думала. По внешним признакам Саше нравилось проводить с ним время, и Алиса старалась ей не мешать. Хотя сейчас Саша нужна была больше всего на свете: нужно было говорить, советоваться, проводить время вместе – ведь скоро, совсем скоро они могли расстаться навсегда, разъехаться по разным городам, и их дружба, такая крепкая и необходимая, как воздух, могла не выдержать расстояния. Но эти два птенчика умудрялись даже на уроках общаться, хотя сидели друг от друга через три парты. Алиса скучала по шуткам и смеху на весь класс, по обсуждению всякой ерунды полушёпотом, по поеданию йогуртов втихомолку из одного стаканчика. Но вот сказать всё это почему-то не выходило: оказалось, что Саша принадлежала не только Алисе, но и самой себе.
–…ели мороженое, гуляли и целовались. А потом он проводил меня до дома, мы расстались, и он ушёл.
Алиса выпала из меланхоличных размышлений и чуть не съехала с дивана.
–ВЫ ЧТО???
–Да.
–Вот прямо совсем?
–Да.
–Совсем-совсем?
–Да.
–Ну и наконец-то.
Алиса улыбнулась, но Саша ей не ответила.
–В смысле?
–Ну, по-моему, он на тебя плохо влиял.
–То есть? Это ты ему тогда написала?
Вопрос прозвучал холодно и резко. Саша встала и отодвинулась на середину дивана. Глаза её сразу приобрели какое-то колючее, застывшее выражение. Руки сложились в узел на груди, а волосы угрожающе растрепались. Алиса видела раньше этот взгляд, когда Саша на кого-то очень сильно злилась или начинала ругаться не в шутку, но на неё он был направлен впервые. Сразу стало неуютно, и между ними пролегло будто бы не полдивана, а стальное корыто, полное жидкого азота. Алиса даже почувствовала страх где-то в животе: он медленно, скользкими, длинными пальцами обнимал желудок и сжимал его до размеров грецкого ореха; сквозь эти холодные пальцы в голову проникала мысль о том, что она сделала что-то по-настоящему мерзкое, хотя что именно, она понять не могла. Вообще в последнее время Саша стала отчуждённее – не только из-за парня, а вообще. Стала жёстче, даже будто грубее: изменилась манера речи, жесты. Не к Алисе, нет; к незнакомцам или к тем, кто не ей нравился. Алиса переживала за неё – не так, как за себя, конечно; у Саши, казалось, всё было схвачено, всё продумано, всё просчитано до мелочей. Она знала, куда поедет, где будет учиться, как жить. Ей не о чем было волноваться. Она должна была помочь Алисе, а её не было рядом.
Писала же она Ястребу просто так, в шутку. Сказала, что он плохо влияет на Сашу, пошутила, посмеялись. А он, оказывается, разболтал. Сплетник чёртов.
–Я.
–И как же он на меня влияет?
–Ты стала… не знаю… круче, что ли. Злее. Как-то огрубела.
Алиса боялась задеть Сашу и боялась сказать ей правду. Боялась обидеть, потому что обижать близких получается почему-то всегда особенно хорошо и незаметно.
–Допустим. А с чего ты взяла, что это из-за него?
–Просто насколько я знаю, у тебя ничего нового, кроме него, за последнее время не случилось, вот я и решила, что он, как всегда, во всём виноват.
Алиса грустно улыбнулась и тихонько посмотрела на Сашу. Та будто выдохнула, как-то осела, откинулась на спинку дивана, словно вдруг ослабела. Отвернулась к окну и долго смотрела на серый, мокрый асфальт школьного двора под мокрым, серым небом.
Они молчали. Потом Саша молча встала, взяла рюкзак и пошла в сторону младшего блока. Алиса, тоже молча, последовала за ней. В пустом коридоре стоял пустой диван, они сели на него и снова замолчали. Корыто с азотом осталось на другом диване. Алиса ждала, а Саша смотрела в окно. Наконец она заговорила, не поворачивая лица, с подозрительно заблестевшими глазами.
–Мне обидно даже не то, что ты подумала на него, совсем не то. Мне обидно, что ты говоришь обо мне за моей спиной. Почему ты всё это мне не высказала?
Саша выжидающе посмотрела на Алису. Глаза у неё блестели, раскраснелись, но слёз ещё не было; она была похожа на искренне обидевшегося ребёнка, который ждёт объяснений и оправданий столько же, сколько потом примирительных объятий и мороженого. Мелькали там и другие чувства: злость, боль, недоумение, а где-то в глубине, в самой тени притаилась бледная, крошечная, робкая и тихая просьба о помощи, почти незаметная. Алиса смешалась и совсем не знала, что сказать. На неё напал тот самый ступор, который так страшен разговорчивым и весёлым людям, когда они из-за короткой паузы выпадают из общего разговора и потом не знают, что сказать, чтобы разом вернуться, и поэтому мнутся рядом, тоскуя и не зная, куда деть ставшие вдруг такими неуклюжими и ненужными руки. Но выдавить из себя хотя бы ползвука было необходимо, и она решила начать с самого простого, а потом пустить всё на самотёк.
–Я. Я не хотела тебя расстроить.
*что я несу и зачем*
–Я не хотела тебя обидеть.
*что происходит*
–Я думала, тебя это заденет.
*какого…*
–Я чувствую, что в последнее время ты отдалилась, и не хотела усугублять. Ты очень изменилась, и пока не могу до конца понять, в лучшую сторону или нет; но я отлично знаю, что ты мне очень нужна, поэтому я не хочу с тобой ссориться каким бы то ни было образом, и решила тебе ничего не говорить. Я не знаю, что у тебя произошло, и если ты не захочешь мне рассказывать, я пойму. Но я просто хочу, чтоб ты знала: я всегда буду рядом.
Саша снова отвернулась к окну и замолчала. Алиса, кажется, пыталась сказать ещё что-то, но звуков почему-то не было. Прозвенел звонок. Саша достала из сумки скомканную салфетку и начала стирать подтёки туши.
–Не хватало ещё разреветься в школьном коридоре, – ухмыльнулась она невесело и прикрыла руками глаза от проходящей мимо библиотекарши. –У меня кое-что случилось, но я не хочу пока об этом говорить. Но это с ним никак не связано.
Они снова замолчали. Саша продолжала смотреть в окно. Потом повернулась и сказала, что случилось. Из глаз снова потекли слёзы – крупные, тяжёлые, прозрачные, они чертили тёмные дорожки по щекам, и Алисе было невыносимо жаль Сашу, дико хотелось её обнять, – но Алиса чувствовала, что пока этого делать не стоит: Саша не вполне довольна собой из-за того, что проговорилась.
–…я уже слишком взрослая, чтобы переживать на это счёт, – тут её голос слегка сорвался, а по подсохшей колее потекла новая капелька блестящей жидкости. –…
–Ну и что, что ты взрослая? Думаешь, от этого становится легче
