велосипед так, чтобы его не было видно с улицы, я двинулся к домику. Я выбрал участок с постройкой попроще: меньше вероятность, что там будет какой-нибудь бездомный. Проблем не хотелось бы.
Домиком это могло называться лишь условно: скорее, большой дощатый сарай с запором-вертушкой. Однако внутри, помимо сломанного сельскохозяйственного инвентаря имелись небольшие нары с засаленным матрацем: спасибо большое хозяину, сделавшему место, где можно присесть.
Я зашел и огляделся изнутри: было тепло, пахло древесиной и пылью – доски нагрелись за день. Похоже на домик на дереве: всё детство о нем мечтал.
Второй раз за тот день место мне показалось по-домашнему уютным.
– Я малину нашла. Будешь?
Оглянувшись, я наткнулся на пригоршню, полную ягод. Это меня поразило: она уже принесла. Нашла, поделилась, позаботилась.
На базе она так не поступала.
– Заходи, – велел я ей. – Нужно дверь закрыть: комаров напустишь.
Сарайчик явно был не рассчитан на двоих: в нём было не развернуться. Чтобы как-то отвлечься от смущающего вторжения в личное пространство, я протянул руку и снял со стены хозяйскую олимпийку поры той же, что и наш велосипед. Её, конечно, неизвестно, кто носил, и когда в последний раз стирал, но ночью будет прохладно, а она в одной футболке.
Странно, но она без разговоров оделась: может быть, уже давно к тому времени замёрзла, а я не замечал.
Мы сидели в темноте, плечом к плечу на топчане. Сладкий аромат донника, пальцы, липкие от малины, пятно тепла её руки, сочащееся через рукав чужой куртки в том месте, где наши предплечья соприкасались, ночная прохлада, тянущая по ногам, и звёзды, сверкающие сквозь щели между досками.
Повисла неловкая тишина. И от того-то, наверное, на меня нашло затмение.
Это была атмосфера: ночь, звезды, тишина? Разговоры в темноте, когда не видно лиц, разговоры по душам, когда не так страшно, что увидят всю грязь. Вокруг тьма: и тьма внутри себя кажется не такой уж непроглядной?
Это было знание, что все таскаются к ней за советами? Любопытство: что же такое получают они, раз не зарастает эта народная тропа?
То, другое или всё вместе – но я открыл рот.
– В моей жизни была девушка, которую я любил.
Мне стоило остановиться в миг, когда я это произнёс, но собой я уже не владел. Слова лились из меня, из глубины моего сердца, и я продолжал, говоря всё быстрее и быстрей.
– Очень красивая. Добрая. Нежная. Она состояла из одних достоинств, была моим идеалом. Мы поначалу мало общались, но постепенно мне всё больше стало не хватать времени, проведенного с ней вместе, наших разговоров. Общение хорошо на меня влияло: я чувствовал, что рядом с ней становлюсь лучшей версией себя – сильнее, благороднее, умнее. Мне хотелось делиться с ней вещами, которые мне понравились, какими-то новостями. Чем больше я её узнавал, тем больше к ней привязывался.
Когда я осознал, что влюбился, ещё не поздно было остановиться. У моей возлюбленной был один, но всё перечёркивающий недостаток: она любила другого. Любила крепко, любила взаимно, и, что самое безнадежное, он был уже мёртв. Я рассудил, что в соревновании с призраком мне не победить, и решил спустить всё на тормозах. Я уважал её, уважал её выбор, и, если честно, мне сильно досаждала реальная перспектива постоянно проигрывать идеальному возлюбленному.
Но она продолжала быть рядом. Продолжалось наше общение, и мне все время хотелось большего. Мне снилось, что мы с ней пара. Каждую ночь я держал её за руку, обнимал, целовал. Я бы понял ещё, если б снился секс, но нет, всё было не так поверхностно. Во сне она ласково улыбалась, клала голову на плечо, переплетала пальцы с моими – но каждое утро это оказывалось неправдой. Больших сил мне стоило наяву не схватить её вдруг за руку, не поцеловать в висок, как я привык во снах.
Я не сохранял её телефон, и не добавлял в друзья в соцсетях, чтобы не было искушения написать, когда меня накроет тоска. Я сдерживал себя, как мог, потому что жить совсем без неё стало бы невыносимо.
Бог знает, сколько бы всё это продолжалось, если бы я не начал прислушиваться людскому мнению. Все вокруг твердили одно и то же: она молодая, ей пора прийти в себя, найти себе кого-нибудь. Я вроде как получил негласное одобрение, поддержку, откуда не ждал. Вроде как если начну ухаживать за ней, то, вроде как, все одобрят. Я начал задумываться об этом, и пришел к выводу, что девушка она разумная, тоже это всё понимает. Я, конечно, благородно дам её горю утихнуть – годик или два побуду рядом, стану незаменимым, и, рано или поздно, её взгляд обратится на меня.
Я настолько убедил себя в этом, что совсем не учёл вторую сторону недостатка моей любимой: она хотела воссоединиться с любимым, она хотела умереть. Боже! Если бы я помнил об этом! Если бы это было главным, о чем бы я думал, на что обратил бы внимание!..
У неё ведь так часто это проскальзывало: нет мечты, нет планов на будущее, нежные воспоминания о прошлом… Я упорно всё это игнорировал, ведь это противоречило моему плану.
То, что она продолжала читать, смотреть фильмы, общаться с людьми сбило меня с толку. Для меня самоубийцы – это неудачники, которых травят, у которых нет друзей и достаточной смелости жить. Она в этот шаблон никак не укладывалась: помогала всем, всем улыбалась, обо всех заботилась. Была грустной порой, но «все понимали». Если бы я больше думал о ней, чем о себе, своих страданиях и о том, как я героически её жду, всё было бы иначе.
Если бы я помнил всё это, её поступки не вводили бы меня в заблуждение. Когда я болел, она спрашивала, не приехать ли, не купить ли лекарства. Когда видела грязь на мне – стряхивала, когда у меня отрывалась пуговица – предлагала пришить. Она заботилась обо мне, и это я воспринимал как особый знак внимания. Я лишь потом узнал, что она была со всеми такая. Если бы я смотрел повнимательнее, я бы, наверное, и сам заметил.
Мы продолжали общаться, наши разговоры становились все дольше, и пресловутые люди начали отводить меня в сторонку и потихоньку спрашивать, встречаемся ли мы. Я злился, отрицая, но убеждался, что стою на верном пути. Если никто не видит ничего предрассудительного в нашем общении, то, наверное, всё хорошо?
Так я думал, всё больше убеждался в каких-то своих правах на неё. Мне начало казаться,
