class="p1">Я взял листок и начал читать то, что должен был под запись говорить для протокола в присутствии адвоката.
Дома меня ожидал «теплый» прием. Даже горячий. Отец кипятился даже не как чайник, а как паровой котел.
— Нельзя одного оставить! Все, никаких тебе поездок по бабам и вообще никаких! Под охраной, в особняке и точка! Сидишь дома.
— Ну это же случайность! Кто знал, что нас попытается ограбить какой-то Одаренный… — я выдал приготовленную ОКЖ версию.
Не сливать же ему, что мы схлестнулись с аватарой Чернобога? Тогда вообще ходить под жесткой охраной на всю оставшуюся жизнь. А так ОКЖ зачистило хвосты, даже фото какого-то покойника в деле появилось, мы типа как его уничтожили при попытке ограбления.
— У тебя в последнее время одна случайность за другой, так что это выливается в закономерность!
— А как же практика… — попытался заикнуться я, но сразу же был осажен отцом.
— Все, ты ее прошел! — категорически заявил он. — Отчет получишь и гуляй. Точнее, дома сиди. Я сказал, и точка! Не смей мне перечить!
Вот так, все коротко и ясно. Если папа решил, то кому-то быть битым. Интересно, как там Мария?
С ней было все тоже коротко и ясно. После монолога Черской все вставало на свои места. Мария знала обо всем, но предпочла молчать об истинном положении дел. А если она знала об этом… Да тут к бабке не ходи, девка работала на ОКЖ. Хорош же ты, попался в медовую ловушку и развесил уши… Нет, какими бы мотивами не руководствовалась Мария, прощать я ее не собирался. А жаль, какая ведь шикарная девочка! Но Разумовская, и этим все сказано. Цепные псы Империи посадили на поводок еще одного маленького щенка, и заставили его выполнять чужую работу.
Нет, не сочувствую, но понимаю. Во всяком случае теперь я занес номер Марии в черный список… пока. А там — разберемся. Судя по пропущенным звонкам, она все-таки пыталась мне дозвониться, и не один раз. Но к разговору с ней я был не готов. По вполне понятным причинам.
А вот у нашего клана началась «зебра». Это когда полоса белая, полоса черная, а после нее то место, к которому крепится хвост. Вот эта самая задница пришла к нам, точнее к папе. В «Древо».
Оказывается, волхвы из Особого отдела внимательно следили за попытками проникнуть туда, где Баюн свой хвост не совал. И аппаратура, которая у них была, отслеживала изменение параметров Троемирья. А портал в лаборатории вызвал какое-то там возмущение чего-то, и на следующий день в лаборатории высадился десант волхвов с Доброславским во главе. Плевать, что Апраксины — один из знатных и богатых кланов Империи, Доброславский и ОКЖ имели полномочия выше, чем у Государя. А, следовательно…
В общем, дело кончилось опечатыванием аппаратуры и приставлением в лабораторию одного из волхвенков Доброславского. Теперь весь теоретический отдел «Древа» в холодном поту делился с Особым отделом всеми своими наработками. А папе вынесли особое предостережение от местной конторы, чтобы он не занимался подобными делами. Иначе будет большой ай-яй-яй с предоставлением места на каторге. Не посмеют? Еще как. Тут же непосредственная угроза существованию мира — по крайней мере так будет проведено через Русскую Правду для вынесения приговора. С волхвами, как я уже говорил, шутки плохи.
Папа ходил мрачнее ночи и рычал на всех, кто пытался к нему сунуться. Еще бы, так вложиться в перспективные исследования, набрать команду, построить экспериментальную и вполне рабочую установку — и получить удар под дых на взлете! Я подозревал, что тут у Доброславского возник зуб именно на меня и он решил оторваться на мне опосредованно, через клан. Тем более он передал мне через отца привет, и сказал, что всегда рад меня видеть. Я вот только не рад, но это никого не касается.
И, наконец-то, вернувшись из полуразгромленной стараниями ОКЖ лаборатории, папа вызвал меня к себе в кабинет.
— Садись, — сказал он, махнув рукой на кресло.
Я послушно плюхнулся на сиденье, и приготовился внимать. Точнее, сделал вид.
— Тобой очень сильно интересуется Доброславский.
— Это не новость, — хмыкнул я. — Он меня и допрашивал по инциденту на дороге. Влюбился, наверное.
— Это тебе, — папа бросил на колени запечатанный конверт. — Просил передать.
Я взял конверт двумя пальчиками, как что-то вонючее и грязное.
— Больше он ничего не велел передать?
— Я сказал «просил», а не «велел». Еще какой-то князек будет мне повелевать! — рыкнул отец.
