словами. Малыш прислушался, и песня сразу пропала – послышалось?! Точно, послышалось. А всё-таки это добрый знак.
– Ночью можно попробовать, – неохотно сказал он, и добавил сердито, – но это если будешь меня слушаться.
– Обещаю! – чужак приложил руку к сердцу, но с трудом сдерживал улыбку.
– А платить чем собираешься?
Малыш всё ещё колебался и очень хотел посмотреть, как чужак будет жадничать и торговаться. Тогда можно будет отказать ему и сбежать, бросив его здесь посреди заброшенных домов.
– У меня есть деньги, – незнакомец засуетился, сунул руку в карман плаща и стал вытягивать оттуда сжатый кулак. Рука никак не вылезала, плащ задрался и чужак, придержав полу плаща другой рукой, наконец, выдернул кулак из кармана и радостно разжал. – Вот! – на ладони засверкали маленькими жёлтыми солнышками новенькие золотые монеты. Одна выскользнула сквозь пальцы и, звякнув, начала выписывать круг в пыли мостовой.
– Спрячь!!! – зашипел Малыш.
Высунувшись из двери, он стал пристально оглядывать пустую улицу и даже безоблачное небо. И не успокоился, пока этот чокнутый незнакомец не спрятал все деньги обратно в карман.
– Ты что совсем… глупый? – Малыш явно хотел сказать другое слово, но сдержался. Он всё ещё подозрительно озирался. – На это можно жить наверно целый год. А может и два. Я в этом плохо понимаю, я столько и не видел никогда. – Малыш говорил, понизив голос почти до шёпота. – Если об этом узнает кто-то из нашего района, ни ты, ни я не уйдём отсюда живыми.
И подумал: «Глупый, но не жадный, как такому откажешь? Бросить его – пропадёт совсем».
– Прости, я не подумал. Я тоже не очень представляю, много ли это.
– Ты ограбил, что ли, кого-то?
– Нет, это вполне чистые деньги. Просто мне они достались довольно легко.
– Оно и видно, – Малыш немного успокоился, но по-прежнему был недоволен. – А ещё что-нибудь есть у тебя?
– А чего?
– Ну, ты заплатить обещал!
– А это, – он похлопал себя по карману плаща, – тебя не устроит?
– Ты очень странный, – задумчиво и печально сказал Малыш. – Я даже одну такую монетку никому показать не смогу. Барыги отнимут, хорошо, если самого не убьют, чтобы не болтал потом. А в банк отнести – в полицию сдадут. Никто не поверит, что я её не украл.
– Да. Тут ты прав.
Чужак увидел, что Малыш смотрит на него снисходительно.
– Да, да, признаю, ты вообще чрезвычайно сообразительный молодой человек.
Так редко кто-то хвалил Малыша, а у чужака это вышло хорошо, искренне и по-доброму. Малышу было приятно, но виду он не подал, сокрушённо очень по-взрослому покачал головой, встал и вошёл внутрь дома. Но сразу выглянул обратно и махнул рукой:
– Заходи, чего ты там жаришься на солнце.
– Переговоры прошли в тёплой и дружественной обстановке, – пробормотал чужак, но Малыш, кажется, его не расслышал.
В доме (если так можно было назвать эти четыре стены) относительно целыми были только крыша, спасавшая от знойного солнца, и дверь, которая прочно держалась на двух толстых ржавых петлях. Стены и пол зияли щелями, сквозь пол местами прорастала бледно-зелёная почти белая трава, окна – проёмы в стене с обломками облезлых рам. У дальней стенки стоял не новый, но вполне приличный (для такого дома) стол на вычурных гнутых с резьбой ножках, покрытых потёртым красно-коричневым матовым лаком. На столешнице выделялось большое овальное чёрное пятно, как будто на стол поставили что-то горячее. Вместо стула – поставленный на бок дощатый ящик. Всего один. В углу лежал бывший когда-то полосатым, а теперь просто грязный, кочковатый тюфяк явно набитый сухой травой. Больше ничего в доме не было, чужак вошёл, оглядываясь по сторонам. Малыш пропустил его в дом, закрыл позади него дверь и накинул дверной крючок на гвоздь. Незнакомец очень внимательно посмотрел на эту иллюзию защищённости в полуразрушенном доме, незаметно сочувственно покачал головой: «Здорово видать тебе досталось». Но вслух сказал:
– Меня зовут Максим, можно просто Макс.
– Малыш, – сказал Малыш очень серьёзно, потёр о штаны и протянул маленькую ладошку.
Максим осторожно и очень церемонно, с лёгким поклоном, пожал протянутую руку. Затем снял небольшую матерчатую сумку, висевшую на лямках у него за спиной, (Малыш раньше её не заметил) поставил прямо на пол возле гнутой ножки стола, скинул плащ, аккуратно положил его на ящик заменявший стул и сел сверху, прислонившись спиной к стене. Шляпу ловким привычным движением стащил с головы и положил на стол, прикрыв обгорелое пятно. Подождал, пока Малыш усядется на тюфяке, в любимой позе скрестив ноги, и спросил:
– Так чем же я могу с тобой расплатиться?
– Ну, как я понимаю, нормальных денег у тебя нет?
– Нормальных?
– Ну, нормальных – медных мелких монет. Какие ещё деньги могут быть у такого, как я? – тихо сказал Малыш. – Я и такие-то монеты не часто в руках держал.
– Вот я болван! – не на шутку расстроился Максим. – У меня только такие… Ну, ты видел. Может, я смогу их где-то обменять?
– Не надо. Спрячь их подальше, чтобы никто случайно не увидел.
– Но как же…
– Я подумаю позже, – перебил его Малыш, – как ты сможешь заплатить.
Помолчали. Малыш уже не думал о деньгах, он опять вспоминал ту самую мелодию. Она постоянно крутилась в голове, что-то рассказывала, куда-то звала. От неё в груди звенела прозрачная пустота, к горлу подступал комок, а глаза часто моргали, стараясь сдержать ненужную влагу. Малыш не плакал очень давно, с тех пор как понял – слезы не могут ничем помочь, от них будет только хуже. Решат, что ты слабак, ты лёгкая добыча, этого допустить Малыш никак не мог. И он разучился плакать даже наедине с собой. Да, он не сдержался в тот самый день, но это был особый случай. Но сегодня всё встало с ног на голову – странный сон, странный чужак, странная песня. Вдруг песня опять зазвучала, словно прямо за окном тихо, но слаженно пел умелый хор. Малыш даже головой помотал, посмотрел на Макса, встретился с ним глазами – тот, кажется, ничего такого не слышал, Малыш отвёл глаза. Звуки песни исчезли, а незнакомые, непонятные слова остались в голове. Ещё чуть-чуть и Малыш поймёт их, разгадает их притягательную тайну. Ещё мгновение…
– Как ты здесь оказался, Малыш, и что ты делаешь тут совсем один?
– Что? – Малыш словно очнулся, вся таинственность исчезла, и понимание ускользнуло, как и не было никогда. – Ах да. Ночую я здесь иногда, здесь никого не бывает, можно спать спокойно. Здесь вообще-то странное место.
Место было и в самом деле странное, даже таинственное. Если смотреть со стороны
