ускакал в гостиную — точить когти о диван.
— Да чтоб тебя! — я включил свет и побрёл за веником. — Ты надо мной издеваешься? Да я на миллион баксов готов поспорить — ты видел, что я вот-вот на тебя наступлю. И не пошевелился! Ух, кошачья жопа!
Борис вынырнул из-за дверного косяка, прищурил зелёные глазищи и встопорщил шерсть на загривке. Его вид словно говорил: “В этом доме может быть только один хозяин, и это не ты”. Несколько минут мы пялились друг на друга, а потом Борис утробно взвыл и рванул в спальню. На повороте его занесло, и когти с силой процарапали ламинат. Дрифтёр чёртов.
Самый красивый кот, которого я когда-либо видел, и самый вредный. Пушистое белоснежное облачко с розовым носиком и длиннющим шикарным хвостом. Восемь килограммов милоты — но! только на расстоянии. Людей к себе Борис не подпускал, на руки не давался, гладить не позволял, чуть что ему не нравилось — моментально щерил клыки и показывал когти. Мне кажется, он только маму и любил.
Высыпав осколки в мусорку, я отправился в душ. Тяжёлый день закончился — да здравствует тяжёлый день!
Четыре месяца пролетели незаметно. И вот, наконец, поступил долгожданный звонок.
— Андрей, мы выиграли! — прокричал Олег так, что мне пришлось отнести мобильник от уха. — Кузнецов объявил себя банкротом! Сто тридцать миллионов невыплаченных налогов! ФНСшники “Олимп” с говном сожрали. Об этом трубят во всех городских газетах. Я приплатил журналистам, чтобы новость вывели на региональный уровень.
— Класс, — я откинулся на спинку кресла и трижды постучал по столу. Из-за усталости не смог даже нормально порадоваться победе. Сил не было. — Что с тендером? Его снова выставили на торги?
— Ага, выставили, — гоготнул Олег. — Но на него уже никто серьёзно не претендует. Только и разговоров о том, как опасно переходить тебе дорогу. И конкурентную фирму разорил, и уголовку на владельца повесил.
— Класс, — равнодушно повторил я.
— С тобой всё в порядке? — заволновался Олег. — Голос какой-то странный. Ты бы отдохнул, а то так и зашиться недолго.
— Хорошая идея, — я сгрёб документы в неровную стопку и засунул их в верхний ящик. — Сегодня вторник? Что же, проследи за всем, я до пятницы мёртв. Фигурально выражаясь, конечно.
Олег закашлялся, а потом выдавил:
— Кстати, о мертвецах, — он помолчал, явно подбирая слова, и продолжил: — Мне тут сорока на хвосте принесла, что у Кузнецова-то башню сорвало. Пообещал отомстить тебе. Сказал, что готов в тюрьме сгнить, но тебя убьёт.
Я заправил кофемашину и нажал на кнопку. Однако я настолько вымотался, что пару секунд просто пытался понять смысл того, что сказал Олег. Когда до меня дошло, я рассмеялся, сделал пару глотков кофе и, еле ворочая ошпаренным языком, ответил:
— Да ладно тебе! Я со злости и не такое ляпну. В конце концов, мы не в девяностых живём.
— Ну-у-у-у, тебе виднее, — с сомнением протянул Олег.
Первый выходной за полгода. Как же хочется выспаться!
Да, так и сделаю.
Быстро проверив план работы, я раздал указания всем сотрудникам и отправился домой, воображая, как продрыхну целые сутки.
Я так замечтался, что заметил неладное только в гостиной — в доме царил полнейший бардак. С полок, тумбочек и комодов были сброшены абсолютно все вещи. Горшки с комнатными цветами валялись перевёрнутые, а в рассыпавшейся земле лежали распотрошённые диванные подушки. На обоях — от потолка до пола — зияли длинные тонкие дыры.
Я закрыл глаза, глубоко вдохнул и попросил:
— Пожалуйста, пусть это будут воры.
За моей спиной что-то зашуршало. Я обернулся. Из спальни пятился Борис, держащий в зубах коллекционную фигурку Хана Соло — ну да, я люблю “Звёздные войны”! Кот даже не дёрнулся, когда понял, что я вернулся домой, — внимательно уставился на меня, прищурился и… С громким хрустом откусил игрушке голову.
— Ах ты, зараза!
Я стащил с себя галстук, свернул его втрое и хлестанул Бориса по заднице. Тот возмущённо взвыл и понёсся в коридор. Целеустремлённо так. Почувствовав дурное, я побежал следом, но поздно — Борис уже изогнулся дугой над моими туфлями и от души проблевался.
— Ну всё, с меня хватит! — рявкнул я и гневно указал на него пальцем. — Ты мне уже на голову залез и лапки свесил! Знаешь что? Тебя, конечно, мама любила… Тьфу, очень любит, но это не даёт тебя права устраивать здесь Содом и Гоморру! И вообще! У меня три выходных, так что…
Следующие два часа я гонялся за Борисом по всему дому — с трудом, но мне удалось его поймать в покрывало и засунуть этот орущий и царапающийся комок в переноску. Кот кое-как выпутался и настороженно следил, как я переодеваюсь и достаю чистые туфли.
— Ну что, доигрался, красавчик? Поживёшь в кошачьей гостинице, так, может, мозги на место встанут? — я поднял переноску и тяжело вздохнул. — А даже если и не встанут, так хоть до пятницы от тебя отдохну, придурок хвостатый.
Подхватив переноску, я вымелся из дома и загрузился в машину. Уже за воротами остановился и загуглил хорошую кошачью гостиницу — как бы это бешеное чудище меня ни бесило, уморить я его не хотел. На моё счастье, подходящий вариант я
