посоветуешь, чего? Не знаю, зажечь на ночь какие-нибудь благовония или положить по подушку куриную лапу…
— Если ты сама не будешь готова, ничего тебе не поможет, — ответила Ви, перестав постукивать пальцами. — Забирать душу не так легко, как кажется на самом деле.
— А как это было у тебя?
Афродита задумалась, невольно подправив шаль на плечах:
— Быстро и без сожаления… Тот, первый парень, был отпетым говнюком, милая. Будешь думать о своих жертвах, обеспечишь себе дорогу в Ад.
— Разве мы уже не там?
— Я про духовную связь. — Ви чуть смягчилась, уловив страх Эби. — Ничего не бойся, дорогая. Но кем быть: палачом или ангелом возмездия — только тебе решать.
— Ви, почему этот мир так суров? Он будто наказывает нас. Что мы такого сделали, скажи? — Эби перешла на шепот, вникая в каждое слово этой богини пепла. У Афродиты едва заметно дернулся подбородок:
— Запомни, ты ни в чем не виновата, мой милый котеночек. Не то место, не то время, не те люди. Не поддавайся хаосу вокруг и тогда, поверь, ты увидишь в этом что-то прекрасное.
Эби кивнула и поднялась, не зная больше, о чем спросить. Афродита тут же убрала карты и указала на дверь:
— Хорошо, мы закончили… И позови Дерека, будь добра.
Уже закрыв дверь, Эби услышала, как Афродита произнесла:
— Слишком рано, дитя мое… Слишком рано…
***
Кулак Эби поднялся, готовый постучать в комнату Закари и Кая, откуда доносился сердитый голос Рагнара, как почему-то отступил и опустился.
Девушке вспомнился один вечер, спустя всего лишь месяц ее появления в квартире, когда она допустила несколько ошибок разом, рассердив всех Детей. Тогда это были какие-то мелочи, что-то по сути несущественное, но при этом являющееся нарушением правил. Эби уже и не помнила, что именно тогда случилось. Только полный злобы крик Закари, разочарованный вздох Дерека, отрешенный взгляд Табаки, осуждающее покачивание головы Ви и голос Кая:
— Ох, принцесса…
И тогда, Эби поняла, что она одна в этом мире и этот дом тоже перестал быть ее домом, что тогда она зря согласилась пойти вместе с Рагнаром и уж точно напрасно понадеялась, что может стать одной из них.
Она собрала рюкзак и выбежала из дома, оставив короткую записку на кухне. Эби шла и плакала по дороге к остановке, ожидая последний вечерний автобус, который отвез бы ее подальше оттуда. Звезды сияли на черном небе, размываясь от количества слез в глазах. Эби уже мысленно покидала этот город, но как только автобус подъехал и двери открылись, кто-то положил руку на плечо Эби, заставив обернуться.
Рядом стоял Рагнар с испуганным выражением лица, сжимающий записку в свободной руке. Следом, к остановке приближались Табаки и Афродита, оба запыхавшиеся и чертыхавшиеся. Они все вместе навалились на остолбеневшую Эби, обнимая, и говоря, что никогда-никогда не оставят ее одну.
Тогда Эби казалось, что они действительно важны друг другу, что они связаны некой нитью общего дела, но постепенно эта нить теряла свои прежние силы. А мир оставался таким же суровым, как и прежде, поджидая новые жертвы отчаяния.
Воспоминание покинуло девушку, как дверь комнаты неожиданно резко открылась (Эби успела вовремя отпрыгнуть в сторону) и в коридор вышел злой Дерек. Он нахмурился и сжал руки в кулаки, но увидев Эби, смутился. Она кивнула в сторону комнаты Афродиты:
— Ви просила тебя зайти.
Рагнар вздохнул и исчез в аромате благовоний, все еще разгоряченный. О чем он говорил с Закари осталось для Эби загадкой.
Не решаясь до конца, девушка забежала в ванную, из которой Табаки уже давно выбрался, оставив после себя кучу пены на полу. Закрыв дверь на задвижку, она осела на пол и прислонилась к трубам с левой стороны, если смотреть от входа. Эту вещь Эби откопала очень давно, еще в другой жизни, когда у нее было куча сестер и братьев, которых она ненавидела. Фишка в том, что если в квартире тонкие стены и есть трубы, то подслушать разговор в соседней комнате будет проще и безопасней, чем перед дверью. Трубы несли слова вместе с водой, закручиваясь и обрушиваясь вниз, в канализацию.
Обняв колени руками, Эби приложила ухо к стене и затаила дыхание, стараясь вникнуть в разговор. Дерек говорил полушепотом, словно проглатывая некоторые слова, которые ему не хотелось произносить. А Ви, напротив, выделяла свои обороты более эмоционально. Вот, что Эби услышала:
— …именно сейчас? Она же совсем не готова, ох моя пташка!
— …случится раньше, чем… думал…
— Карты Таро показали, что дело…
— Тише!
— … грядет война, Дерек. Уже несколько дней подряд выпадает такой расклад, не к добру все это!
— …будь уверена, я…
— Только если она будет действовать в одиночку. Она должна сама понять.
— …боже…господи, это я виноват…
— Ей предстоит нелегкий выбор. Постарайся не брать много на себя.
— …она справится…она…
— Еще не видела настоящую смерть. Придет время…
Затем наступила почти минутная тишина и затем снова голос Рагнара, который Эби услышала четче остальных его слов:
— О господи, дай мне сил.
***
Мне снова снились волки. Снег падал массивными хлопьями, попадая в глаза, в уши, за шиворот и в сапоги. Он затруднял видимость и мою скорость. Но никак не скорость хищников. Для них снег был ничто. Может быть, волки даже были его творением, поднимаясь из снежных могил.
На этот раз я впервые заметила его — белоснежного волка, он не бежал вместе с остальными, а как будто смотрел со стороны. Наши глаза на секунду встретились и что-то в этом взгляде показалось мне жутко знакомым.
Думаю, что моим волкам давно пора уже было как-то сменить свою тактику. Но каждый раз они бежали за мной и щелкали своей пастью, подвывая и перепрыгивая через сугробы. Казалось, это было их ритуалом, загнать меня до бесконечного страха и заставить подумать, что я в ловушке. А мне бы давно пора уже было привыкнуть к этому… и все равно я пыталась убежать.
Я все думала о смерти. Что есть настоящая смерть? Наверняка не та, которая взрывает ангары с сотнями детей и поднимает в воздух целые дома, растаскивая семьи в разные стороны. Тебе все это кажется посредственным и далеким, пока это не происходит с кем-то из твоих родных… или даже с тобой.
Привязанность, любовь, дружба, — Теням не позволительно все это. По кодексу и по логике, мы должны быть одиночками, холодными и серьезными, снимающими где-нибудь пустую комнату и по выходным ходящими по барам, с упреком смотрящими на молодых засранцев, портивших себе жизнь
