Гуффина навели Фортта на определенные мысли. Шут искренне жалел, что не читает газеты – так он хотя бы знал, что творится в городе и, возможно, знал бы, чего ждать. Дядюшка Филлиус всегда говорил, что, если читать газеты, можно загодя подготовиться к мрачным временам: кто-то ограбил кондитерскую – запасаешься печеньем; падают в цене акции корабельной компании «Бриклоу Бригантинн» – покупаешь печенье; безумный ученый изобрел жуткую убийственную штуковину и пытается свести всех с ума – лезешь в погреб за печеньем. Да, дядюшка очень любил печенье, но суть была в другом: Джейкоб Фортт полагал, что, обладай он нужными сведениями, быть может, тогда он смог бы понять, что именно надвигается. Быть может, в газетах писали, почему почтовики зачастили, что за поломка была на мосту Ржавых Скрепок и (он вдруг вспомнил разговор сплетников со станции «Бремроук-Фейр») что это еще за шагающий дирижабль, вылезший из моря?!
«Нужно будет раздобыть свежий выпуск “Габенской Крысы”, как только вернемся в «Балаганчик», – подумал он. – Там точно должно быть что-то, что все прояснит. Ну, если не все, то хотя бы кое-что…»
– Пришли! – вырвал его из раздумий Манера Улыбаться.
Пустое Место недоуменно огляделся по сторонам. Они никуда не пришли – просто остановились посреди улицы.
Единственное, что здесь было, это вход в парк. Рядом с ним, недалеко от арки с вывеской «Элмз», горел фонарь – едва ли не единственный на всей улочке.
Под фонарным столбом кто-то стоял. Из-за раскрытой газеты не было видно лица этого господина, но Фортт с первого взгляда, понял, кто это, благодаря темно-синему мундиру, шлему с кокардой и белым форменным перчаткам.
– Нет… – испуганно прошептал он.
– Да, – с неприятным блеском в глазах ответил Гуффин.
– Ты что, спятил?
– А ты что, струсил?
– И не стыжусь этого, – сказал Фортт. – Да этот хмырь, только нас увидит, тут же схватит и потащит за решетку.
– За что?
– За решетку.
– Нет, в смысле, мы же ничего плохого не сделали…
– А их брату плевать. Он что угодно может придумать: что ему наш запах не понравился, или взгляд, или походка, или сон, в котором мы ему якобы приснились прошлой ночью. Он закует нас в кандалы и посадит в «собачник». Забыл, что стряслось с моим кузеном Джимми? Я ведь тебе рассказывал: он тоже ничего не сделал – так просто полил ограду у какого-то дома, и все! Лучше связаться со стаей голодных бешеных собак, чем с одним фликом!
На самом деле Джейкоб Фортт еще очень смягчил. Полицейские в Габене делились лишь на две категории: непроходимо тупых, неотесанных чурбанов и хитрых, коварных лисов. И те, и другие, без исключения, обладали дурным нравом и черной душой. Не зря ведь говорили: «В Саквояжне есть три беды: бедность, болезни и полиция». Пустое Место решил, что приятель решил над ним подшутить: да будь ты даже самым честным и порядочным человеком, тебе не стоит соваться к констеблю, ну а в их с Гуффином случае… у него просто не было слов.
– Этот, вроде, не из злобных, – между тем сказал Манера Улыбаться. Прищурившись, он разглядывал здоровяка у фонарного столба. – К тому же он ведь на посту стоит – вряд ли ему захочется хватать нас и тащить через полгорода в Дом-с-синей-крышей. Нужно просто подобрать правильные слова…
– Что еще за слова?
– Ну, слова для облизывания… вернее, подлизывания. Нужно просто обратиться с почтением.
– Ты не умеешь быть почтительным. Ты только рот раскроешь, он тут же пристукнет тебя дубинкой. Я не понимаю: зачем самим навлекать на себя беду?!
– Я, вообще-то, думаю навлечь беду на того типа, который за нами следит. Ну и заодно узнаю дорогу. Ты хочешь сегодня выбраться из Тремпл-Толл, или нет?
Фортт лихорадочно закачал головой.
– Если для этого нужно подходить к флику, то мне плевать – я и в парке переночую.
– Зато Брекенбоку не плевать, – напомнил Манера Улыбаться. – Он же грозился нам головы оторвать, если мы пропустим репетицию. Нужно перебраться через канал и попасть в «Балаганчик» как можно скорее. Или ты хочешь оказаться в Фли после третьего звонка?
Со стороны могло бы показаться, что речь шла о старой театральной традиции, но в данном случае к театру это не имело никакого отношения. Здесь, по эту сторону канала, мало кто знал, что в тот миг, как вечер заканчивается и начинается ночь, по всему Фли из ржавых рупоров на столбах звучат три звонка, словно оповещая всю тамошнюю шушеру, что пора выбираться из своих нор. Это напоминало сигнал кормежки в тюрьме, и после звонков на улицах Блошиного района лучше было не оставаться.
Фортт молчал. Гуффин покосился на него и продолжил:
– Вижу, что не хочешь. Поэтому я пойду и узнаю у флика дорогу.
– Ты? – с надеждой уточнил Фортт.
– Я, – кивнул Гуффин. – Я ведь хороший друг. Можешь спрятаться и подождать меня.
– Спасибо, Манера Улыбаться, – с горячностью произнес Фортт. – Ты действительно хороший друг.
– Не смей благодарить, – рявкнул Гуффин. – Шуты не благодарят.
– Прости.
– И не извиняются! Проклятье!
Не прибавив больше ни слова, Гуффин направился прямиком к констеблю.
Фортт бросил ему вслед:
– Может, оставишь мешок мне?!
– Нет уж, я его не оставлю, – злобно процедил Манера Улыбаться.
Фортт этого уже не слышал. Пару мгновений постояв на месте в раздумьях, он сорвался с места, перебежал мостовую и спрятался в ближайшем подъезде. Почувствовав себя в относительной безопасности, шут выглянул из-за двери. Наблюдая за тем, как Гуффин топает прямиком к фигуре, замершей у фонарного столба, он очень не вовремя вспомнил сказку про девочку Молли, которая вот так же беспечно шагала прямо в волчью пасть, и ему стало не по себе…
Пустое Место отчаянно попытался придумать, что делать, если все вдруг закончится плохо и Манеру Улыбаться схватят, но все мысли сводились лишь к одному:
«Что я скажу Брекенбоку?..»
Оставалось надеяться, что Гуффин как следует пороется в своем несносном характере и откопает там, на дне, хотя бы щепотку почтительности. Но надежды эти были зыбкими, как «Туманные конфеты Фогги», которые продавались в Фли, – Пустое Место слишком хорошо знал своего друга…
…Сабрина слушала перепалку шутов с тревогой и волнением.
Еще как только эти двое вышли
