то, что ты хотела. Только дай мне пять минут попрощаться с родителями.
– Хорошо, – ответила Мара и вышла за ограду.
А я, склонила голову и мысленно рассказала родителям о своей жизни и попросила прощение за долгое отсутствие. А потом простилась с ними. Я чувствовала, нет, я знала, что больше никогда не приеду в это место последнего пристанища самых дорогих для меня людей. И, наверное, Мара была права. Они свободны и не испытывают на себе все ужасы настоящей жизни. Их души парят где-то там, высоко в небесах, и охраняют меня и мою семью от бед, невзгод и разочарований. И так будет всегда. Я нахожусь под мощной защитой моих ангелов. И мне нечего бояться. Я в безопасности.
Я еще раз поцеловала любимые лица и быстрым шагом, не оглядываясь, поспешила к Маре. Она поджидала меня в конце дорожки, разбивающей кладбище на секции.
Мы покинули территорию старого кладбища и спустились с холма. Там, где когда-то расстилалось бескрайнее колхозное поле, теперь стояло одноэтажное здание крематория с высокой трубой. Сейчас она не дымила. За крематорием поле было разделено на три сектора, огороженные такими же бетонными стенами, как и старое Вознесенское кладбище. Не трудно было догадаться, что находится за этими высокими стенами. Взглянуть на некрополь для Высших нам не удалось. Моповец, охранявший вход в последнее пристанище местной элиты, был готов пропустить меня, но не Мару. Я не стала бросать ее одну. Я легко могла представить себе бюсты усопших, памятники из дорогого гранита и скульптуры, символизирующие скорбь и печаль, находящиеся за высокими неприступными стенами. А вот на территорию других секторов мы попали без проблем. На одном свой последний дом находили Средние и Низшие. Здесь, прижавшись друг к другу, располагались поросшие аккуратно подстриженной травой холмики с простыми деревянными и железными крестами. На крестах висели таблички с именами и датами рождения и смерти похороненных людей. Кое-где можно было увидеть цветы, иногда конфеты. А третий сектор кладбища, поражал своей полной обезличенностью. Ровные ряды невысоких силикатных столбиков, с выбитыми на них надписями «Послушник», «Послушница», «Неопознанный Лишний» или «Неопознанная Лишняя» простирались куда-то вдаль. Замурованные в серых надгробиях вместе с прахом имена, даты рождения и смерти, принадлежащие когда-то живым людям, носившим их, навсегда останутся безвестными, никогда не существовавшими и канувшими в вечность.
Мне оставалось лишь посочувствовать безымянным мужчинам, женщинам, детям и их родным. И беда этих людей заключалась в нежелании что-либо изменить в своей жизни. Апатия, пассивность, выученные безразличие и страх держали их в крепких тисках, не позволяя видеть истину. А еще всю безнадежность и никчемность их жалкого существования.
Мы в каком-то оцепенении стояли у самого входа и не решались идти дальше. Я услышала, как подруга захлюпала носом. Мне и самой хотелось выть от представшей перед нами картиной. И в эту минуту природа решила поплакать вместе с нами. Неожиданно пошел дождь. Холодный и сильный. Не сговариваясь, мы побежали к стоянке. Но когда мы забрались внутрь «Элли», дождь так же неожиданно прекратился и из-за довольно мрачной тучи выглянуло солнце.
20.
– Да-а, прямо скажем, картина жуткая, – протянула Гольская. Она смахнула слезы и пригладила руками мокрые волосы. Затем Мара повернула ключ зажигания, и приборная доска засветилась. Мотор тихо заурчал, давая нам понять, что мы можем ехать.
– А погодка-то в последние годы бьет все рекорды непредсказуемости, – выдала я и удобно устроилась в кресле.
– Теперь куда? – уже бодрее спросила Гольская.
– В магазин, – уверенно сказала я. – Закупимся продуктами для обеда и ужина. Все-таки Серега придет в гости. Что будем готовить?
– В магазине и определимся.
– Я согласна. И чтобы нам не нервничать, вези нас в свой магазин.
Мара кивнула, благодарно соглашаясь с моим предложением. Разделяться мы не хотели, а испытывать унижение, как в универмаге и кафе больше не собирались.
– Едем на Ленинскую?
– Да, – подтвердила я и задала вопрос, который напрашивался сам собой: – А где сейчас родители Павла? Они тоже в Приюте?
– О, нет! Они в полном порядке. Господа Гольские благополучно проживают в огромном доме на берегу очень красивого озера. Под Столицей есть большой элитный поселок под названием Соколиное гнездо. В этом райском местечке проживают бывшие высокопоставленные чиновники, заслужившие шикарные государственные особняки и высокие пенсии, которые нам и не снились.
– Круто.
– Еще как круто!
– А почему они не помогли вам, когда с Игорем случилась беда? Он ведь их внук.
– Для них слова сын, внук и внучка, ничего не значат. Для них имеет значение только их статус и собственное благополучие. Вспомни, как в свое время они сопротивлялись нашему браку. Они же хотели для Пашки совсем другого. Не женитьбы на простой девчонке, а карьеры чиновника и высокого поста. Вот и затаили обиду на его непослушание. И случай ткнуть сына в грязь и плюнуть ему в душу им представился очень подходящий. Особенно на этом настаивала свекровь. Она всегда отличалась жестокостью, властностью. Да и отец Павла самодур каких поискать. Только они мастерски это скрывали от других, притворяясь благородными и порядочными людьми.
Мара говорила без особого энтузиазма, и в ее голосе не было ни злобы, ни обиды, словно эта болезненная тема перестала ее волновать уже давно. Вот только родителей Павла подруга ни разу не назвала по имени и отчеству, и это говорило о том, что она не простила чету Гольских и вряд ли когда-то простит.
– А Паша поддерживает с ними отношения?
– Увы нет. Господа Гольские отказались от него, когда мы шагнули в Низшие. Мы тогда остались без их помощи. Только мои родители старались как-то поддерживать нас. Когда забрали Игорька, Паша попросил у родителей денег на его выкуп и содействия в этом деле, ведь у них в Неверске осталось много друзей и приятелей, которые могли помочь. Но Гольские отказали Паше в этой просьбе, мотивируя тем, что им не с руки заниматься проблемами Низших и они не хотят запятнать свою репутацию безукоризненных государственных служащих, якшаясь с отбросами общества. Паша тогда очень обиделся на них. И очень рассердился. С того времени он сильно изменился. Стал нервным, злым. Ему практически одному пришлось бороться с системой и вытаскивать меня из психушки. Я даже не знаю, как мы выжили тогда. Но я ему очень благодарна за то, что не бросил меня и боролся за Игорька до последнего.
– Но почему он не нашел меня? Почему не попросил помощи? Вы ведь оба прекрасно знаете, что я бы сделала все, что в моих силах, – озабоченно спросила