Достали его волхвы окончательно. На нервах весь, мятый, осунувшийся… Жалко. Я распечатал конверт прямо здесь — посмотрим, что пишут.
«Милостивый государь! Не соблаговолите ли вы…» и прочее, и прочее высоким деловым штилем. Короче, это было приглашение Доброславского к встрече в управе ОКЖ, больше похожее на повестку. Или у них здесь канцелярит такой, что заставляет судорожно взять под козырек и с вещами явиться в тюрьму?
— Что пишет? — спросил папа.
— Приглашает на свидание. Вроде как деловое, — я дал ему письмо.
— Надеюсь, что так. Поедешь?
— Не хотел бы…
— А ты поезжай, — неожиданно сказал отец. — Может, узнаешь, что у него на уме и чего он так неожиданно взъелся на род Апраксиных.
У меня, конечно, были на этот счет соображения, но…
— А на кого еще? — спросил я. — Кто вел разработку всевозможных техномагических штучек, способных открыть окно в другой мир?
— Хотя бы Стругов. И до нас «Ротне», чьим наследием мы пользуемся.
— Ну до Воротнева теперь только через Чернобога звонок в Навь заказывать. А Стругов…
— Стругов как раз получил то же самое, но стал строить свою установку. Насколько я у него узнавал, получилось что-то похожее, но он ее еще не испробовал, — потер лоб отец.
— Как испробует — и на него волхвы свалятся, — пообещал я.
— Возможно. Ну так что, звони Доброславскому. Договаривайся о встрече.
— Ладно, — сморщился я, как от уксуса. Князь мне был совсем не по нутру. — Давай письмо, от себя позвоню.
— Ну и какого лешего ты выстрелила в него из его же серийника? — спросил Доброславский.
Семейный совет, который он устроил в гостиной у Разумовской, проходил не совсем гладко. Хмурилась княгиня, а у княжны были глаза на мокром месте.
— Я… я… растерялась, — сказала Мария. — Слишком много сказала аватар, он и так бы все понял.
— Он и так все понял, — жестко сказал Доброславский. — И сделал выводы. Пробовала с ним говорить?
— Трубку не берет. Сбрасывает, — всхлипнула Мария.
— Надо было по уму делать, а не дергаться. Глядишь, и отношения с объектом бы сохранила. А то теперь…
— Да ну вас всех с вашей вшивой службой! — вспыхнула она, и в слезах убежала по лестнице на второй этаж.
— Мария! — пытался остановить ее Доброславский.
— Оставь ее, — сказала княгиня.
— Да что с ней такое?
— Богород, ты что, совсем ничего не понял? — спросила княгиня.
— Что я должен понять? Не выполнила свою задачу, запорола все, что могла, и теперь еще психует!
— Дурак ты, Богород. Ой, дурак… Ничего не видишь, значит? Девчонка влюбилась в Апраксина, а ты со своими заданиями и сверхмиссиями лезешь…
— Конфликт интересов? — спросил Доброславский.
— Он самый, — подтвердила княгиня. — Что ни на есть. А что ты хотел? Она уже взрослая барышня, и кого любить, а кого ненавидеть, решать ей. Влюбилась она в него, сильно влюбилась. А вот пока ты остаешься у нее объектом ненависти. Поскольку именно твоя вина, что ты поставил девчонку в такую ситуацию, к которой она была не готова. И теперь она переживает, очень сильно. У нее сейчас все мысли только о нем, тебе ли не знать, сам молодым был. Хотя и в этом сомневаюсь, такое впечатление, что тебя родили по заданию ОКЖ уже готовым и морально ущербным канцеляром с императивом «не пущать и не давать».
— Она знала, на что…
— Я уже тебе говорила, — сказала княгиня таким тоном, что Доброславский поежился. Словно сквозь нее выглянула Рысь, пробуравила его желтым холодным взглядом, и оскалила клыки. — Она — не твоя собственность. И ты не имел право использовать ее таким образом.
— Кто же знал…
— Ты знал. Или если не знал, то тебе не место во главе Особого отдела. Теперь думай, как все исправить. Хотя на месте Апраксина, я бы тоже разорвала бы все отношения. Но это — моя внучка, запомнил? Моя! И если будет выбор между тобой и твоим мифическим благом империи, которым ты успешно прикрываешься, и ей — я выберу ее. А с тобой будут говорить другие люди, понял?
— Да, Ваша Светлость!
— Думай, как все исправить.
— Ну я уже сделал так, чтобы Апраксины почувствовали свою уязвимость…
— Беру свои слова назад.
