Дуреха малолетняя, ну запомни: баллончик только в кармане носят, причем зажатым в ладони, подогревать его надо, чтобы сразу сработал. Но тебе он не поможет, даже если бы теплым был, – пары секунд не хватило на то, чтобы вытащить, нажать.
Давай, маленькая, шевелись… Он ведь не успел, да? Только за горло взял и одежду расстегнул немного? Это не больно, это только страшно. Ну же, поднимайся. Этот скот тебе ничего больше не сделает, он теперь только хрипеть может и ругаться ошметками незнакомых слов. Проклятья на всех языках одинаково звучат, что у гастарбайтера, что у фашиста, я проверяла. Все страшное кончилось. Прибежали непонятно откуда две умные сильные собаки и спасли…
– Фонька! Да оставь ты этого уеее… у-у-у-ууу!
– Убью! Убью, гада… загррррызуууу. Задеррруууу… У-у-у-у…
– Фонечка! Прекрати! Несоответствие…
– Сучара ты бацильная! Я тебя уррр… Уррр… урррою-юу-у-у…
– Фонька!
– Цыпа-цыпа… кис-киса… Мама! Собачка то есть…
Девчонка, из-за которой заварилась эта кутерьма, стала оживать. Курточку застегнула, теперь стоит, джинсы натянуть пытается. Сумку я ей из кустов принесла, газовый баллончик тоже прямо к ногам подкатила лапой. Все вроде на месте, сейчас оденется и провожу. Вот только надо Фоньку с этого урода снять.
Нам мирских до смерти загрызать нельзя, даже если очень хочется. Это во-первых. А во-вторых, девочка Фоньку боится. Решила, что он бешеный и потом на нее бросится, тоже покусает. Это мы переборщили.
– Фонь! Ну прекрати уже! Ребенка испугал! Фоня…
– Киса-киса… хорошая собака, умная собака, собача моя. Спасибо тебе, да? Ой, мама…
– Убью! Убью на хрен, понял?
– Ам… грх… грх… арк… арх…
– Атос, фу! Ко мне! Атос! Я кому сказала?
И откуда эта баба здесь нарисовалась? С неба свалилась, что ли? Ну если кто из наших, то точно с неба, вороной прилетела.
– Фу! Плохая собака! Я кому сказала, Атос, ко мне! – скрипит женский голос.
Точно из наших. В реестре московского Сторожевого списка оборотные клички всех Спутников, Отладчиков и Смотровых указаны. И Фонька, независимо от породы, – именно Атос. А я, если что, Джулька. Приятно познакомиться.
Мы конвоируем мирскую Танечку до ее дома, который находится строго по ту сторону парка. Девочка-припевочка шмыгает носом и шкрябает подломленным каблуком, наша коллега мирно чавкает ботинками, мы с Афонькой бодро стучим когтями, тщательно игнорируя всякие там «рядом» и «ко мне». А вот на Танино «собача моя хорошая» я вскидываюсь. Честно тычусь носом в ладошку, которая пробует меня погладить, да промахивается:
– А вторую вашу собаку как зовут?
– Дже… Же… Ей в питомнике дали очень сложное имя, по родословной. А дома мы ее зовем Жучка! – выкручивается коллега-стервоза.
Узнала она меня, причем влет. Но кличку не запомнила. Или бухнула наугад, слепив нечто среднее из «Дуськи» и «Жеки». Вот спасибо! Хотя кого-то из наших баб и вправду в такой ситуации Жучкой называют. А Ленку мою дорогую так вообще Тяпой.
– А еще очень хорошо помогает обычная аптечная ромашка. Попробуй обязательно, – на прощание наша коллега начинает трындеть про разную косметическую хренотень. Сухо и вежливо, будто лекцию читает в Шварцевском институте! Точно, там-то я ее и слышала. В коридоре, на перемене, когда она объясняла некому Славику принцип прорастания яблони сквозь линолеум и другие напольные покрытия. Тамара ее зовут. Временно замещающая Ленку деваха.
Мы проводили Таню до лифта. Теперь можно разобраться в произошедшем.
– Коллеги, ну что за свинство? Три Несоответствия, да еще на чужом участке!
Фонька кряхтит и фыркает, оборачиваясь человеком прямо в подъезде, в закутке у почтовых ящиков. Я независимо чешу лапой за ухом, скребу когтями по цементному полу и придумываю реплику поязвительнее. Сейчас отдышусь и тоже перекинусь. Все-таки насильника грызть – это трудная работа, взаправду собачья.
– Пардон, мадемуазель. Увлеклись… – бархатно шуршит Фонька, не обращая внимания на свой угвазданный спортивный костюм.
Тамара зажмурилась. Она что, решила, что Фонечка в натуральном виде предстанет, без трансформации шмоток в шерсть и обратно? Этому вообще-то на шестом курсе учат…
– Доброй ночи. – Фонька чуть морщит лоб. Лицо не разработалось, гримасы плохо приживаются. Сразу вежливое недоумение не изобразишь: – Афанасий Макарович Гусев, к вашим услугам…
– Спасибо, я вас помню.
