нашей комнаты.
Коля рассеянно крутил полупустой стакан в руках.
— Не знаю… Может это просто я напридумывал…
— Давай-ка с этого места поподробнее, — попросил я.
— А смысл? Гришу не вернешь. Даже нам не дано воскрешать людей.
Сперанский все это время держался молодцом. Даже слишком — хранил полную невозмутимость и делал вид, что случившаяся трагедия его не заботила. Мне даже сперва подумалось, что ему не только подтерли память, но и над эмоциями поработали. Либо что это был побочный эффект от ментального вмешательства.
Но нет, Коля все-таки переживал. Просто слишком глубоко закопал эмоции. С одной стороны, такой подход я уважал — не пристало мужчине истерить. Но Сперанский уж слишком закрылся. А традиционного русского средства психотерапии — бутылки водки и баночки огурчиков — у меня под рукой не было.
И все же следовало как-то помочь парню. Правда, из меня был тот еще психолог.
— Коль, ты-то уж точно не виноват, — осторожно сказал я. — Ты ничего не мог сделать. Сомневаюсь, что там вообще можно было помочь. Рассказывали, что там так шарахнуло, что… Все мгновенно случилось.
— Да знаю, — отозвался лекарь. — Но от этого как-то не легче.
— Оно и не должно быть легче. Твой друг погиб.
Друг, который сдал всех нас с потрохами последователям непонятного общества. Может и хорошо, что Сперанский этого не помнил.
— Ну, не сказать, чтобы друг… Просто я впервые сталкиваюсь так близко со столь… дурацкой смертью. А ведь я лекарь, мне положено быть готовым к тому, что всякий, за кого я возьмусь, может умереть. Почему-то все думают, что наделенный Благодатью целитель может исцелить что угодно. Но это не так, Миш. Чудеса случаются, но далеко не всегда. И мой прежний наставник — не Матильда, другой. Когда у меня открылся дар целителя, он едва ли не начал обучение с того, что вбил в мою голову главную мысль.
Я подался вперед.
— Какую?
— Что я всегда буду ходить рядом со смертью. Меня водили в больницы и морги — привыкать, работать, тренироваться… Но я еще никогда не видел, чтобы столько молодых ребят погибли вот так, по собственной глупости.
— Ты уже видел смерти в Аудиториуме, — напомнил я. — Когда упал купол во время Смотра.
— Это был теракт, — покачал головой Коля. — Это другое. К подобным вещам я как раз приучен. Не привычен, но приучен. А Гриша, Меншиков и остальные… Ну черти они еще те были, но не заслужили же.
Естественный отбор в действии. Или очень грамотно спланированная акция, зачинщик которой задумал невесть что…
— Мне просто не дает покоя вопрос с Гришей, — сказал я. — Можешь рассказать, что тебя смутило в его поведении? Может если я разберусь и что-нибудь пойму, то угомонюсь.
Сперанский кивнул.
— Ну раз так… Ты-то не мог заметить — постоянно пропадал в Лабораториуме на своих отработках. И я тебя винить не могу — поставь надо мной старшей Хруцкую, я бы тоже бежал помогать ей со всех ног.
— К делу, Коль, — взмолился я. Голова ужасно раскалывалась, а от напряжения шею свело так, что я едва мог шевелиться. Нервы, чертовы нервы. Убьет тебя эта работенка, Миха.
Лекарь отставил стакан в сторону и взглянул в темное окно.
— В последние дни Гриша начал куда-то уходить. Мог пропасть ненадолго, а возвращался всегда как ни в чем не бывало. Вроде девчонка у него появилась, но он не особо о ней болтал — джентльмен хренов. Я особо не расспрашивал — я ж ему не нянька. Пару раз замечал, как он смывался из комнаты ночью, но всегда возвращался до подъема. Мне подумалось, что с какой-нибудь девицей тайком обжимался. Просто странно, что он ни слова о ней не рассказывал. Ты же знаешь, у Гриши язык был как помело.
И правда странно. Афанасьев волочился за каждой юбкой и не упускал возможности похвастаться перед нами своими амурными подвигами. А тут молчал.
— А где он вообще бывал в последние дни? — спросил я, тщательно подбирая слова. Хотелось, чтобы мои вопросы не вызвали подозрения у лекаря.
Сперанский задумчиво потер подбородок.
— Да нигде особо. На занятиях, в библиотеке, в общем зале с остальными готовился… А, ну и еще его припахали помогать в оранжерее.
— У нас здесь еще и оранжерея есть? — удивился я.
Коля вымученно улыбнулся.
— Точно, ты же и это пропустил. Короче, наши господа лекари и артефакторы порой с растениями развлекаются. Есть целая ботаническая лаборатория по исследованию влияния Благодати на растения. Флорариум называется. Вот с его обустройством и помогали.
— Странно. Гриша же всегда лентяем был.
— Видать, проникся цветочками, — пожал плечами Николай. — Хотя там особо и не спрашивали. Отрядили десять человек и погнали работать.
— А кто еще был?
Сперанский призадумался.
— Девчонки в основном. Но помимо Гриши точно был Денисов.
Ну, уже что-то. Хотя и не самый лучший вариант.
Коля тем временем взял себя в руки, собрался и посмотрел на часы.
— Скоро отбой. Надо бы успеть ополоснуться перед сном. Серегу не видел?
— Вроде учится, — ответил я. — Собирался заниматься после ужина.
Сперанский первым отправился в ванную, а я тем временем обшарил все вокруг кровати Афанасьева. Ничего. Ни тайников, ни заначек. Либо тщательно вычистили, либо менталист оказался умнее и ничего не прятал в своей комнате.
Но если именно он стащил мои пожитки, то должен же был где-то спрятать. В каком-нибудь неожиданном месте, где точно не станут искать. Например, в комнате у Меншикова. Или в библиотеке. Или во Флорариуме.
Вариантов было много, и я решил начать с малого.
“Извини, но это опять я”, — обратился я ментально к Денисову.
“Соколов, я понимаю, что хорош собой. Но если что, я по женщинам. Да и ты вроде бы…”
“Окстись, шутник. Есть дело. Ты же был на работах во Флорариуме?”
“Допустим. А ты что, ботаникой заинтересовался?”
“Выключи уже мудака и поговори нормально”, — терял терпение я.
“Так скажи нормально, чего тебе надо”.
“Можешь завтра показать, где вы работали и что делали?”
“Зачем?”
“Надо”.
Денисов вздохнул в моей голове.
“Ладно, если уж тебе так свербит. Покажу. Завтра ко второй паре, встретимся после завтрака. И учти, Соколов, мы не друзья. Это последняя услуга, что я тебе оказываю”.
***
Я барабанил кулаком по дереву так, словно пришел выбивать долги.
Дверь распахнулась, и на пороге возникла сонная физиономия Денисова.
— Привет, Костя, — широко улыбнулся я. — Позволь-ка войти.
— Я же сказал тебе, что покажу Флорариум после завтрака.
Я бесцеремонно отпихнул единоличного жителя комнаты и ввалился внутрь. Три кровати были пусты,
