А Дог – это действительно важно? Или это всего лишь праздный интерес, вызванный прочтением самой заурядной, изданной даже не Иными, а обычными людьми книжки? Евгений, как ни силился, не мог разобраться в своих ощущениях.
* * *
– Евгений Юрьевич, а каково это – столько прожить? – спросил однажды навестивший «больного» Иной-музыкант Бурнатов.
Отчество Евгения, а заодно и его реальный возраст Артем выяснил буквально на следующий день после драки возле кабинета № 5. Во всяком случае, по имени-отчеству он его стал называть практически сразу, а вот интересующий вопрос задать долгое время стеснялся.
Угорь усмехнулся:
– Ты будешь разочарован моим ответом, Артем. Так сложилось, что я не помню всех этих лет.
– Как это? – неподдельно удивился молодой маг. – Амнезия? Вам стерли воспоминания?
– Ну, не то чтобы стерли… – задумчиво проговорил оперативник. – Есть такое старинное заклятье… здесь, на территории Советского Союза, им никто никогда не пользовался. Да и в царской России, насколько мне известно, тоже. Название заклятья переводится с латыни как «Каждый раз» – собственно, это единственное, что я знаю. Ни кто его изобрел, ни кто его применил, да за какие такие прегрешения… В общем, если ты слышал про реинкарнацию, ты примерно поймешь, в чем суть. – Артем слушал, распахнув глаза и раскрыв рот, что даже несколько развеселило Евгения, несмотря на грустную тему. – Нет-нет, моя душа ни в кого не переселяется. Просто через некие неравные промежутки времени я забываю все, что со мной случилось, все, из чего состояла моя жизнь. Хуже всего, что при этом я всегда оказываюсь вдалеке от мест, успевших стать привычными. Никакой привязки, никакой подсказки. Чистый лист. Будто родился новый человек. Вернее, Иной, поскольку способности сохраняются. Вот только как их применять – этому приходится учиться заново. Мозгов не прибавляется, опыта тоже. Вечно молодой и глупый – это сильно напрягает, поверь. А снять заклинание может только тот, кто его наложил. Уж и так пробовали, и эдак – бесполезно.
Артем прошелся по палате, задумчиво потирая кончик носа. Палата была четырехместной, но сейчас соседи Евгения отсутствовали. Было мрачновато – на улице сыпал снежок. Тусклый рассеянный свет едва проникал сквозь давно не мытое снаружи окно. Какой-то случайный лучик запутался в гранях стеклянного кувшина с водой, стоящего на подоконнике, и причудливым пятном распластался возле койки, рядом с тапочками Евгения. Почему-то это пятно создавало иллюзию холода. Вроде и из щелей не дуло, и пижама на Евгении была теплая, хоть и казенная, но вот стоило посмотреть на бесформенный блик – и сразу делалось зябко.
– И как часто такое происходит? – спросил Артем, и Угорь с неохотой оторвался от созерцания луча.
– М-м? По-разному, – пожал он плечами. – Когда пятьдесят лет, когда – сто пятьдесят. В последний раз – в тридцать девятом. Я очнулся за столиком в гостиничном ресторанчике в городке Чарджоу, что в Туркмении. Ни зачем я туда приехал, ни откуда – никакой информации.
– Можно же было обратиться в местный Дозор!
– Можно, Артем, можно. Только для этого нужно было знать про Иных, про Дозоры и так далее. А я в тот момент не помнил даже, как меня зовут. Хорошо, какие-то бумаги при себе имелись, вроде телеграммы до востребования, которую я получил накануне в местном почтовом отделении. Ни документов, ни записной книжки… Попал в больницу с диагнозом «полная потеря памяти». Милиция пыталась найти обо мне хоть какие-то сведения, рассылала запросы. Потом… ну, в общем, это довольно грустная и длинная история. Хотя, конечно, не такая длинная, какой могла бы быть, если бы я помнил все, начиная с семнадцатого века.
– Ну а потом? Что происходит потом? Вы же наверняка начинаете искать то место, где вы жили, где работали, и тех людей, с которыми общались до амнезии?
Евгений снова скривил губы в невеселой усмешке. Как бы объяснить этому симпатичному юноше, что «потом» все им перечисленное становится совсем не важно? Многие Иные, когда с течением времени отсутствие перемен в их внешности начинает выглядеть для окружающих слишком очевидным и подозрительным, меняют место жительства, приспосабливаются к новому окружению и новым условиям. Заклятье «Каждый раз» лишило Евгения возможности самостоятельно выбирать район, где хотелось бы обосноваться. Зато оно же гуманно избавляло от такой страшной проблемы, как привязанность. Иногда, по весне, Евгения начинало тянуть в какие-то неведомые края, и ему даже казалось, что он смутно помнит улицы, дома и лица… Но нет – это была всего лишь игра воображения, которое старалось заполнить лакуны памяти хоть какими-то образами.
