ножа. И еще что-то не очень большое в правом кармане куртки. Может быть, еще один нож. Может быть, кастет.
— Для начала, я хотел бы услышать твою историю, — сказал Реджи. — Почему они оставили тебя в покое?
— Потому что драться со мной — это довольно утомительное и абсолютно бесприбыльное занятие, — сказал Кларк. — Они достали меня дважды, хотя попыток предпринимали неизмеримо больше. В конце концов, им это надоело, и мы сумели договориться.
— Вот так просто?
— Это было непросто, — сказал Кларк. — И мне пришлось задействовать кое-какие старые связи. Стребовать, так сказать, давние долги. В итоге мы достигли компромисса: я ушел из полиции, а они оставили попытки отправить меня на тот свет.
— Это не похоже на теневиков.
Кларк достал из кармана пиджака пачку сигарет, прикурил от «вечной» зажигалки «зиппо».
— Мне удалось их убедить, что я просто помогал коллеге, попавшей в неприятности, — сказал он. — Не вдаваясь в подробности этих самых неприятностей.
— И они поверили?
— По крайней мере, сделали вид, — сказал Кларк. — Как бы там ни было, сейчас у меня с ними вооруженный нейтралитет.
— И тебе даже не пришлось менять имя.
— Я слишком стар, чтобы привыкать к новому имени, — сказал Кларк. — Но мне кажется, ты меня в чем-то подозреваешь. В чем?
— В работе на теневое правительство, — сказал Реджи.
Кларк фыркнул.
— Я слишком стар, чтобы снова работать на правительство, — сказал он.
— Значит, вы просто заключили сделку?
— Я уже говорил, что это было непросто.
— Ты подписывал какие-нибудь документы?
— Нет. Это было джентльменское соглашение, заключенное на словах.
— Ты должен понимать, как это выглядит со стороны, Джон.
— Мы знаем друг друга довольно давно, Проф, — сказал Кларк. — Если у тебя есть ко мне какие-то претензии, то выскажи их прямо. Если ты пришел для того, чтобы попробовать меня убить, то давай уже начинать драться. Я слишком стар, чтобы весь вечер ходить вокруг да около.
— Какое-то время я думал, что ты работал на них с самого начала, — сказал Реджи. — Этакий «спящий агент». Тебе ведь доводилось бывать «спящим агентом», Джон? За всю твою долгую и успешную карьеру шпиона и диверсанта?
— Доводилось.
— Но все это не вяжется между собой, — сказал Реджи. — Ты пришел работать в полицию раньше, чем она. И намного раньше, прежде чем выяснилось… какая она. Даже ТАКС не смогло бы все это просчитать и внедрить тебя заранее.
— И?
— Потом я думал, что тебя купили, — сказал Реджи.
— Но?
— Я не смог представить себе сумму.
— Я стар и богат, — согласился Кларк. — Что вообще заставило тебя подозревать меня во всех этих пакостях?
— Только один факт, — сказал Реджи. — Тебя там не было.
— Нас обоих там не было, — сказал Кларк. — И мы оба отсутствовали по довольно уважительным причинам. Ты лежал в коме, а я был мертв. Но я скажу тебе крамольную вещь, Проф, которая может тебе не понравиться. Я не уверен, что даже если бы мы оба там были, это могло бы что-то изменить.
Реджи глотнул виски.
— Что ты имеешь в виду?
— Я был там уже следующим днем, — сказал Кларк. — Подобрался настолько близко, насколько это вообще было возможно. Я знаю, что ты читал некоторые отчеты, но они не в полной мере отражают ту картину, что я видел на месте. Я видел искореженные танки. Я видел воронки в земле, как после удара авиабомбы. От дома вообще ничего не осталось, и ТАКС до сих пор не рассекретило потери. Той ночью в Йеллоу-Парке бушевала сила, с которой мы не смогли бы совладать. Там бушевал ураган, в котором мы были… ну, чуть более, чем просто песчинками.
— Я думал, ты скажешь что-то вроде «сила, которую мы не можем себе даже представить».
Кларк пожал плечами.
— За свою долгую и успешную карьеру шпиона и диверсанта я был свидетелем многих событий, — сказал он. — Однажды я даже встретил человека, который был способен топить корабли и сбивать боевые самолеты с небес, не используя при этом вообще никакого оружия. Меня в этом плане трудно удивить, Проф.
— И что потом случилось с этим человеком?
— Не знаю, — сказал Кларк. — Это было очень давно и очень далеко отсюда. Но когда я стоял рядом с ним и смотрел, как он делает то, о чем я тебе рассказал, я чувствовал свою полную беспомощность. И бесполезность. Это стихия, Проф, а мы — всего лишь люди. Когда стихия начинает буйствовать, единственное, на что мы способны — это бежать, ибо ни помочь ей, ни противостоять ей мы не можем.
Реджи поставил стакан на подоконник и потер лицо рукой.
— И как ты думаешь, чем там дело кончилось? — спросил он. — Основываясь на твоем богатом жизненном опыте?
— Я уже говорил тебе, это было очень давно и очень далеко отсюда.
— Нет, я не про того парня, — сказал Реджи. — Я про нее.
Кларк затушил сигарету в пепельнице.
— Я не знаю, как именно там все закончилось, — сказал он. — Но вывод можно сделать только один, и я тебе о нем уже говорил. Она проиграла, Проф. Она проиграла, иначе мы бы о ней еще услышали.
***
Стив нервничал.
Он начал нервничать с самого начала своего пребывания в тренировочном лагере, и чем больше познавал азы искусства снайперской стрельбы, тем не уютнее и тревожнее ему становилось.
И дело даже не в том, что его инструктор, сержант Бэйн, оказался тем еще чертовым сукиным сыном, который не только аставлял Стива не только часами валяться на земле и посылать в мишень пулю за пулей, но и приказывал ему бегать кроссы, преодолевать полосу препятствий, ползать по земле под пулеметным огнем и каждый вечер читал лекции о том, что именно Стив сделал не так в течение всего дня.
А когда на третий день занятий в лагере появился агент Джонсон, его непосредственный куратор, нервозность Стива достигла апогея.
В тот миг, как он увидел агента Джонсона, вылезающего из черного служебного «эскалейда», Стив со всей отчетливостью осознал, что игрушки кончились, его жизнь никогда уже не станет прежней, и ТАКС действительно хочет, чтобы он убил человека.
Конечно, теоретически эта возможность существовала с самого начала его работы на агентство, она возникла в тот самый миг, когда он поставил свою подпись под контрактом, но теперь она стала слишком зримой. Слишком близкой.
Слишком неотвратимой.
И все старания агента Джонсона убедить Стива, что это убийство пойдет на благо общества, ситуацию почему-то никак не улучшали. Ну, потому что…
— Объект — глава культа, и это деструктивный культ, практикующий человеческие жертвоприношения, — рассказал