– Вы сегодня прекрасно выглядите.
Тамара молчит и смотрит почему-то на меня. Ну что, прогавкать ей свое мнение? Насчет того, что в этом задрипанном берете и древних ботинках она на пугало похожа? Хоть бы накрасилась, прежде чем на работу выходить.
– Пожалуйста, объясните, зачем вы полезли на чужой участок? Это… непорядочно, – Тамара сжимает кулаки в карманах тусклого жакетика. Молодая-то она молодая, а шмотки старые, от прошлой жизни. Какая запасливая… хм… мышка-норушка.
– Прошу прощения. Ситуация была форс-мажорная. И поэтому мы с коллегой не могли не вмешаться. Инструкцией такое дозволяется. Правда?
– Гав!
– Простите, я про вас забыла. Добрый вечер…
– Р-р-р-р! – Я яростно и очень старательно чешусь.
– Я прошу прощения за несвоевременное вторжение и готов оформить происшествие.
– Оформить – это хорошо… – Тамара смотрит на Фоньку так, будто он не насильника на территории поймал, а сам порешил кого-нибудь, причем в особо изощренной форме.
– Я надеюсь, наш инцидент исчерпан? Смею уверить, что мы руководствовались только благими наме…
– Согласно инструкции вы должны были работать зеркальный вариант, а не заниматься… членовредительством!
– В целом вы правы. Но в подобном состоянии зеркально отражать эмоции довольно затруднительно. Псу это не под силу. Даже очень породистому.
Колпакова мнется. Видимо, экзамен по бестиям не сдала. В зверином облике ведьмачить трудно. Особенно фиксировать и передавать эмоции. «Ставить зеркало», если на нашем жаргоне. При правильной расстановке убийца или насильник получает все переживания жертвы – боль, страх, шок… Большинству этого хватает навсегда. Но это ювелирное ведьмовство, его всегда в практическую часть диплома требуют включать. Не каждая собака с таким справится.
– Незнание не оправдывает. Тем более, вы мне вместо психологической травмы сделали физическую. То есть не мне, а мирскому…
– Откуда мне было знать, что вы неподалеку? А уберечь всех мирских от неприятностей…
Фонька даже перед Старым никогда так не оправдывался, а тут заюлил. Можно подумать, что эта мымра не за районом следит, а за всей Москвой, если не за всей планетой. Царица Тамара, тоже мне!
– На весь подъезд кричать не надо, тут люди спят, между прочим. И, пожалуйста, передайте вашей коллеге, чтобы она так громко не чесалась.
– Передам. – Афанасий наконец-то поворачивает ко мне голову, ничего не говорит, только вздыхает виновато. Я презрительно рычу и продолжаю искать на себе блох.
– Мне придется составить рапорт, – все еще скрипит Тамара. – А теперь будьте добры, не мешайте. У меня сейчас обход.
Мы вытряхиваемся из подъезда все вместе: сперва Фонька выпускает на улицу меня, потом, чуть замешкавшись, дает пройти Тамаре. Досадой и смущением пахнет от него сильно – это я как собака могу сказать. Вон, даже на пороге запнулся, я все надеялась, он Тамару дверью стукнет, а он, наоборот, улыбнуться ей попробовал.
Зря, Фонечка! Она же правильная. Если на твою ухмылку снова клюнет, то будет гайки закручивать, подтягивать тебя, несовершенного, до своего блистательного уровня. Она же еще в той жизни в универе была такая. Или забыл, наконец?
– Удачной ночи!
Тамара вежливо зевает, прикрывая рот ладонью. А мне сейчас из собаки очень хочется перекинуться в птицу или даже бабочку – чтобы улететь отсюда, не мешать. Как же у них с Фонькой тогда все искрило, просто фейерверком!
– Да, спасибо. И вам… и тебе то есть, – помнит он ее. Поэтому и мнется так.
– Афанасий Макарович, я вас очень прошу, держите себя под контролем. Мирские не виноваты… в вашем темпераменте!
– Постараюсь…
Фонька почти спотыкается об меня. Пялится на припаркованные впритык машины. Там сигнализация бьется – голубой нежной точкой, как венка на виске.
– До свидания… – Она смотрит теперь на меня: – Удачной ночи, коллега!
– Удачной охоты, – подыгрывает Фоня. Я фыркаю в ответ и даже машу хвостом.
Колпакова морщится:
– Да, наверное, так… До свидания.
– Вас проводить? – вскидывается Афанасий.
– Ни в коем случае. У вас сегодня много работы, не отвлекайтесь.
Ботинками по асфальту Тамара лупит так, словно печати ставит. Не то «расстрелять», не то «разлюбить»!
– Чего-то мы чересчур. – Афанасий хлопает по карманам в поисках ключей. Я неспешно трюхаю, утыкаясь носом в Фонькины замызганные штаны. Был псом – как сладко пах-то, а? К лешему, сейчас переброшусь, не буду мучиться.
