Глава четырнадцатая
Имеет место спор о субординации
В приемной Оболенского сидел его помощник, парень ненамного старше Германа, но уже в чине майора, выходец из очень влиятельного графского рода Чесменских: светловолосый, осанистый и важный.
— Вы по какому… — начал он, но Герман только положил на стол папку.
— По важному, ваше высокоблагородие, — проговорил он. — Срочность высшая.
Последние слова были паролем, и помощник, конечно, был проинформирован, что Герман входит в число людей, которые этим паролем владеют по праву. Он сразу подобрался, уставившись на папки с некоторой опаской.
— Понял, но… его светлости нет на месте, — отчеканил он. — Он на приеме у его величества.
— Хорошо, — Герман пожал плечами. — Тогда я подожду его здесь. И нужно вызвать криптоманта, он нам понадобится, чтобы ознакомиться с документами.
Майор кивнул.
— Я сейчас позову, но к работе он приступит только с санкции князя. Чаю хотите?
— С удовольствием.
Герман действительно испытывал некоторое удовольствие от того, что заваривать ему чай будет целый граф. Но принимая от него чашку поблагодарил как можно более учтиво — ссориться с ним ни к чему. С изящной, костяного фарфора чашкой в руках он отошел к окну и стал рассматривать городской пейзаж. Проспект был крайне оживлен, запружен экипажами, толпа текла по тротуарам с двух сторон.
Прошло полчаса, князь все не являлся, Герман пил уже остывший чай и то и дело поглядывал на папку. Явился криптомант — немолодой штаб-ротмистр с жидкими усиками и неприятными бегающими глазами. Сел на диван для посетителей, равнодушно взглянув на Германа и уставившись на собственные ногти.
Прошло еще не меньше часа. Герман начинал уже нервничать: папка на столе, можно сказать, жгла ему руки, хоть и не находилась больше в его руках. Не передав ее Оболенскому, он все еще сам за нее отвечал, а ведь в ней, если верен прогноз Тани, содержатся сведения, которые кое-то очень не хотел бы передавать в руки жандармов.
Наконец, в коридоре раздались быстрые, уверенные шаги, и Герман решил, что князь, наконец, вернулся, и поднялся ему навстречу. Однако в дверь вошел незнакомый человек в черном мундире Третьего отделения, с погонами полковника и изумрудной звездой на груди. Был он высокий и тощий, как жердь, с неприятной складкой у рта, словно постоянно держал во рту нечто горькое, и излишне ухоженными усами, которые Герману отчего-то особенно не понравились.
— Его светлость у себя? — спросил он у Чесменского, тоже поднявшегося и принявшего деловой вид. Говорил он с легким немецким акцентом.
— Никак нет, — ответил тот. — На докладе у его величества. Ему что-нибудь передать?
— Передавать его светлости ничего не следует, — твердо произнес полковник. — А мне следует передать папку, которая передана сюда, в приемную. Потрудитесь, майор, побыстрее, время дорого.
— Но мне не поручено вам ничего передавать, — Чесменский слегка растерялся.
— Вы не поняли, майор, — проговорил полковник. — Это я вам только что поручил, а точнее — приказал передать мне указанные документы. Немедленно. Промедление будет рассматриваться, как государственная измена.
— Но какое вы… — Чесменский вздрогнул и положил ладони на папку, закрывая ее от полковника. — Какое право вы имеете врываться в кабинет шефа жандармов и…
Он осекся, словно у него резко пересохло в горле, а затем задавленно засипел. Полковник смотрел на него, не отрываясь. Чесменский разевал рот безмолвно, словно рыба, вытащенная на берег.
— Я имею полное право! — отчеканил полковник. — Как офицер Третьего отделения Его Императорского Величества канцелярии, я представляю здесь особу императора и имею право входить во все дела и осуществлять сбор доказательств любыми методами. В особенности, когда это касается дел о государственной измене, находящихся в моей разработке. Ясно вам, майор?
Чесменский только беззвучно покивал. Секунду спустя полковник отворотил от него свой взгляд, и помощник князя рухнул на свой стул, тяжело дыша и расстегивая воротник дрожащими руками. Наблюдавший эту сцену криптомант, кажется, испытывал острое желание слиться с обивкой дивана.
— Надеюсь, больше у вас, майор, нет вопросов относительно моей компетенции? — спросил полковник с ухмылкой.
— Если таких вопросов нет его высокоблагородия, то они, во всяком случае есть у меня, — громко произнес Герман.
— А, это вы, поручик Брагинский? — произнес полковник, и глаза его чуть сузились. — Вы, стало быть, тоже здесь. Тем лучше.
— Да, я здесь, — ответил Герман. — И документы вы заберете только через мой труп.
— Это очень сильное заявление, — полковник кивнул и слегка приблизился к Герману. Было похоже на то, что он выбирает позицию, где удобнее будет драться.
— И поверьте мне, что заявление это совершенно не расходится с делом, — сказал Герман, готовясь применить щит. Конечно, человек перед ним несомненно был сильным магом, и, если что, щит ему нипочем. Ему и в целом Герман нипочем с его простенькими заклинаниями первого ранга. Расчет был на то, что устраивать побоище в приемной конкурирующей службы полковник, все же, не решится. Он пришел сюда в расчете взять всех на испуг, вырвать документы обманом, а потом — поминай, как звали. У него нет санкции на силовую операцию в штаб-квартире Корпуса, иначе он явился бы не один, а с целым батальоном. Да и санкцию такую, конечно, может дать только император. И если бы он ее дал, то Оболенский был бы уже арестован.
Впрочем, а точно ли он не арестован? Его нет уже достаточно долго.
Ладно, неважно. Если князь арестован, то Герман уже фактически труп, а трупу бояться нечего, можно и почудить напоследок. Если же нет… тогда критически важно было потянуть время. И полковник это явно понимает не хуже Германа. Вон как шевелит желваками и сжимает пальцы. Явно нервничает сам, и совершенно не уверен в успехе дела.
— А вы бы, ваше высокородие, присели лучше на диванчик-то, — проговорил Герман примирительно. — Хотите, мы с майором вам чайку организуем? Подождем все вместе. У меня к его светлости дело, у вас тоже, вот мы все вместе его и подождем.
— Не заговаривайте мне зубы, поручик, — процедил полковник, надвигаясь на Германа. — Тоже захотели того же кушанья отведать?
При этих словах Герман почувствовал, как на его шее словно начали сжиматься противные холодные пальцы, а дышать стало заметно
