отлучать мальчишку от себя. Я не поощрял. Чем дольше он сидит в поселении, тем выше шанс, что из него вырастет трусливый мужчина. Но Йелле не производил впечатление напуганного юнца. Вокруг он смотрел с детским любопытством, а на лице застыл восторг. Я мог читать его как открытую книгу. Третьим в нашей группе был верный и надежный Осак. Один из самых уважаемых и старых охотников. Лицо его пестрело шрамами, он был молчаливым и неулыбчивым. Но не от злости – от жизненных тягот. В один год он схоронил всю семью, полегшую от незнакомого поветрия, и остался лишь с годовалой внучкой. Сейчас девочке шел восьмой год, и непоседливый ребенок – непростая ноша для такого почтенного возраста. Но Осак не допускал до девочки никого, участвуя во всех играх и проказах озорницы, и только в эти редкие моменты лицо его освещала кривая улыбка, будто бы превращая и без того неровную кожу в смятый тонкий лист веленя [4].
Я задумал, что мы втроем сделаем крюк к северу. Оставлю спутников на ночлег, а сам отслежу оленьи тропы. Если идти всем вместе, то наверняка – а Йелле будет издавать много шума. Осак же присмотрит за мальчишкой ночью. Мы двигались без длительных остановок до самой темноты. Я было думал, что Йелле будет жалиться и просить привал, воды или еды. Но парень шел, упрямо сжав губы, и, хотя веселости и энтузиазма на лице его поубавилось, я не замечал страдания или недовольства. Пожалуй, из него выйдет толк.
– Помоги Осаку расставить вежу, – я указал Йелле на старика, который уже принялся мастерить временное убежище, стоило нам сделать привал с приходом темноты.
– Добро, Вождь! – мальчишка так произнес мое звание, словно я не поселение небольшое возглавлял, а на троне в Столице просиживал. Впору смеяться, сколько в юнце почтительности. Ничего, корона с меня разом слетит, как только он увидит своего вождя, на корточках справляющего нужду, как все прочие.
Осак бормотал себе под нос наставления, но Йелле не переспрашивал его и даже в точности выполнял указания. Работа у них ладилась. Я расчистил место для костра и обошел кругом. Было сыро, и ветки будут больше дымить, чем греть, но и на том спасибо. Проследив, чтобы снега натопилось вдоволь, а костер было еще чем кормить, я засобирался в дорогу. Спутникам должно хватить всего до моего возвращения, чтобы не разделяться опытному и молодому в ночном почти зимнем лесу.
Я уже было открыл рот, чтобы дать последние указания, да так и застыл. Между деревьев, в метре над землей, горели два желтых глаза. Быть может, я долго смотрел на костер? Для верности сморгнул несколько раз и снова уставился в темноту. Костер нещадно чадил, мешая обзору. Йелле что-то рассказывал Осаку, но опытный охотник, увидев мое замешательство, закрыл мальчишке ладонью рот, а после приложил палец к губам. Йелле испуганно закивал. Я же смотрел кругом и видел соплеменников лишь краем глаза. Ничего. Темнота так и осталась темнотой. Я почти поверил, что мне показалось. Расслабив плечи, повернулся к Йелле и Осаку, желая успокоить их, и замер.
За их спинами стоял волк. И я бы хотел возликовать и преклонить колено перед священным животным, да только это был волк из моего сна. Огромный, черный, обнаживший клыки в угрожающем рыке. Время потекло словно густой отвар калины, настоянной в патоке. Я хотел быть быстрым, я должен быть быстрым. Мозг сопротивлялся, не в силах поверить, что оружие можно использовать против волка. Но тело знает лучше. Тело чувствует смертельную угрозу даже сквозь заветы предков.
Я прыгнул, кувыркнувшись через правое плечо. Прямо к вещевому мешку, рядом с которым торчало мое копье. Но волк бросился вперед одновременно со мной. Еще в движении я схватил копье и, мягко перекатившись по земле, вскочил навстречу волку – и одновременно услышал страшный хруст. Начало прыжка зверя я не видел, но, как только взгляд нашел черное мохнатое тело, я с ужасом понял, что не только люди умеют бить в полете. Волк еще только приземлялся на четыре лапы, а рядом с ним уже падал обезглавленный Йелле. Зверь одним безумным рывком оторвал голову мальчику! Осака окатило кровью, но старик не растерялся: откинувшись назад, покатился кубарем, сминая вежу и выламывая из-под основания шатра палку. Я метнул копье, но зверь, будто усмехнувшись, увернулся. Казалось, он не обращает никакого внимания на обходящего со спины Осака. Зверь смотрел мне в глаза, и во взгляде его я видел насмешку. Словно хищник потешался надо мной. Кто теперь добыча? – спрашивал он.
– Улак! – Осак привлек мое внимание коротким окриком, а следом прямо в раскрытую ладонь мне прилетела палка с обломанным острым концом.
Волк громко зарычал, щелкнув зубами. Теперь с его морды капала кровь, совсем как в моем сне. Осак, решив, что хищник отвлекся на меня, сделал отчаянный рывок. Я инстинктивно проследил за его движением взглядом, выдав старого охотника с потрохами. Осак тянулся к костру – выхватить горящую головню и ткнуть зверю в глаз, – но не успел. Волк прыгнул медленно, почти лениво, не сводя с меня взгляда. Он убил матерого охотника и неплохого воина – играючи, забавляясь, как забавляются щенки волкособов в шуточной борьбе. Только пасть зверя клацнула на горле Осака совершенно нешуточно. Волк перекусил шею охотника и отшвырнул тело. Матерый сильный охотник пролетел сажень, врезался с треском в ствол дерева и приземлился на снег бесформенной кучей, будто кто-то скинул на землю старую, потертую и оттого бесполезную звериную шкуру. Я остался один. Всё, что у меня было, – заточенная палка против острых клыков. Бесславная смерть. Для остолопа вроде меня.
Что это за чудовище? Убил двух детей Велеса, не моргнув и глазом. Неужели бог оставил нас?! Думать времени не было. Я пригнулся, изготовившись к прыжку. Бросок мы со зверем совершили одновременно, сталкиваясь в воздухе, и, сплетясь в клубок, полетели на землю. Я приземлился на спину, от удара вышибло дух. А после раздался тошнотворный хруст. Волк навалился сверху всем весом, вгоняя самодельное копье еще глубже в свое тело. Меня обдало вонью из пасти зверя, и на ладони, сжимающие палку, хлынула кровь. Я возликовал, проворачивая оружие, вкручивая его в плоть животного до основания. Но не учел одного: чем сильнее протыкала заостренная палка тушу волка, тем ближе его пасть была ко мне. Клыки сомкнулись на моей шее внезапно, а после была лишь боль. Я закричал и провалился в черное спасительное забытье.
Сознание возвращалось рывками. Просвет мысли на мгновение-другое, а потом снова пустота. В очередной раз придя
