подругу в их совместный номер. К счастью, отель был не столь далеко и имел швейцарского, который издалека заприметил ее страдания и помог доволочить до комнаты пьяную в хлам Ром.
И как только дверь за ним закрылась, она отметила где-то подсознательно, что при выселение ну просто обязана оставить ему крупную сумму чаевых.
Девушка, прямо в одежде, залезла в душ и включила воду на полную мощность. Последние слова Ром ее ранили, она и впрямь была другой, не той, что корчится на публике, не столь светлой и воздушной, как все привыкли видеть. Глубоко закомплексованная, неуверенная в себе, ее штормило от одного настроения к другому по несколько раз на дню. Она столько раз удерживала на последнем издыхании своих демонов внутри, что уже сбилась со счета. Порой ей казалось, что она живет двумя жизнями. Та, что видят все вокруг имела миллион масок на все случае жизни, и которыми она так легко и умеючи жонглировала, а была другая: сломленная, разбитая, умирающая в муках ее второе «я», на свет которую она не выпускала никогда! Ведь ее не поймут и осудят, закидают камнями, так же безжалостно, как провинившихся женщин на Востоке.
Да, под алкоголем и в веселой компании она забывалась, но после света всегда наступает тьма, когда ты остаешься одна со своими демонами и тебе нестерпимо хочется лишь одного — умереть. Так вот, сейчас именно это чувство съедало ее изнутри, и даже столь близкая подруга как Ром была не в силах помочь ей справиться с ними, не говоря уже о том, что в горизонтальном положение с неистовым храпом она лишь могла спугнуть медведя в лесу.
И еще приплюсуем туда эти зловещие сны, которые не привносили в ее жизнь ничего кроме депрессии. Ну почему ей не снится что-то хорошее с единорогами или о страстной любви, нет, лишь смерти, отчаяние, боль… Эти сны будто забирают все светлое из ее жизни, съедают всю энергию, оставляя все больше места апатии и депрессии.
Разные психиатры прописывали разные рецепты сильнейших успокоительных. Курсы реабилитации не давали утешения. Кто-то говорил о биполярном расстройстве, кто-то ставил шизофрению. Врачи сами не ведали того, что происходит под копной этих пышных светлых волос. И все пичкали и пичкали ее лекарствами. Но вскоре Шампанскому это надоело, и она вышла из этой «игры», пытаясь просто жить. Тут и подвернулась ей Ром. Эта низменная пиратка с ужасно несносным характером разглядела всю боль внутри нее и помогла, поддержала, не дала падать духом. Она просто обнимала, когда девушке было плохо и шептала «ты справишься, ты сильная», от чего Шампи становилось легче дышать, и ее мятежный дух приходил в так называемую гармонию.
Очень часто она боялась ложиться спать и поэтому предпочитала сомнительные компании до зори. Они-то умели оттянуться! Там она и сошлась с Ром. Точнее будет сказать, они и были знакомы, но не так близки, как стали после. Казалось, пиратка видит ее насквозь, знала всю чернь, что жила в ней и даже в пылу страсти пообещала, что поможет. Шампанское знала, что это лишь слова, хоть и столь томно и уместно сказаны, но одно присутствие Ром в ее запущенную жизнь стало как глоток свежего воздуха. Будто сама надежда поселилась по соседству и периодически звала на чай.
Не помня сколько времени уже прошло, а кожа приобрела синеватый оттенок, Шампанское почувствовала себя немного лучше. Горе с пополам стянула с себя налипшее платье, белье и завернулась в махровый халат.
Комната показалась менее ледяной после душа, но все же кожу пробрали мурашки. Девушка забралась под одеяла, но ее всю трясло. Она молилась, чтоб ее быстрее унесли боги снов в свои прекрасные дали, но сон долго не шел к ней, пока…
Она была на корабле, однозначно на корабле Ром, ибо помнила его по расположению «мебели». Темно, хоть выколи глаз, но Шампанское уверено шла вперед, в каюту капитана. Она не совсем понимала, что делает, но тело и руки будто выполняли команду, зная все наперед.
Дверь, естественно, оказалась запертой. Она долго не думая, достала шпильку из волос и просунула в замочную скважину, покрутила там что-то пока не услышала знакомый щелчок. Потом быстро скрылась за дверью, так как прожекторы вот-вот должны были ее настигнуть.
В помещении был как обычно дикий беспорядок. Блондинка и не понимала, что ей надо искать, пока шаркала по комнате взад и вперед, устраивая и того более хаос. Неизвестно сколько времени прошло, но в руке у нее блеснул ключ! И ее потянуло к сейфу. Там она схватила небольшой деревянный ящик и поспешила замести следы.
Вот только не учла она встречи с Мелассой, в которого неожиданно в ночи налетела. Проклятье! О том, что это был именно он она догадалась по белкам глаз и таким же идеально белым зубам, ну а в целом он был подобен тени в ночи:
— Кто это? — выкрикнул он, прежде чем она прикрыла ему рот ладонью.
— Шшш, — шикнула девушка, прижимая его к стене, удивляясь тому, откуда у нее столь быстрые рефлексы и сила. У нее было меньше полминуты до вспышки прожектора. — Меласса, это я. Послушай, ты меня здесь не видел и не слышал, ясно?
Парень просто кивнул, и она подумала, что он скорее всего узнал ее. Хотя и не исключено, что просто испугался ее столь непривычных «манер».
— О чем ты больше всего мечтаешь? — зачем-то спросили ее губы.
— О высшем образовании, — едва Шампанское разлепила пальцы, прошептал он, запинаясь на каждом слоге.
— Готовься поступить в Йель, — девушка снова быстро осмотрелась, нет ли еще свидетелей сей драмы, — при условии, что ты умеешь держать язык за зубами, парень.
Он глуповато улыбнулся. А Шампанское где-то подсознательно (будто бы разумной частью мозга, а не той, что творит в этом сне), представила какого же ему будет там учится и пожалела.
И в этот момент девушка почувствовала, как Меласса расслабился под ее натиском, и поняла, что надо бежать, что в принципе она мгновенно и сделала, при этом убедившись, что Меласса не включит сирену. Но он так и продолжал стоять, размечтавшись о будущем. Наивный, глупый, при этом милый парнишка.
Потом у Шампанского были провалы в памяти, ибо она абсолютно не помнила, как из одного сна перекочевала в другой: туда, где она видела смерть Сидра.
Она очутилась в холодном каменном замке, который пронизывал северный ветер. За окнами стояла кромешная ночь и лишь пара свечей освещали огромный зал. Первым она заметила
