банной лавке лежало месиво, когда-то бывшее Аркадием Водолазовым, немолодым преподавателем истории и почти неизвестным писателем. Как-то специально опознавать его не понадобилось – он был постоянным клиентом с абонементом. Труп лежал на массивном животе, вокруг, на расстоянии нескольких метров, все было забрызгано ошметками кожи, каплями поджарившейся крови и тысячами обрывков засохших листьев, тоже раскрашенных красным. Запотевшие раздавленные очки валялись под лавкой, а рядом с ногами примостилась кадка, в которую кинули пять стесанных до самых ветвей дорогих сандуновских веников. Там же лежал пакет с раздавленными чипсами. Кто вообще жрет в бане?
– Допросили. Алиби, его видели пять разных сотрудников и посетителей, когда это происходило. Он говорит, что ничего не слышал. Вообще никто ничего такого не слышал. В тот вечер было мало народу, но люди были, сидели с пивком и воблой неподалеку. Он говорит, что невозможно сделать с человеком такое за двадцать минут, даже если бы его впятером одновременно дубасили.
– Кто-то заходил-выходил?
– Нет, на входе по камерам проверили, а так тут один коридор, который ведет мимо сидевших с пивом граждан. Они бы заметили кого-то. Никто к нему не заходил.
– Ну и как это понимать? Тут что, секретный ход? Что за гребаная «Собака Баскервилей»?
Хакимов пожал плечами.
– Игнатова, пошли уж? Сколько можно на это смотреть? Судмедэксперты разберутся, сам он себя или в несколько рук его упарили.
Она вышла из парилки и вдохнула приятной прохлады, царившей в зале «высшего мужского разряда» с бассейном.
«Сандуны» поражали своим убранством, напоминая богатую дворянскую усадьбу дореволюционной поры. Колонны из желтого мрамора, уходящие в лазурные своды с золотыми барельефами, античные статуи и вазы, люстры высотой с потолок средней современной квартиры, изразцовые печи с резными сфинксами, канделябры и вычурные деревянные балконы с расписными потолками. Все это благолепие подчеркивало, что посетитель ступил в храм чистоты. И вот кто-то этот храм осквернил, а ей свезло искать богохульника.
– Надо поговорить с управляющим про ходы и раздобыть планы здания, – решила Агафья.
Они нашли все еще зеленого менеджера на одном из диванов.
– У вас есть планы здания?
– Есть. Зачем вам?
– «Пеструю ленту» смотрели?
– Что?
Изучение пожелтевших схем не дало никаких результатов. Комплекс зданий за его долгую историю неоднократно перестраивали, но никаких секретных ходов, лазов и застенных тоннелей с вентиляционными шахтами обнаружено не было. Да и стал бы их кто наносить на схему? Детальный осмотр места преступления, а Игнатова не сомневалась, что они имеют дело с убийством, тоже не принес плодов. Все было тщательно рассмотрено, простукано, исследовано на предмет тайных нажимных панелей или кнопок, но парилка с ее современной отделкой почти не оставляла шансов обнаружить какой-нибудь поворачивающийся камин или люк в полу. Это не Бейкер-стрит, а Хакимов не Ватсон. Блядство.
* * *
Несмотря на продолжительную работу в комитете, походы к судмедэкспертам в их холодные могильные чертоги оттягивала до последнего. Вот и сегодня, перед тем как заявиться к Сидельникову по поводу Водолазова, она некоторое время попрокрастинировала на уличной лавке, куря одну за одной и размышляя над доставшимся делом. «Зверское убийство в центре столицы» – вчера в Телеграм-каналы уже утекли фото из парилки (оторвать бы яйца этому сливающему), а сегодня об этом писал «Московский комсомолец». Ничего не сходилось.
Убийцы (убийц?) нет. Никто ничего не видел. Как зашел, как вышел, неясно, камеры и посетители ничего не зафиксировали. Сам убийца либо не из криминального мира, либо совсем отмороженный, ведь в банях всегда была нейтральная территория, а все разборки происходили за ее стенами. Ни одного свидетеля, у всех находившихся в «Сандунах» крепкое алиби. Чужих отпечатков на вениках миллион – баня-то общественная, толку от мешанины из тысяч пальцев – ноль. Убитый – какая-то мелкая сошка, непонятно кому нужный тихий интеллигент, судя по тому, что она успела прочитать в паре статей и его аккаунте в запрещенной соцсети.
А убийство громкое, явно показательное. Бизнес-разборки? Отвадить от бань посетителей и ударить по владельцам рублем? Но зачем тогда такая изощренная жестокость? Послать одним только владельцам понятный сигнал? Зачем на глазах у всех? «Надо будет с хозяевами переговорить», – поставила себе галочку Игнатова. Она нехотя поднялась и отправилась к Сидельникову.
Классический Слава и его владения. Сидит жрет фастфуд, а за стенкой трупы. Майка с патлатыми мужиками, из огромных наушников, делающих его похожим на Чебурашку, орет что-то, с трудом напоминающее музыку. И запах этот неживой и мерзкий, и бьющий по глазам свет, и стены с кондовой зеленой краской. Она тронула судмедэксперта за плечо.
– Нэнси Дрю! С новым таинственным делом! – осклабился небритый эскулап.
– Скучала по этому месту (нет).
Он подвинул Игнатовой грязную тарелку с сушками. Та поморщилась и мотнула головой.
– Агафья, почему не навещаешь старого друга? Только на трупы приходишь посмотреть.
– Агата. Я просила называть меня Агата. Ты хоть из подвала своего вылезай иногда. Там, наверху, знаешь, солнышко, люди ходят, пообедать приходи хоть раз в столовую, – она повышала голос, зная, что Слава немного глуховат от постоянно орущего в ушах говнорока.
– Люди там суетные. А тут тихие и спокойные, – ответил он без тени иронии.
– Короче, рада тебя видеть, но давай побыстрее с этим разберемся.
– А это будет очень быстро, дорогая. И ни хрена непонятно.
Он выкатил тело из хромированного бокса и скинул простыню. Замороженное месиво выглядело еще более отвратительно, чем разогретое. Слава картинно обвел рукой тело и поклонился.
– Первое: не мог он сам с собой этого сделать, ну ты это и сама понимаешь. Он бы в какой-то момент отключился от боли и потери крови, а тут его и после потери сознания продолжали хлестать до смерти. Второе: чтобы так забить человека, нужно его либо чем-то накачать, чтобы он не двигался, либо связать, либо держать за руки-ноги. Иначе будет вырываться, убегать, и характер следов ударов на это бы указывал.
– И?
– И ничего. Веществ никаких не обнаружено. Следов от веревок, наручников, рук, отпечатков – ничего нет. Мистика какая-то. То есть он сам лежал и не двигался. И молчал еще, раз никто ничего не слышал, а на лице тоже никаких следов нет, рот никто не затыкал.
– Есть вариант, что он перегрелся, потерял сознание, а потом с ним это сделали?
– За такой промежуток времени – вряд ли. Это ж все случилось минут за двадцать, ты говоришь? То есть это ему надо было посидеть, резко упариться до потери сознания, скажем, а это минимум минут десять надо, и это оставляет убийцам еще десять минут, чтоб его так обработать. А потом,