– Потом чаще всего меня встречает кто-то, кто знал меня по прошлой «инкарнации». Или меня удается отыскать тому отделу Дозора, в котором я когда-то служил. Мне сообщают подробности, которых я не помню и которые для меня уже не имеют значения. Ну, вот представь, я тебе сейчас поведаю, что ты в прошлой жизни обожал помидоры и терпеть не мог Моцарта. Что тебе даст такая бесценная информация?
Бурнатов снова задумался, пытаясь примерить на себя ситуацию. Угорь мысленно пытался раскрасить студеную кляксу в оранжевый цвет.
– Помидоры я, скажем, и сейчас обожаю. Но такого рода факты действительно значения не имеют.
– А что имеет? Ты мог любить девушку – но теперь ты ее не любишь, просто потому что не подозреваешь о ее существовании. Ты мог вести расследование – но теперь тобой забыты все значимые факты. У тебя мог быть лучший друг и самый замечательный в мире напарник, и ты даже не представлял себе, как сможешь без них обойтись, как проживешь без них хотя бы день, – но ты уже прожил без них не день и не два, а несколько месяцев или даже лет.
– Что же, – ощетинился вдруг Артем, – по-вашему, в жизни нет ничего ценного? Все, что происходит, не имеет никакого значения, все можно бросить, оставить – и начать где-то в другом месте с нулевой отметки?
– Наоборот, – возразил Евгений, люто ненавидя холодное пятно на полу. – Все, что происходит, – невероятно важно, но важно исключительно здесь и сейчас. Важен Свет, который остается с тобой. Важно, если кто-то, уже благополучно забытый, поминает тебя добрыми словами. Важно, если то главное, что тебе удалось создать, продолжает где-то существовать даже в твое отсутствие… Тьфу на тебя, Артем Бурнатов из Североморска! Тебе удалось склонить меня к пафосу и морализаторству!
– Да идите вы! – обиделся Артем. – Я с вами серьезно, а вы…
В дверь палаты негромко постучали. Бурнатов, так или иначе собиравшийся уйти, распахнул створку. На пороге стояла Вера.
– Здравствуйте, – сказала она Артему, потом нашла взглядом Евгения. – А я тебе вещи теплые привезла.
Октябрь 1973 года
Первые крепкие морозы уже несколько раз заглядывали в Светлый Клин, а в один из своих набегов даже умудрились сковать льдом реку. Правда, был тот лед еще тонким, невзаправдашним. Теплые ключи, бьющие со дна, находили путь наружу, выплескивались на поверхность и расползались по ней темными пятнами, образуя лоснящуюся в мягком свете неяркого северного солнца наледь. Много времени еще должно пройти, чтобы зима по-настоящему взялась за дело, а пока что осень игралась в кошки-мышки: то напугает, искусает нос и уши студеным ветерком – а то отпустит, подарит непонятную тихую оттепель с запахами прелой листвы и сырого дерева.
Последнее потепление завершилось обильным снегопадом, и покуражился тот знатно: на каждой штакетинке образовался пушистый столбик, на каждый скворечник будто нацепили командирскую папаху из белого каракуля, а тонкошеий фонарный столб возле сельсовета так и вовсе сияющую шелковую чалму на макушку намотал.
От неожиданности замерли, присмирели дома Светлого Клина, настороженно притихли, вспоминая забытые за лето ощущения, и только глянцевыми окнами искоса посматривали по сторонам: не выглядят ли они нелепей соседей, не посмеивается ли кто над богатой, мохнатой снежной шапкой, что сама собой образовалась за ночь.
Косился в сторону улицы и старик Агафонов, сидевший за столом в уютной кухоньке. Временами он вытягивал тонкую цыплячью шею, шевелил сердито бровями, грозно топорщил усы, да вот незадача – нынче с самого утра брели улицей исключительно женские голоса. Их старик, словно мальков на рыбалке, в расчет не брал: разве можно поручить серьезное дело существам смешливым, болтливым и, откровенно говоря, ненадежным? Как ни крути, а нельзя поручить. И поскольку попадали в поле зрения сплошные девчата да бабы, раздражался Агафонов с каждой минутой все сильнее.
Наконец за запотевшим стеклом мелькнул подходящий силуэт, и хозяин, подхватившись, засеменил к выходу, легонечко шурша домашними пимами по выскобленному до лакового блеска некрашеному полу.
