бы ужасы не рисовала разыгравшаяся фантазия, я знала, что он вероятно простит мне и большее — от того чтобы просто сказать вслух о том, что терзало душу меня удерживал стыд и смущение. Я будто стояла на границе, где с одной стороны сиял лучезарный образ прекрасной и желанной Алены Шапкиной, его «Луны», но стоит мне перейти невидимую грань и мой образ померкнет. Мне нужно, просто необходимо было ему признаться… но сейчас, когда он так тепло мне улыбался и бросал взгляды от которых в груди разливалось мягкое тепло, когда яркое утреннее солнце заливало его светлую кухню, которая наполнялась будоражащим аппетит ароматом. Вот так, взять и все испортить… собой?
Нарезав сочную зелень, да ароматные перья лука, Егор отложил нож и оперся о столешницу. Сосредоточенно и серьезно посмотрел мне прямо в глаза.
— Давай, спрашивай. Я же вижу, что ты места себе не находишь. — Он протянул руку ко мне и нежно провел подушечками пальцев по моей залившейся румянцем щеке. — Я уже говорил и снова скажу — между нами больше нет и не может быть секретов.
От этих его слов я вздрогнула, но попыталась скрыть свое смятение застенчивой улыбкой. Как же хорошо, что он не читает мысли. Но что, если и в этом я ошибаюсь?
Егор смотрел на меня с прежней нежностью и терпеливо ожидал вопроса, а я было решилась — вот сейчас, прямо сейчас все ему рассказать, и будь что будет, но:
— Я должна тебе рассказать… я все хотела спросить у тебя, как вы уживаетесь с остальным миром? В смысле… много ли таких, как ты? Многие ли… знают про таких, как ты?
Егор довольно улыбнулся и, подхватив со стола доску с зеленью, продолжил готовку.
— Твоя формулировка весьма точна — мы именно что «уживаемся». Тяжело, болезненно, иногда безуспешно. Нас достаточно много и не бойся пользоваться расхожими выражениями, говоря о нас — оборотнях, вервольфах, волкодлаках… хм… ликантропах. Мы сами, как ты уже поняла, ведем свою родословную со времен додинастического Древнего Египта, по крайней мере, так людские ученые датируют это время сейчас. А раньше… раньше было не так важно, сколько времени прошло от и до. Оно измерялось правлениями Богов, затем праотцов, а позже людских правителей, когда наши кланы потеряли силу единства и разбились на десятки отдельных стай.
Это ослабило мой род и продолжало ослаблять на протяжении всей истории. В средние века, во времена инквизиции, мы научились скрывать свою суть. Сначала ради выживания, а затем, оценив все преимущества жизни хм… в гармонии с людьми, и для собственного комфорта. Не все так гладко, конечно. — Невесело хохотнул Егор, одним движением складывая фриттату вдвое на сковородке. — Кто-то считает, что наше время ушло и мы вымирающий вид на этой планете густо населенной людьми. Кто-то думает, что мы просто затаились в ожидании прихода нового лидера и пока… растим свои будущие пашни, для кровавой жатвы. Ох, нет-нет, не бойся. — Виновато опомнился Зловский, увидев, должно быть, как кровь отлила от моего лица из-за этих его слов, сказанных, как бы между делом. — Фанатиков везде и всегда хватало, разве нет? Вспомни ту же инквизицию — наши поселения жгли огнем, женщин истребляли, потому что им намного сложнее было скрывать свою суть, чем мужчинам.
А сейчас мы, можно сказать, процветаем даже не вопреки, а благодаря нашему соседству. Среди восемнадцати выживших кланов только два все еще не отказались от этих пережитков прошлого — кровавых жертв и прочего. Они периодически вносят смуту и не безуспешно, но, знаешь, возвращение к кровавым традициям прошлого — это вовсе не то, чего хочет мое поколение, да и многие предшествовавшие моему. Волки прекрасно обходятся и обычной пищей, если ты понимаешь, о чем я.
Я искренне старалась быть невозмутимой, но у самой холодок скользил по спине от осознания того, что все им сказанное — это не сюжет фантастического романа, а жизнь. Вот эта самая, та что кипела вокруг меня с самого рождения.
Так ведь что же получается, Боги действительно существуют? Оборотни? А может и Дед Мороз на самом деле не выдумка?!
— В древности, когда природа зверя обожествлялась, Анубис, а затем и его сыновья, судили людей за их поступки — особое свойство, чувствовать ложь, гниль в сердцах людей, позволяло раскрывать преступников. А затем и карать их, именем Богов. Но затем Боги оставили этот мир и мы, потомки тех сыновей, можно сказать, растеряли благодать. История вервольфов не о божественной сути, как считают фанатики, а о борьбе с собой, со своим темным близнецом. Зверь — это не зло, это разрушительная сила, которая не знает зла и добра, и задача каждого из нас приручить эту силу и сдержать, чему мы научились, пусть и не сразу.
Во многом тому способствовал отказ от образа жизни, скажем так, бывшего свойственным нам на протяжении целого ряда веков. Ну, а что до тех, кто знает о нашем существовании, то их немало. Как ты могла видеть на примере Мары, образ зверя-человека обожествляется. Не сказать, что совершенно незаслуженно, просто на самом деле не так много «божественного» осталось в нас от славных предков. Посмотреть на то, как некоторые ведут себя, так и вовсе почти ничего. Но и тут у нас все, как у людей, разве нет?
Я была сметена последними событиями, а подобные рассуждения о божественном, древних временах и нечеловеческом происхождении мужчины, готовившего мне завтрак, стоя у плиты в одном лишь фартуке, не позволяли так просто уложить все услышанное в голове.
— Так что же… ты не человек?
Егор рассмеялся и, выложив мой яркий, ароматный завтрак на большую белую тарелку, пододвинул ее ко мне со словами:
— Конечно человек. Просто я немного больше, чем человек… а иногда злее и зубастее. — Добавил он с озорной улыбкой. — Только наш праотец Анубис не был рожден человеком и в его сыновьях было определенно меньше человеческого, чем в потомках, ведь Инпут, его истинная супруга, была одарена Исидой и, как и ее муж носила звериное обличие. Но вот потомки уже находили себе истинных среди людей, и их дети, и дети их детей. Так что, скажем так, — Егор наклонился вперед, коснувшись серебряного кулона на моей шее, отчего тот мгновенно стал теплым, почти горячим. — Божественного во мне не больше чем серебра в этом амулете, но некоторым и этого достаточно, чтобы возвеличивать мой род. Мара, Илана, другие девушки и отчасти мужчины, которых ты видела на балу Золотой Луны — все мы часть
