выросло. Корни и крона стали пышнее и ветвистее, рисуя неровный круг над его сердцем, скрытым плотью и ребрами.
И вновь Кай думал о событиях минувшей зимы. Прокручивал их в памяти, размышляя над собственными эмоциями. Особенно теми, что испытывал после случая на озере. Ему следовало опасаться и радоваться, что встреч с Девой Льда не стало. Но ведь это было ложью. Истина заключалась в том, что она следила за ним, скрываясь в тени, а он всегда знал, когда она рядом, – ощущал всем нутром ее взгляд. То время родило привязанность, которая не исчезла и поныне…
Наконец Кай поднялся с постели и, скрипя половицами, прошел в дальний угол комнаты. Умылся ледяной водой и спустился в таверну. Осмотрев незанятые столы, выбрал тот, что находился у самого окна. Здесь дуло, но открывался вид на ненастное небо.
– Эх, где моя молодость? Не своя кровать, и уже ноет спина, – пожаловался господин Хакон, упав на стул рядом.
– Думаю, дело в старом твердом матрасе, а не в вашем возрасте, – отозвался Кай, сам ощущавший ломоту в конечностях.
Пока они завтракали, дождь за окном прекратился и даже немного распогодилось, темные тучи сменились тонким слоем облаков. Расплатившись, Кай с господином Хаконом вышли на улицу и вновь отправились в сердце города, где можно было отыскать все необходимые им товары.
Строения в центре отличались отделкой фасада и высокими крышами. Почти с любого уголка главных улиц были видны стены отстраиваемого собора, который возводили уже больше трех десятков лет. Готические шпили-стрелы, витражные стекла – все элементы здания, которые успели появиться, состояли из острых углов, уже сейчас поражая своим драматизмом и величественностью.
День пролетел в заботах, и, когда стало смеркаться, путники поспешили обратно в гостевой дом – из-за холодных ночей было решено переночевать в Линце, а уже наутро пуститься в обратную дорогу.
Перейдя на другой берег реки по каменному мосту, они вновь шли по сумрачным улочкам. Газовые фонари с трудом рассеивали неожиданно накрывший город туман. Кай осматривал дома, господин Хакон шел в приподнятом расположении духа, его горячее дыхание вырывалось изо рта облачками пара. Ему удалось купить прекрасный отрез ткани, чем он теперь и гордился.
Несмотря на неприветливую погоду, с приходом темноты эта часть города ожила, словно у района открылось второе дыхание. У набережной вдоль реки играли музыканты, слышалась веселая музыка, чужое пение и резко контрастировавшая с царившей атмосферой пронзительная игра скрипки. На улице прогуливались дамы в ярких платьях и накинутых на плечи пальто. Их волосы были забраны в высокие прически, которые венчались цветными шляпками. Но больше всего здесь было офицеров, что разгуливали в своих красно-золотых мундирах.
Несмотря на яркость одежд и на первый взгляд невинность происходящего, в воздухе витало ощущение порока – горячей страсти, приправленной влечением и ощущением сиюминутности происходящего. Чем дальше они шли, тем, казалось, сильнее в это погружались.
Несмотря на хаос и откровенность человеческих грехов, происходящее привлекло внимание Кая – во всем этом чувствовалось дыхание жизни, она словно бурлила в воздухе.
Бедняков видно было сразу – по потрепанной заштопанной одежде и темным лицам. Он даже разглядел в толпе куртизанок, которые столь откровенно прижимались к своим спутникам. И лишь после, бросив взор в проулок, понял, что все эти люди пришли сюда выпить, и игра их практически не интересовала, – улица, освещенная множеством газовых фонарей, была переполнена. Дамы тут улыбались, и веселье их выглядело каким-то странным, словно неосознанным. Они громко хохотали. Порою и мужчины рядом с ними вели себя так же.
Господин Хакон ускорил шаг, обходя по широкой дуге шумный проулок, что, словно вулкан, извергал гуляк.
– Идем скорее, – сказал он, как тут же раздался взрыв смеха и из крайнего заведения на улицу высыпала компания напыщенных юношей в черных утепленных сюртуках. Все они были примерно одного возраста с Каем и явно происходили из богатых семей.
Возникла толчея, и один из этих юношей налетел на Кая, едва не упав на его руки. Незнакомец поднял голову, и в его глазах Кай увидел блаженное, слегка сонливое веселье.
– Ох, спасибо. И извини, я не специально, – произнес он шутливо, твердо вставая на ноги, но не переставая вглядываться в лицо Кая.
– Ничего, я пойду, – бросил тот, хмуро оглядываясь. Господин Хакон исчез, а сам он находился в центре толпы, так что даже невозможно было рассмотреть реку, что текла рядом.
– Подожди! Выпей вместе с нами. – Незнакомец потянул Кая, схватив за плечо, словно они были давно знакомы, а после подался к нему, склонившись вплотную. Кай ощутил запах алкоголя и лосьона для кожи, отдающего травами. – Какие чудные глаза. Вы только посмотрите! – обратился парень к своей компании.
Кай чувствовал опасность, исходящую от них, но в это время она влекла его – его сердце жаждало чего-то необычного. Он прикрыл на мгновение глаза, понимая, что внутри пробуждается интерес.
– Мне надо идти, – все же твердо проговорил Кай, бесцеремонно скидывая чужую руку со своего плеча, и развернулся. В спину ему понеслись ругательства, сказанные таким веселым тоном, словно то были не грязные оскорбления, а пожелания удачного пути.
Выбравшись из гущи толпы, Кай понял, что неведомым образом его отнесло к одному из проулков по другую сторону улицы. Но вернуться тем же путем Кай не рискнул, запоздало поняв, что больше всего его смутило в тех людях – их осоловевшие глаза. Да, они были пьяны. Вот только вряд ли от алкоголя.
«Морфий», – выскользнуло из глубины памяти. Впервые Кай услышал о нем от своего учителя, который рассказывал о жизни столичной богемы.
В то время его учитель писал картину древнегреческого божества Морфея – юноши с пышными золотыми кудрями. В кудрях его утопал венец из маков, чьи алые лепестки походили на красные кораллы, так почитаемые в свое время греками, а на черном одеянии можно было отыскать целые созвездия.
– Кто бы ни предложил, никогда не соглашайся, – наставлял мужчина Кая. – Радость, даваемая им, мимолетна, а вот гибель мучительна. Я видел, как лучшие из моих друзей были сгублены этой гадостью.
– Почему же они принимали его, если это опасно?
Художник пожал плечами, его лицо стало мрачным и задумчивым.
– Одно время это было модно, – безмятежно вымолвил он. – И, думаешь, люди благоразумны? О нет, далеко не все. Многие не видят ничего страшного в том, чтобы попробовать разок. Им любопытно. Или они не могут отказать. Или им своя жизнь кажется настолько скучной и безрадостной, что они находят в морфии спасение. Так или иначе, начав, многие не могут остановиться. Помяни мое слово, скоро
