таять. Так сказала мне Поли, когда выбирала для свидания картину Уиггинса.
Рональд Сполдинг, который живет на четвертом этаже, как-то рассказывал мне, что в каждой девушке есть невидимое зеркало, открываемое первой любовь. И что следующие партнеры всегда будут неосознанно видеть в своей женщине отражение того самого – первого мужчины – повторяя его манеры и поведение.
Именно поэтому в первой влюбленности есть своя магия. Быть первым – в какой-то мере значит быть и последним. Женщина никогда не скажет мужчине, чего она именно хочет, так как она сама не знает. Для этого у нее есть внутреннее зеркало. «Здесь под зеркалом я подразумеваю не только химию в голове, – уточнил Рональд. – но и нечто большее, что еще не открыто мной».
Поли наконец проснулась.
– Колин, – сонно и невнятно говорит она. – Что ты здесь делаешь. Тебе опасно появляться…
– Все в порядке. Винсент только что ушел. У нас есть в запасе немного времени, чтобы спрятаться в картине.
Протерев глаза, она встает с кровати, смотрит на меня и вскрикивает от ужаса:
– Боже, Колин! Что у тебя с лицом?
– Ничего, – отвечаю я. – Винсент разукрасил. Скоро пройдет.
– Тебе не больно? Нет, я не могу на это смотреть.
Она аккуратно дотронулась до моего лица, задействовала ману. Обугленная кожа отшелушилась, а на ее месте появилась новая, – чистая, румяная. Я видел свое отражение в картине, висевшей напротив кровати Поли.
– Ну все, – сказала она. – Как новенький.
– Спасибо большое, – отозвался я. – А ты знаешь, меня недавно осенило. Оказывается, ты спишь.
– Ну да, – ответила Поли. – Сплю. Тебя именно это удивило?
– Тебе Винсент разве не говорил?
– Что не говорил?
– Монстры не спят в доме слёз. Выходит, ты живая.
– Я опасна для людей, поэтому и нахожусь здесь. Кроме того, я нужна Виктору. Я ведь тебе уже говорила.
– Да, я помню, – согласился я. – Дело в другом. Я не сплю уже около месяца. Раньше получалось, а сейчас нет. Меня выталкивает из сна обратно в дом слёз. А ты спишь несмотря на то, что живешь здесь уже пятнадцать лет. Это меня и удивило.
– Это значит, дом тебя выпивает. Меня же он просто боится. Надо выбираться отсюда, вот что, – решительно сказал Поли. – Обсудим побег внутри картины.
«Зима в Нью-Йорке» Гай Уиггинса висела прямо над кроватью Поли, идеально вписываясь в ее ледяную комнату. Она задействовала ману, и сухие краски в мгновение ожили. Громко запыхтели, похожие на толстых продолговатых жуков, старинные машины. Улица, обставленная высокими белыми домами, вспыхнула яркими огнями. Прохожие двинулись вперед вдоль тротуара, возвышая над головами зеленые, красные, синие зонтики.
– Потрясающе! – воскликнул я. – И как ты это делаешь? С помощью маны?
– Да, – кивнула Поли. – Я могу оживлять предметы. Как и в случае с солдатиками Бланки.
– Я тоже так хочу.
– Хотеть не вредно, – с улыбкой сказала Поли. – Allons voyager.
Мы переместились внутрь картины. Мое тело обдало легким холодом, ветер взъерошил волосы. Возле нас пронеслась желтая машина, поднимая вверх снежные хлопья. Поли закрыла лицо руками, а я высунул язык. Одна из снежинок упала мне в рот и тут же растаяла.
– Вау, – удивился я. – Они настоящие!
– Это из-за моей маны. Она привела в движение краску. Можно сказать, ты только что проглотил частичку меня.
– Ой, простите, – усмехнулся я. – Кстати, был довольно необычный вкус. С мятными нотками.
Поли пожала плечами.
– Свою ману я совсем не ощущаю. А вот чужую распознаю за несколько десятков метров.
– И ты еще говоришь, что плохо владеешь ей? Да ты мастер!
– Эх, если бы.
– А вот все эти люди, которые идут с зонтиками…они действительно существуют? Они способны мыслить?
– Нет, – быстро ответила Поли. – Иначе бы мы были Богами. Они всего лишь исполняют мою волю. Как только я перенаправлю ману, краски засохнут, и все вернется на свои места.
– А представь, что мы тоже всего лишь краски на чьем-то полотне. И что мы движемся только благодаря Божественной мане. Являемся продолжением самого Бога. А он просто наблюдает за нами и считает неразумными.
– Никогда об этом не задумывалась. Ну, надеюсь, ты доволен. Теперь я тоже не смогу заснуть с мыслью в голове, что все мы – всего лишь волшебная краска.
Я глупо засмеялся в ответ.
Снежный мох покрывал камни и стволы деревьев. Куда не наступи – испортишь красоту, которую рисовать в течение нескольких часов или дней. Хотя мне не стоит переживать по поводу картины. Когда мы вернемся обратно в дом слёз, краски встанут на свои места. И все же было очень неловко сделать первый шаг. Поли взяла меня за руку. Я сделал шаг. Еще один. И еще. Если она берет меня за руку, я могу ходить босиком по колючим сугробам снега и не ощущать холода.
– Мне, наверное, стоит быть скромнее, – теплые пальчики Поли выскользнули из моей руки. – Никого никогда не держала за руку. Для меня это знак доверия. Хотя странно, конечно, доверять человеку, которого встретила несколько дней назад…но я чувствую, что есть между нами связь.
– Я тоже это чувствую, – ответил я. – Причем с самого начала. Во время нашего знакомства я даже подумал, что со мной играет Виктор. Ну чтобы я остался в доме и не пытался выяснить, как отсюда сбежать.
– А я ничего не думала. Просто доверилась внутреннему голосу и отдала свои слёзы.
– И я решил отдать свои, – сказал я. – Это ведь тоже своеобразный знак доверия.
– Да. Меня, кстати, это очень поразило. Никогда не пробовала слёзы счастья. Такие искренние чувства были внутри, неподдельная детская радость. То, чего мне всегда не хватало.
– Можно сказать, мы действительно нашли друг друга. Жаль, конечно, что при таких неудобных обстоятельствах. Но если подумать, то именно это нас и сближает.
Поли задумчиво кивнула.
– По поводу побега, – напомнила она. – Есть несколько вариантов. Первый – сражаться против дома. В нем гораздо больше маны, чем имеется у нас двоих. Но если нам каким-то чудом удастся победить, то мы проснемся в текущем времени. В две тысячи восемнадцатом году.
– А можно проснуться в другом году?
– Да. Именно поэтому есть и второй путь. Отправиться в мир мертвых и заново родиться. И для этого достаточно просто умереть. Монстры Виктора, конечно, попробуют нам помешать. Но мы их победим. Наверное, ты уже был в игральной комнате и видел проход в мир мертвых? Всех высушенных или проигравших в кости скидывают вниз, в подпольную тьму. Это и есть наш выход. Осталось только добраться до него.
– Я понимаю, о чем ты говоришь. Но подожди секунду…ты серьезно?! Родиться
